- Отойдите, бляди, а то еще вас случайно грохну!
- Ты смотри, в бак не попади. В свою машину бы хрен стрелял...
Пуля, шваркнув о металл, застряла в обшивке машины.
- Может, еще разок? - спросил Шейман.
- Да хватит.
- А что скажет наш кандидат в Президенты? - хором обратились стоящие к Лукашенко.
- Одно скажу... Кончайте херню. Как бы эта сраная затея против нас не обернулась.
- Не обернется... После рваного костюма у входа в Совмин надо дальше идти... Понадобится - и жопу тебе подстрелим. Надо доверять специалистам.
- Да пошли вы... - сказал Лукашенко.
- Когда будем делать заявление о покушении на народного представителя?
- Завтра, а теперь поехали в баню, все уже накрыто.
По дороге он все не переставал думать: "Ясно, сейчас подключат ментов. Доказать, что не было никакого покушения, несложно: стреляли из "мерседеса" такого-то, ни одной машины обнаружено не было, и так далее... Да хрен с ними! Авось все удастся. Прошла ведь утка с гвоздями для дачи Шушкевича. Быдло, или, как выражается умник Федута, белорусский народ, все проглотит. Интересно, что скажут лощеные Гончар и Булахов? Скорее всего: "Сработано топорно, правда всплывет в течение часа". Черт с ними, есть проблемы и покруче".
Машина остановилась около покосившегося здания. Их встречал коротко остриженный, невысокий, с бегающими глазками человек. Услужливо вглядываясь в лицо кандидата, представился:
- Михаил Езубчик - будущий министр строительства.
- Будешь, если выиграем, - буркнул ему Лукашенко.
В предбаннике остро пахло сухими вениками и вареной колбасой. Выпили, залезли на полку.
- По-моему, все-таки херня, не поверят...
- Да ладно тебе, дело сделано, - сказал Шейман.- Завтра увидим...
Со скрипом, впуская холодный воздух, открылась дверь в парную. На пороге в чем мать родила, бледный, с пистолетом в руках, стоял Кучинский.
- Что, Виктор, что случилось? - прокричал Лукашенко.
- Ничего. А вдруг они сюда явятся - защищать тебя кто будет?
Лукашенко вытаращил глаза - член по соседству с пистолетом. Кучинский стоял, переминаясь с ноги на ногу, оглядывался по сторонам: что делать с "Макаровым"?
- Ты его в жопу засунь, - посоветовал Титенков.
Баня взорвалась от хохота. Все попадали с полка.
Слегка успокоившись, похлопывая тощий зад Кучинского, Лукашенко сказал:
- Стану Президентом, будешь ты у меня порученцем по особым делам. Решено... Ну все, хлопцы, еще выпьем и пора спать.
Спали вповалку, на банном полке. Утром их разбудили охранники. Надо подавать заявление о покушении. Могут нагрянуть менты. В машине Титенков, сидевший рядом на заднем сиденье, развеял сомнения друга:
- Саня, все нормально. Ты победишь. Только вот возникает вопрос: "Кто ты и откуда?"
- А знаешь откуда? - он вдруг вспыхнул - Откуда и ты! Из п...!
Как хотелось ему тогда вмазать по тупой Ваниной роже. Он едва себя сдержал: все-таки ехал в "мерседесе" Титенкова, ел его харчи, носил костюм, купленный его дружбаном Витькой Логвинцом. К тому же Шейман, пьяный в сиську, без конца твердил: "Проскочили, проскочили... Народ вздрогнет. Стреляли в кандидата... Покушение... На тебе, выкуси, Вячеслав Францевич. У тебя власть, а мозгов нет. Да я бы на твоем месте всех нас в один миг...".
- Ты чего это несешь... В какой такой один миг? Закон существует...
- Да я твой закон... Сам потом поймешь, как это делается.
- У тебя все же пуля в голове не зря сидит...
- У меня и в кармане кое-что есть. Обойма не пустая...
- Нажрались... Успокойтесь, - сказал Лукашенко. - Там разберемся, кто на что горазд... Государственная работа - эта не стрельба по крышам.
В машине стало тихо.
Непонятно почему, но и через много лет он вспоминал этот странный титенковский вопрос, и длинными бессонными ночами, когда оставался наедине с овчарками и охраной за стеной, его преследовал чей-то голос : "Кто ты и откуда ты?" Часто во сне он кричал : "А кто вы? Откуда вы? Вы все дерьмо!" - и, просыпаясь в холодном поту, плакал навзрыд...
"Байстрюк"
Безрассудная ненависть постоянно жила в нем. Старые и новые обиды, словно кровоточащие раны, разъедали его мозг и волю...
...Колодец. Чернота внизу. Крепкая рука, сжимающая его горло.
- Сейчас ты будешь там... Удавил мою кошку!
Эхом отзывается бездна.
Били долго и часто. Он не мог сосчитать этих ударов. Все темнело в глазах, и боль пропадала сама по себе, будто тело улетало куда-то.
Но потом всегда чувствовал на себе теплые руки матери и что-то холодное на опухшем лице.
- Ну что ты опять натворил?
- Не знаю, они сами...
- Боязно мне, сынок, когда деревня ненавидит... Ох и боязно...
Он оправдывался:
- Не могу выносить этих людей, не могу... Ненавижу их!