72476.fb2
- Да чего не знать? - снова врезался Шамшин. - Ну, потеряете дня три, только и всего... А вдруг?
- Рискнуть?
Старуха опять посмотрела на Ляльку. Лялька, задрав ноги, раскачивалась на стуле.
- Обдерни юбку... Где у тебя юбка? Что за мода?
Лялька захохотала. Старуха рассердилась.
- Я не понимаю, Ляля, ведь Василию Игнатьевичу, некогда. Он спешит... Надо же решать!
- Езжай, по-моему...
- А это не опасно, Василий Игнатьевич?
- Да что вы, Агния Николаевна... Что тут может быть опасного? Люди-то свои... Я вас не в Америку везу. Согласились?
Он схватил ее за руку.
- Я сейчас еду домой, потом на вокзал, потом забрасываю вам картины... Говорю номер носильщика, вы забираете у него билет и... в Москву, в Москву!
Он расцеловал и Ляльку и заодно старуху. Старуха сразу же забегала по квартире, хватая вещи.
Лялька закричала прислуге:
- Даша, вытащите с антресолей чемодан... Да оботрите!
Начался переполох.
Шамшин опрометью скакал вниз по лестнице. Думать уже было некогда...
Ирине была оставлена записка: "Иринушка! Па экстренному делу выехал в Москву дня на три. Вася".
8
Старуха поселилась в одном из московских переулков, в каменном особняке с помещичьим двориком, занесенным пухлым солнечным снегом. Среди снега стояли три восковые замерзшие березы. Все вокруг и в самом домике было очень приятно. Домик, отведенный под маленький музей начала девятнадцатого века, довольно хорошо сохранился. Заведующий музеем, старый художник-реставратор, был большим приятелем Шамшина по винной части. Старуху он приютил в жилой половине дома, которая не экспонировалась, среди красного дерева и ширмочек, около тяжелой круглой изразцовой печки.
Старуха радовалась тихой жизни и готова была жить в этом особнячке до бесконечности. Утром она пила кофе, потом уходила обедать к московской приятельнице и там проводила вечер.
Когда, наступил решительный день, старухе стало страшно, а может быть, ей не хотелось расставаться с московской жизнью.
Она категорически заявила Шамшину, что у нее сосет под ложечкой, что сегодня ночью ее томили скверные предчувствия и что она вообще не согласна на эту авантюру.
- Вы смеетесь надо мной, Агния Николаевна, - заявил испуганный Шамшин. - Отступать уже поздно. Через полчаса сюда приедут антиквары.
- Василий Игнатьевич, я вам говорю, что сегодня не готова... - стояла на своем старуха. - Придут люди, а я не в состоянии связать мысли, не то что говорить...
Шамшин забегал по комнате... Выкурив две папиросы, он сказал старухе:
- Агния Николаевна, раздевайтесь.
Старуха удивленно посмотрела на него.
- Я вам говорю: немедленно раздевайтесь и ложитесь в постель.
- Зачем?
Она сняла пенсне.
- Вы больны. Вы умираете. Буду говорить я за вас. Ложитесь!
Старуха, подчиняясь приказу, молча пошла за ширму и стала раздеваться. Из-за ширмы он услыхал ее веселый, даже интригующий голос: "Я легла, Василий Игнатьевич".
Шамшин раздвинул ширмы. Старуха лежала под одеялом, помолодевшая, томная, румяная, с улыбающимися глазами, почти невеста, ожидающая жениха.
- Что это такое? - строго спросил Шамшин. - Так не годится! Повяжите голову чем-нибудь черным. Сотрите губную помаду... Постойте! Да у вас даже брови накрашены... Все стереть...
Все к черту!
Старуха была недовольна, но ей пришлось подчиниться Шамшину. Когда раздался звонок, Шамшин побежал отворять двери.
- Старуха-то плоха... - сообщил он антикварам. - Боюсь, как бы тут не окочурилась.
Антиквары, покашливая, осторожно, на цыпочках, вошли в комнату. Раскланялись со старухой. Она ответила им, мигнув ресницами. Когда они начали ее расспрашивать, она тупо ткнула в угол, где стоял пакет, зашитый в холщовый мешок. Юсуп вскрыл его. С недоумением антиквары разглядывали привезенные картины, пока не дошли до работы Шамшина.
Бержере покосился на старуху и шепнул:
- Эта?
Шамшин, взяв свою картину, повертел ее, как фокусник, и швырнул на стол. Бержере с недоумением взглянул на нее.
- Ну как?
- По-моему, фальшивка! - холодно сказал Шамшин.
Бержере вздохнул. Ему тяжело было разочаровываться.
- Как быть?.. Подождите. Я съезжу к Вострёцову.
Он не поверил Шамшину. Он заметил в его глазах странный блеск.
Надев свой неизменный черный котелок, Бержере исчез.
9
Профессор Вострецов сидел на пуфике, неподалеку от старухи, и мечтательно оглядывал низкие комнаты сквозь запотевшие стекла очков. Снежинки таяли на его старинной шубе. Изпод бобрового воротника он вытащил седую растрепанную бороду и расправил ее на две акуратных бакенбарды.