Уже на закате было солнце Наполеонова счастия, и день славы его приметно вечерел. Еще одержал он некоторую поверхность при Краоне, где для союзников тесно было поле; но Блюхер собрал и поставил все войска свои у Лаона. Тут произошло жаркое сражение 25 февраля - и французы, под личным предводительством самого Наполеона, остались побежденными: пруссаки гнали их за Суасон, 50 пушек наградили победителей.
20
Около сего времени известный генерал российский Сент-Приест, придя с 16 000 из Шалона к Реймсу, отнял город приступом у генерала Корбино. Это было 1 марта. Но на другой же день сам Наполеон, прослышав о случившемся, привел множество войск к Реймсу. Мужественный Сент-Приест, невзирая на неравенство сил, не отказался от боя. Храбро сражался он тут и с честию положил жизнь свою за правое дело. Под веянием знамен российских сомкнул он очи свои, сей достойный всякой хвалы француз! Россия помнит услуги, враги - силу руки, а друзья и подчиненные - любезные свойства души его.
21
Смерть храброго Сент-Приеста открыла пространное поле для лжи и хвастовства Наполеонова. Он трубил во всех печатных листах того времени, что та самая батарея, из которой вылетело смертоносное ядро для великого Моро, выслала тут другое на пагубу Сент-Приеста. И вон как, восклицал он, карает провидение французов, врагов Франции! Но святое провидение уже готовило, уже наводило гром свой на буйное чело самого Бонапарта!.. Видя армии свои ослабеющими, он прибег было к народу. "Вооружайтесь, жители Шампании! Вооружайтесь, французы! К оружию, великий народ! Северные варвары хотят стереть Францию с карты Европы! Силою и хитростью - всем ополчайтесь. Истребляйте, губите, режьте, где, как и чем только можно, всегда и везде!" - так вопиял Наполеон, советуя, особенно женщинам, приманивая неосторожных прелестями своими, губить их по ночам ножом. Не все зловредные семена его остались без прозябения; в некоторых местах народная война начинала уже возгораться! Но великие успехи союзников вскоре положили всему конец.
22
Уже протек февраль, столь обильный происшествиями, боями и превратностями. 5 марта в последний раз прошел Наполеон чрез Эперне с 40 000 своей гвардии. В последний раз польстили слуху его клики народа, провожавшего войско на бой. Марна, привлекшая опять к одной себе Наполеона, выдала Сену союзникам. Быстро подвигались они по знакомым путям вперед. 4 марта дивизия графа Витгенштейна была уже в Провене. Наполеон из Шалопна пустился еще раз поискать счастья на Оби, умышляя обойти Шварценберга, который, вместе с союзными государями, находился 6 марта в Труа. Но союзники, остерегаясь, отступили к Бару; а Наполеон 8 прибыл в Арсис, что на Оби. 9-го в сем месте произошел сильный бой и французы отброшены на северо-восток к Витри. Тут можно уже было сравнить Наполеона с тигром, окруженным искусными охотниками: ярость его не приносила более пользы.
23
Стеснялся круг действий Наполеоновых, умалялись силы, но замыслы его все еще были пространны. Перейдя Марну в Витри и вступя в Сент-Дизье, он хотел ворваться в Лотарингию, вызвать из всех крепостей гарнизоны, составить новую армию и броситься на тыл союзников. Но союзники, провидя несбыточность сих предприятий, выслав к Сент-Дизье генерала Винценгероде, обменялись дорогами с Наполеоном: пожелали ему доброго пути к Рейну, а сами пошли к Парижу!
Между тем и с юга приходили приятные вести. Ожеро уступил Лион австрийцам. Веллингтон поражал Сульта.Блюхер из Шалона подал Шварценбергу руку - и все двинулось к столице Франции.
24
Поход на Париж
На первом шагу своем союзники встречают, при Фер-Шампенуазе, 13 марта, дивизии Мармонта и Мортье. Увидеть, напасть и разбить было для них дело одного мгновения. Оба маршала имели только 25 000. Союзники подавили их ужасным натиском всех своих сил. Сто пушек, 7000 пленных и открытый путь к Парижу достались победителям.
25
Сим последним пользуясь, союзники, свернувшись в пять больших колонн, под веяньем победоносных знамен, с веселыми кликами надежды и радости быстро подвигались к последней цели своей, 16-го перешли они Марну в Трипоре и Мо, а 18 люди, воспоенные водами Оки и Волги, прошедшие из отдаленных краев хладной Сибири, от знойных берегов Каспийского моря, от хребтов грозного Кавказа - сии люди увидели окрестности Парижа! Надобно поставить себя на месте тех, которые прошли столь необъятные пространства, выдержали столько ужаснейших боев, подъяли столь великою истому, столь неописанные труды; и наконец, по полям, облитым кровью, по тлеющим развалинам городов, сквозь огнь, чрез воды и среди смертей, достигли конца своего пути и вершины славы; надобно, говорю я, поставить себя на месте их, чтоб постигнуть чувство, наполнившее тогда сердца подступивших к Парижу.
26
Но совсем противное было в Париже. Невеселые слухи приходили от Марны и Сены; задумчивость и уныние начинали появляться в шумных толпах вечно поющего народа. Правительство, с своей стороны, зная ветреность жителей, распускало слухи о небывалых успехах. Толпы подкупленных и легковерных разглашали их по улицам. Истина спорила с ложью. Но вывоз сокровищ, отъезд Иосифа Бонапарте и самой императрицы показали ясно Парижу настоящее его положение. Громкой барабанный бой на утренней заре 18 марта пробудил беспечных жителей столицы, и тогда только поверили, что более 100 000 победителей стояли уже за высотами, заслоняющими город их.
27
Париж имел несколько тысяч гарнизона, мог выставить до 30 000 народной гвардии и всеми силами войска подкрепить корпуса, разбитые при Шампенуазе. Природа оградила город, в долине стоящий, высотами Бельвильскими, холмом Бютшомон и горою Монмартр. Канал Уркской служил также некоторою обороною.
28
Защитники Парижа расположились следующим образом: справа занимали они Бельвиль, Менильмонтан, Бютшомон и Венсенский замок; их средина расположена была за каналом Уркским, имея за собою Монмартр, который весьма б был страшен, если б был укреплен; а левое крыло их простиралось до Нельи. Весь этот строй имел вид выгнутой Дуги.
29
Распоряжение союзников было следующее: армия силезская должна была идти справа чрез Сент-Денис к Монмартру; гвардия российская и прусская, под начальством графа Милорадовича, занимали средину, двинувшись от Бонди к Пантеню; генерал Раевский управлял нападениями на Бельвиль; а принц Виртембергский, на левом крыле, должен был занять Венсен и наблюдать за Шарантоном. Генерал Сакен и баварцы оставлены в Мо, чтобы противустать Наполеону, если б он вздумал воротиться к Парижу.
30
Бой при Париже
Между 5 и 6 часом утра раздалась пушечная пальба, и сражение загорелось. На твердые позиции: Бельвиль, Ромен-виль и Бютшомон напали прежде всего. Генерал Раевский выбил из Пантеня неприятелей штыками. Другие высоты старались обходить. Множество стрелков распущено было по садам и перелескам. Ружейная пальба гремела беспрерывно. Но Блюхер и принц Виртембергский не могли так скоро, по назначению своему, справа и слева, прийти. Одним же войскам Раевского, начавшим сражение, поддерживать его было тяжело. Наполеон мог поспешно возвратиться и внезапно загреметь в тылу. Париж, услыша гром его, стал бы защищаться до последней невозможности, и тогда союзники, на краю желаний своих, увидели бы себя в положении крайне невыгодном. Одна минута могла дать крутой оборот делам; но генерал граф Барклай-де-Толли сделал решительное соображение, пустил лучшие резервные войска в дело и дело взяло счастливый ход. Граф Милорадович ввел все гвардии в огонь и управлял движениями оных. Тут напрасно уже старался неприятель, с отчаянною храбростью, лишить союзников приобретенных ими выгод: все его усилия обращались в ничто. Это взаимное борение продолжалось большую половину дня, но прибытие силезской армии решило судьбу битвы. Корпус графа Ланжерона пошел прямо на Монмартр, а Клейст и Йорк устремились в Лавильет и прочие в той стороне лежащие места. Граф Милорадович сам повел всех гренадеров на приступ в Бельвиль - и грозная высота сия покорилась. Генералы граф Ламберт, Воронцов, Паскевич, Ермолов, Чеглоков и прочие по грудам неприятельских тел взвели войска свои на высоты, облитые кровью, и гордый Париж, со всеми своими замками, храмами, дворцами, палатами и садами, на необозримом пространстве лежащий, представился глазам удивленных победителей. Гром битвы и общее "ура!" всех соединенных войск наполнили окрестности бранною грозою и шумом, которого они с самых давних времен не слыхали. Множество пушек взлетело на холмы и направилось прямо на столицу. Огненная буря готова была понестись на разрушение сомнением и ужасом волнуемого града. Ударил последний час, и острый меч вознесся над главою его... Но при грозном течении гремящих строев, в дыму и в пламени жестокого боя, когда ничего не слышно было, кроме громких восклицаний победителей и глухого стона побежденных, вдруг настала торжественная минута глубокой тишины: страждущее человечество возвысило голос свой. Сей голос достиг до сердца управлявшего судьбою браней государя и подвигнул его к милосердию. Александр I изрек великое слово благости - помилование! И тысячи храбрых опустили оружие - и Париж спасен!!!
31
Знаменитое сражение при Париже и счастливейшие последствия оного уже довольно известны по множеству сделанных о них описаний; а я крайне несовершенную картину мою окончу последними чертами, означающими отчасти дух жителей Парижа в роковой для них день. 1) Один капитан, смело ведя роту из города в Бельвиль, вдруг узнает, что перемирие положило конец войне. С чувством глубокого прискорбия вонзает он шпагу в землю и, сказав: "Солдаты! Нам нельзя уже сражаться за отечество, так будем плакать о нем!", закрывает лицо руками и плачет. 2) Ученики Политехнической школы, не имевшие еще, по молодости лет, довольно сил управлять оружием, с большою храбростью защищали мост в Шарантоне. 3) Когда русские входили в Бельвиль, один шестидесятилетний старик до тех пор стрелял и бросался на гренадер с ножом, не приемля пощады, покуда не упал мертв к ногам их. На другой день пришло на то место большое семейство оплакать и похоронить убитого[7*] . Довольно этих примеров, чтоб опровергнуть клевету, впоследствии сплетенную, что будто Париж уловлен хитростью и, не желая защищаться, покорил себя добровольно.
Нет! Он защищался - и побежден!.. Русские покорили столицу Франции мужеством, а удивили ее великодушием. Никто не отнимет у них славы, победы и славы, добродетели!
Шалон-на-Марне, 2 июня
Скучная квартира и скучное положение наше вдруг переменилось. Брат пошел к коменданту и узнал в нем совоспитанника своего по Морскому корпусу Н. Ногаткина. Этот прелюбезный молодой человек всеми здесь любим и уважаем. Нам отвели прекрасную квартиру у предоброго хозяина, начальника здешних почт, господина Дюленя. С удовольствием записываю имя его: оно сохранится не в одной записной книжке, но в сердце и в памяти моей. Он принял, обласкал и угостил нас так, как будто самый добрый саксонец. Во Франции не имели мы вовсе такого приему.
Шалон, 3 июня
Все войска возвращаются из Парижа и спешат оставить Францию. Сегодня прибыл граф Милорадович сюда, в Шалон. Он приобрел новые лавры, украшен новыми знаками отличия, но принял нас с прежнею благосклонностью. Мы получили позволение съездить в Париж. С нами едет одни молодой француз Б...м из Лангра, знакомый Но - ну.
Шалон
Я просидел целую ночь напролет! К нам зашел с вечера бывший в корпусе майор Бровков да адъютант наш С**. Речь зашла о Париже. Разговор о нем неистощим. Мы рассматривали план и бродили по улицам, площадям, садам и гуляньям. Много видели они в Париже любопытного; немало хорошего и очень много худого. На Париж должно смотреть как на самый шумный, многолюдный и запутанный лабиринт. Французы раскинули все сети, расставили все приманки и не щадили никаких уловок, никаких средств, чтоб только наших заманить, очаровать и обобрать!.. По общему совету располагали мы, где лучше остановиться по приезде в Париж и что за чем осматривать, чтоб в самое малое время осмотреть как можно больше.
Вот какую сделали мы записку:
1) Остановиться в Отель де Валуа, в улице Ришелье, насупротив Пале-Рояль, чтоб быть поближе к Тюльерийскому дворцу.
2) Взять в услужение на время N. Ипполита.
Осматривать:
1) Музеумы; 2) площадь карусельную; 3) чрез мост Пон-Неф, в древнюю церковь de Notre Dame; 4) сад растений; 5) Пантеон; 6) дом инвалидов; 7) Законодательного сословия палаты; 8) Люксембургский дворец; 9) площадь Вандомскую; 10) сад Тиволи, где гулянье и освещение бывает по четвергам и воскресеньям ввечеру. Тут и оптические картины. Потом театры: 1. Большая опера; 2. Французский; 3. Фейдо; 4. Варьете и проч., и проч. Не знаю, успею ль я все это увидеть, ибо долго в Париже быть не могу.
Город Шатотъери, 5 июля
Шампания, известная своими прекрасными винами, не есть прекрасная область. Она пуста и песчана. В местечке Эперне пили мы самое лучшее шампанское, и я должен был признаться, что до этого времени не пил настоящего. Оно не мутится и не имеет кислорезкого вкуса, потому что не подделано; не бушует, потому что без поташа. Тихо льется оно в стаканы алою или златовидную струею, услаждая обоняние и вкус. Деревня Аи производит лучшее шампанское. Досюда ехали мы в двухколесных почтовых тележках. Завтра поместимся в огромную почтовую карету, которую здесь называют дилижансом.
Город Мо, 6 июля
Дилижанс - преогромная и превыгодная карета, в которой всяк за сходную цену может нанять себе место. Тут сидишь, как в комнате, в обществе пятнадцати или шестнадцати разного звания, разных свойств и часто разных наций людей. Монах, лекарь, офицер, дряхлый старик и молодая девушка нередко случаются тут вместе. Всякий делает, что хочет. Один читает, другой говорит, третий дремлет, четвертый смеется, пятый зевает. Я смотрел окрестности, отыскивал места недавно бывших боев и любовался течением Марны. Резвая Марна, разгуливая по долинам, бежит вместе с нами к Парижу. Сперва видели мы ее справа (по выезде из Шалона); потом вдруг перерезала она нам дорогу (в Шатотьери) и замелькала слева; потом должны были мы еще раз ее переехать; и теперь она уже течет все левою стороною. Сена ожидает подругу свою с отверстыми объятиями в ближайших окрестностях Парижа, близ Шарантона.
Тут дрались русские, говорили мне французы, указывая на Шатотьери. Они пришли из Шалона, прямою дорогою чрез Этож на Монмираль и, заняв слева цепь гор, отрезали французскому корпусу дорогу у Лаферте, успев прежде него занять высокую гору, на которой стоит селение Жуар. О, и русские умели находить дороги во Франции!
Лаферте-су-Жуар значит в переводе Лаферте под Жуаром, то есть деревня Лаферте у подошвы, а село Жуар на вершине горы. Тут холмы одеты виноградниками, украшены рощицами, долины населены и обработаны. Здесь почти нет места, где бы не дрались. В Мо также было сражение <ї>
Трактир в Бонди
Вот уж мы под самым Парижем! Слышим, как он шумит; кажется, чувствуем, как шевелится; но еще не видим его. Он там скрывается за высокими холмами и не хочет быть виден издалека. Наконец, думал я, увижу и я тот город, в который стекаются любопытство, золото и страсти из самых дальних краев Европы; город, который называется столицею света, источником просвещения и вкуса, жилищем роскоши и мод. Такой город должен быть огромен, великолепен, чист, светл, просторен и опрятен. Еще несколько минут - и завеса вскроется! Поверю в описание, рассказы молвы; увижу и узнаю. Дилижанс остановился на несколько минут у трактира в селении Бонди. Так это водится. Все подорожные зашли в трактир отдыхать или прохлаждаться. Я смотрю пристально на окрестности. Окрестности в городе то же, что предисловие в книге. Парижские довольно приятны для глаз; а для воображения, напитанного французскими романами, они должны казаться восхитительны. Рыцари Крестовых походов, воспетые Тассом, не с такою приятною тревогою чувств приближались к цели дальних походов и великих трудов своих, как питомцы французского воспитания приближаются к столице Франции. Что шаг, то напоминание!.. Проезжают чрез лес Бондийский (foret de Bondi) - и тысячи приключений, случившихся в нем, по сказанию романов, представляются воображению их. Увидят Венсен и послышат тайное щекотание в сердце: им представляется, как известный счастливец в любви Ришелье заманивал в этот лес жен и дочерей маршалов и герцогов, княгинь и княжон; забавлял их пирами, музыкою, освещениями без ведома их мужей; шалил с ними, как с аркадскими пастушками, и вовлекал их в приятные глупости (des folies agreables), и проч., и проч.[8*]. Но с этого времени окрестности Парижа доставлять будут русским и веем благомыслящим европейцам воспоминания чистейшие и благороднейшие. Здесь, скажут они, смотря на Монмартр, Бельвиль, Пантень и Сент-Винсен, здесь покрыли себя бессмертною славою герои союзных народов в глазах государей своих! Все села и деревни около Парижа обстроены хорошо; замки, сады, палаты, рощи, водопроводы, фонтаны и Уркский канал пестрят и украшают окрестности. Поселяне живы, веселы, поют и говорят без умолку; живут в красивых домиках. Молодые девушки гуляют хороводами или прыгают поодиночке с корзинками в руках. Они не столько прекрасны, как миловидны. Стройная кофточка, передник и соломенная шляпка или красивый чепчик составляют их наряд. Словом, около Парижа увидели мы гораздо более довольства, нежели где-нибудь во Франции. Только по всей дороге к Парижу и в окрестностях несносный запах часто заставляет зажимать нос. Тысячи худо зарытых тел и множество совсем не зарытых лошадей, разрушаясь на жару, заражают воздух. Французы в утешение себе говорят, что это русские и немцы тлеют на их земле. Да кто бы ни были, а их надобно погребсти порядочно! Своевольные ветреники судят по-своему, они говорят: "Это дело правительства!"... Но дилижанс готов, все садятся - едем в Париж!
----------------------------------------------------------------