Аймик охотно показал, как делают его сородичи наконечник с боковой выемкой, как закрепляют его на древке. А через некоторое время Зетт, молодой охотник и один из самых искусных мастеров, положил на его ладонь три наконечника. Аймик даже присвистнул, разглядывая хорошо знакомую родовую форму детей Тигрольва: удлиненные наконечники с односторонней боковой выемкой у основания.
Но сделаны они были по-другому. Так, как это принято у сыновей Мамонта.
Остальные охотники тоже принялись разглядывать необычные изделия.
— У нас так не принято! — неодобрительно бросил один из стариков.
Но Данбор хлопнул юношу по плечу.
— Ничего, Зетт! Пробуй. Быть может, они-то и принесут нам удачу!..
Следует еще раз заметить: после того как на большей части Русской равнины культуры выходцев из Центральной Европы сменились культурами строителей домов из костей мамонта, там произошли заметные изменения и в обработке камня. Формы каменных орудий становятся проще и мельче, а техника скола заготовок, ведущая к получению тонких длинных пластин и пластинок правильной огранки — все более совершенной. Это ни в коей мере нельзя считать «деградацией». Охотники на мамонтов, жившие на берегах Днепра и Дона 20—14 тысяч лет назад, достигли для своей эпохи настоящих вершин и в домостроительстве, и в обработке кости и бивня, и в орнаментике (тут стоить напомнить, что орнамент типа «меандр» был создан впервые вовсе не древними греками, а обитателями Мезинской стоянки!). Так что, по-видимому, их «упрощенный» каменный инвентарь на тот момент просто соответствовал своему назначению.
Охота — вот основной способ добычи пищи, который на протяжении сотен тысяч лет обеспечивал само существование человечества. Это весьма удивительно: ведь с точки зрения зоологов, ни человек, ни его ближайшие «родственники» — человекообразные обезьяны — хищниками вовсе не являются. По строению зубов мы относимся к всеядным — существам, способным употреблять как растительную, так и мясную пищу. И все же именно человек стал самым опасным, самым кровожадным хищником из всех, когда-либо населявших нашу планету. Перед ним оказались бессильны устоять и самые могучие, и самые хитрые, и самые быстроногие звери. В результате сотни видов животных были полностью истреблены человеком за время его истории, десятки их находятся ныне на грани вымирания.
Палеолитический человек — современник мамонта — охотился на этого зверя не так уж часто. Во всяком случае, много реже, чем это недавно представлялось и ученым, и тем, кто судил о каменном веке лишь по беллетристике (см. главу 1). Но все же трудно усомниться в том, что именно специализированная охота на мамонтов являлась основным источником существования для населения Днепро-Донской историко-культурной области, вся жизнь которого была теснейшим образом связана с мамонтом. Так и считает сегодня большинство исследователей. Однако не все.
К примеру, брянский археолог А. А. Чубур убежден, что во все времена человек был способен осваивать лишь естественные «кладбища мамонтов». Иными словами, наши охотники на мамонтов в действительности являлись лишь очень активными собирателями костей и, по-видимому... трупоедами. Эта весьма оригинальная концепция представляется мне совершенно не убедительной.
В самом деле, попробуем представить себе: что за «природные процессы» могли стать причиной столь массовой и регулярной гибели мамонтов? А. А. Чубуру приходится рисовать совершенно невероятные картины постоянных затоплений высокого правого берега древнего Дона. Эти наводнения будто бы выносили трупы мамонтов далеко в глубину древних балок, а уж там они после спада воды осваивались местным населением... При этом мамонты почему-то упорно не желали откочевать на высокие участки и спастись от массовой гибели!
Места людских поселений те фантастические половодья каким-то образом обходили стороной. Ни малейших следов таких природных катаклизмов археологи там не нашли! Один этот факт уже способен подорвать доверие к гипотезе А. А. Чубура.
Кстати, «мамонтовые кладбища» в Восточной Европе действительно есть. Однако именно в окрестностях поселений с домами из костей мамонта они полностью отсутствуют. Да и вообще они — очень большая редкость.
Между тем вдумайтесь: на обширной территории центра Русской равнины население смогло полностью связать свою жизнь с добычей мамонтов. На этой основе люди создали весьма своеобразную и развитую культуру, которая успешно функционировала на протяжении десяти тысяч лет. Что же, все это время они занимались исключительно разработкой скоплений трупов?
Настоящие «мамонтовые кладбища» действительно посещались человеком эпохи верхнего палеолита и в какой-то мере осваивались им. Но все они ничуть не похожи на долговременные стоянки с жилищами из костей мамонта! Да и возраст их, как правило, более молодой: порядка 13—12 тысяч лет назад (Берелех в Северной Азии, Севское в Восточной Европе и пр.). Быть может, наоборот: человек усилил внимание к подобным местам именно тогда, когда стада живых мамонтов заметно сократились?
По-видимому, так оно и было! Нет оснований отрицать, что люди, обитавшие в бассейнах Днепра, Дона, Десны и Оки 23—14 тысяч лет назад, были именно охотниками на мамонтов. Конечно, они не отказывались при случае подобрать ценные бивни и кости зверей, скончавшихся от естественных причин. Но подобное «собирательство» просто не могло быть их основным занятием, ибо находки такого рода всегда носят элемент случайности. Между тем для того, чтобы выжить в приледниковой зоне, человек нуждался не в спорадическом, а в регулярном поступлении таких жизненно важных продуктов, как мамонтовое мясо, шкуры, кости, шерсть и жир. И, судя по тем археологическим материалам, которыми мы располагаем, люди действительно сумели обеспечить эту регулярность на протяжении многих тысячелетий. Но как же они научились побеждать столь могучего и умного зверя?.. Для того чтобы ответить на этот непростой вопрос, познакомимся с вооружением людей эпохи верхнего палеолита.
Копьеметалка
Массовое освоение нового материала (кость, бивень, рог) способствовало развитию и совершенствованию охотничьего оружия. Но главным явилось все-таки не это, а — технические изобретения той поры. Они резко увеличили как силу удара, так и расстояние, на которое охотник мог поразить дичь. Первым важнейшим изобретением палеолитического человека на этом пути стала копьеметалка.
Что это было? — Вроде бы, ничего особенного: простая палка или костяной стержень с крюком на конце. Однако крюк, прижатый к тупому концу древка копья или дротика, при броске придает ему дополнительный толчок. В результате оружие летит дальше и бьет в цель гораздо сильнее, чем если бы его просто бросили рукой. Копьеметалки хорошо известны по этнографическим материалам. Они были широко распространены у самых различных народов: от аборигенов Австралии до эскимосов. Но когда же они появились впервые и насколько повсеместно использовались верхнепалеолитическим населением?
Трудно ответить на этот вопрос с полной уверенностью. Древнейшие дошедшие до нас костяные копьеметалки найдены на территории Франции в памятниках так называемой мадленской культуры (поздний палеолит). Эти находки представляют собой подлинные произведения искусства. Они украшены скульптурными изображениями зверей и птиц и, возможно, являлись не обычным, а ритуальным, «парадным» оружием.
На стоянках восточно-европейских охотников на мамонтов подобных вещей из кости пока не обнаружено. Но это не значит, что охотники на мамонтов вовсе не знали копьеметалки. Скорее всего, здесь их просто изготавливали из дерева. Возможно, стоит повнимательнее присмотреться к предметам, которые до сих пор описывались археологами как «костяные и бивневые стержни». Среди них вполне могут найтись и обломки копьеметалок, пускай не таких красивых, как те, что были найдены на территории Франции.
В романе «Тропа длиною в жизнь» Аймик из племени детей Тигрольва (охотников на мамонтов) попадает в плен к людям мадленской культуры, которых он называет «лошадниками». Почему так случилось? Об этом речь пойдет ниже. А пока — о другом:
...И еще одно восхищало: мастерство, с которым лошадники выделывали костяные орудия. Конечно, и дети Тигрольва отличались умением резать по кости, и дети Сизой Горлицы. Но лошадники!.. Чуть ли не каждую вещь, — кинжал, простое ли лощило, — они стремились украсить затейливым узором или изображением. У одного стадо оленей переправляется через реку, другой своего любимого коня вырезает, старается, третий... Бывало и так: подберет охотник простой кусок кости и вырезает что-нибудь на его поверхности. Жаль — наблюдать удавалось редко: лошадники сердились, если замечали излишнюю любознательность своего пленника.
Луками они не пользовались, только дротик и копьеметалка. Зато металок таких, как у лошадников, Аймику прежде не доводилось видеть. У сыновей Тигрольва ведь как было? Палка с крючком на конце; у детей Сизой Горлицы — дощечка. Ну, конечно, наводили призывающий удачу охотничий узор, кровью окрашивали, -— и сухой, Родовой, и своей. Но металки лошадников — это же чудо, что такое! Не из дерева сделаны — из кости или бивня, и на конце не просто крюку одного лошадь вырезана, у другого — куропатка, у третьего — олень... Аймику мучительно хотелось в руках такое чудо подержать, но увы! — об этом и думать нечего. Только издали можно полюбоваться, да и то украдкой...
Лук и стрелы
Это самое грозное оружие из всех, созданных первобытным человеком. Еще недавно ученые полагали, что оно появилось сравнительно поздно: около 10 тысяч лет назад. Но теперь многие археологи уверены в том, что в действительности лук начал применяться значительно раньше. Миниатюрные кремневые наконечники стрел ныне обнаружены на поселениях, где люди жили и 15, и 22, и даже 30 тысяч лет тому назад!
Правда, в течение всего верхнего палеолита эти находки так и не стали массовыми. Вот немного позднее, в неолите, они встречаются повсеместно и в очень большом количестве. Палеолитические же наконечники стрел характерны лишь для отдельных культур, да и там их сравнительно немного. Это говорит о том, что на протяжении, по крайней мере, двадцати тысяч лет применение лука и стрел было весьма ограниченным, несмотря на явные достоинства этого оружия (см. гл. «Конфликты и войны»).
Возникает вполне естественный вопрос: почему так случилось? Почему лук не стал распространяться немедленно и повсеместно, вытесняя ту же копьеметалку? Что ж, этому есть свое объяснение. Всякое изобретение, даже самое совершенное, внедряется в жизнь и начинает совершенствоваться лишь тогда, когда оно действительно необходимо своей эпохе, своей культуре. В конце концов, принцип парового двигателя был впервые открыт и применен не Уаттом и даже не Ползуновым, а Героном Александрийским. Случилось это в I веке до нашей эры, задолго до появления на карте мира и Англии, и России. Но тогда, в рабовладельческом обществе, такое изобретение могло использоваться лишь как забавная игрушка.
При загонной охоте, вполне обеспечивавшей человека необходимой добычей, лук, конечно, не был совсем бесполезен, однако решающей роли не играл. Вообще, значение лука как охотничьего оружия изрядно преувеличено в нашей литературе. Те же этнографические наблюдения показывают, что весьма развитые охотничье-собирательские племена успешно добывали себе нужное количество дичи, главным образом, «безлучными» способами. К примеру, народы таежной зоны Сибири и Крайнего Северо-Востока, как правило, знали лук, но искусством стрельбы не отличались. На северных оленей там охотились с помощью копий, а на морского зверя — с поворотными гарпунами и сетями.
По-видимому, уже в мезолите-неолите лук был не столько охотничьим, сколько военным оружием. И именно в этом качестве он оказался действительно незаменим. Дальнейшее совершенствование лука и развитие приемов стрельбы связаны прежде всего с участившимися столкновениями между человеческими коллективами.
Лук и стрелы не в чести у охотников на мамонтов, описанных в романе Олега Микулова. Однако сам главный герой становится искусным стрелком. Причина тому ясна: еще подростком он попадает к тем, кто издавна хорошо владеет стрельбой из лука.
..Лук! Нагу, как и положено сыну Тигролъва, относился к этому оружию с недоверием и насмешкой. Виду, конечно, не показывал, но, глядя в первый раз, как волчата натягивают тетиву, — усмехался. Однако увидев, что выделывают они, еще даже не охотники, с этой «игрушкой», был поражен. Каждый из малолетних лучников за тридцать шагов без промаха вгонял стрелу в еле заметную щепочку, налету валил утку или тетерева, причем стрела прошивала птицу насквозь. Йорр же ухитрялся своей стрелой расщеплять стрелу, выпущенную в воздух кем-нибудь из его приятелей. Не каждую, конечно, но уж одну из трех — обязательно.
И Нагу буквально влюбился в лук, — к большой радости Йорра, принявшегося наставлять своего друга в многочисленных премудростях, связанных с этим оружием. Им повезло: Йорра не взяли в Мужской дом в ту, первую зиму, и целое лето он учил Нагу, как подобрать подходящее дерево, как тетиву изготовить и натянуть.
— …И помни: лук отдыхать должен. Пострелял — спусти тетиву, в хорошее место поставь и поговори с ним, похвали. Тогда он и в деле тебя не подведет...
Вернувшись к своим, пройдя обряд посвящения и получив «взрослое» имя, герой романа демонстрирует на охоте свое мастерство лучника, однако одобрения старших не получает:
...Кустарник. С такого расстояния, через ложок, — даже самая сильная, самая умелая рука дротик не метнет. Их не услышат даже чуткие оленьи уши: мешает ветер. Но Аймик, натягивая тетиву, невольно сдерживает дыхание. Теперь — стрела. ОН САМ — СТРЕЛА! ...Колотится сердце: «Не подведи, родной, моими руками согнутый, берестой оплетенный!..» Руки прикидывают прицел... Ветер попутный, отклонит вправо... Так! А которого из двоих?.. Решено!
Гудит тетива, почти неощутимо ударяет по галъке-защитке, и... Удар! Удача!! Воистину, — сами духи-покровители направили его стрелу! С победным криком, не разбирая дороги, Аймик мчится туда, где бьется смертельно раненный олень.
Они разделывают добычу кремневыми ножами, помогая себе длинными узкими лопаточками, изготовленными из ребер мамонта. Солнце жарит вовсю, и гнус тут как тут: слетелся на запах крови и человеческого пота. Отмахиваться бесполезно.
— Что, припекло? — усмехается в бороду Оимирон. —Давай-ка я дымокур сооружу, все будет полегче.
Действительно, с дымокуром дело заспорилось. Старший брат знает, как надо: такие травы подмешал, что дым хотя и пощипывает глаза, а запах приятный, какой-то пряный.
Работают молча, но Аймик чувствует: Оймирон заговорит, обязательно заговорит о чем-то важном. Да и ему самому есть что сказать брату.
— Металкой ты плохо владеешь. Хуже Мосластого, должно быть.
Аймик вздрогнул от неожиданности и обиды. Он-то ждал похвалы своему выстрелу! И Оймирон угадал его мысли.
— Твой выстрел хорош! Хорош, да оружие не наше. Даже у Ледяных Лисиц лук не в такой уж чести; тоже металку предпочитают. Забыл, что мы говорим? Лук — оружие труса! А ты — словно и не сыном Тигрольва, а сыном Волка от духов вернулся. Вот и прозвали тебя... так, что и называть не хочется...
В конце концов и самому Аймику и его жене Ате приходится бежать из рода. Однако погоня, посланная убить беглецов, настигает их:
...Пейяган сразу оценил положение: действовать металкой вверх, да еще против солнца... Хуже не придумать! Следовало отвлечь, приманить добычу... Но в тот момент все испортил его собственный сынок, у которого некстати прорезался голос.
Мосластому все казалось просто: их трое, и они вооружены, а у Аймика и копья-то нет в руке! Если он и заметил лук, то не придал этому никакого значения: оружие труса у труса в руке, — было бы о чем думать! И заговорил, — себе на погибель!
— Эй, Чужак, хватит дурить; давай, спускайся к нам со своей бабой! Я повиниться хочу. Ей понравится!
Два дурака расхохотались, — а у Пейягана упало сердце. Он понял, что все кончено, и самое лучшее — рвануться всем троим наверх. Быть может...