Вспоминается также характерная легенда: как-то художника спросил некто простодушный, правда ли, что сам он не пишет своих картин. Художник благодушно усмехнулся и отвечал: "Конечно, разве стоит самому беспокоиться, я их заказываю первоклассным художникам". В этом смысле Рерих разделил не
44
только судьбу многих старинных мастеров, но и наследовал одну сказку, связанную с именем его учителя Куинджи, про которого говорили, что он вообще картин не пишет, но, будучи в Крыму, однажды убил известного художника и завладел его картинами. Успех Куинджи во время начала импрессионизма подсказал этот злой наговор.
Некий книгопродавец предложил одному из моих друзей анонимную книгу, утверждая, что она принадлежит перу Рериха. Причем сам он, по-видимому, имел лишь смутное понятие о личности великого художника и его литературных трудах. Весьма характерно, сколько поговорок, анонимных статей и даже книг уже теперь приписывают Рериху. Это напоминает, как даже в восточной старинной литературе около больших китайских, индусских, тибетских и арабских имен образовывалась обширная анонимная литература. Также и на Западе обильны посмертные произведения, приписываемые великим художникам, композиторам и писателям.
Разные жизненные эпизоды, приписанные художнику, составили бы необыкновенную коллекцию. При этом вспоминается невольно, как покойный Куинджи сказал по выслушании очередной сказки о Рерихе: "В своем увлечении вы сделали из него не только всезнающего, но и вездесущего". Еще недавно автору пришлось с прискорбием наблюдать, как один профессор-востоковед, обуянный профессиональной завистью, злобно измышлял разные мифы о Рерихе. Странно было слышать это из уст человека, претендующего на звание ученого. Впрочем, змей зависти всюду одного цвета.
Многоцветны легенды о Рерихе. Его личность окружена ореолом необычности и огромной потенциальности. Вокруг нее собрались противоречия друзей и врагов. "Похвала врагам", - говорит сам Рерих. Так оно и есть! Ибо все голоса согласно объединяются
45
в одном - все приписывают Рериху необычную мощь. А если к измышлениям врагов прибавить комплекс доброжелательства или же просто смотреть на них не злым, а добрым глазом, мы, право, сможем в унисон с Рерихом сказать: "Похвала врагам!" Ибо если где-то сказано, что от взгляда Рериха волосы седеют, то другим его облик является зовущим и вдохновляющим на подвиг. Если трижды Рерих был похоронен в Сибири и уже служились панихиды за упокой его души, то на Востоке существует легенда о его неуязвимости и неуязвимости его спутников. Во время Центральноазиатской экспедиции Рериха тибетцы уверяли, что они стреляли в Рерихов, но их пули не могли пронзить выставленную им навстречу грудь.
Если и появлялись какие-то смутные намеки о генеологических связях Рериха, то им явно противоречит исторический факт происхождения имени Рериха от Рюрика. Недавно только один ученый спросил у Рериха самым серьезным образом, действительно ли он Рерих, а до того Рериха посещали люди с рекомендательными письмами, адресованными "французскому королю". Кто-то, интересуясь Рерихом, назвал его "белым магом", а некоторые утверждают, что они видели огни над горным хребтом и домом, где жили Рерихи. Вспоминается один эпизод, имевший место в лаборатории Боше в Калькутте. Знаменитый биолог демонстрировал Рериху процесс умирания растения: "Сейчас я дам яд этой лилии, и вы увидите, как она вздрогнет и поникнет". Но вместо увядания лилия поднялась еще выше. Ученый задумался: "Давно предугадывал я, что эманации некоторых сильных людей должны влиять на окружающие физиологические процессы. Вы препятствуете смерти растения, отойдите подальше". И действительно, когда Рерих отошел, жизнь растения прекратилась.
46
Ламам было приказано их духовными силами, так они утверждают, принести в дар супруге Рериха (которую они считают Тарою) фигуру Будды.
В далеком краю миссионер отказал сдать Рерихам дом из-за "буддистских симпатий Рерихов", между тем как в то же самое время Николай Рерих закладывал часовню Святого Сергия и основывал общества, посвященные всем религиям мира; в то же время Папа Римский послал Рериху свое благословение.
Взглянув на портрет Рериха, один каббалист воскликнул, пораженный мощью его глаз: "Какие окна духа!" Но легенды о Рерихе творятся не только на Востоке. Проследим, как и наш утилитарный Запад превозносит его на страницах прессы. В "Нью-Йорк Тайме" находим сообщение о появлении особого племени рерихидов. "Нью-Йорк Америкэн" пишет:
"Рерих способен при первом же разговоре с понравившимся ему человеком вынуть из кармана чудесный рубин или жемчужину и подарить их счастливцу". А Музей имени Рериха характеризуют как "Музей мистерий".
Один знаменитый писатель и лектор говорит на одном собрании: "Истинно я чувствую, что Рерих есть символ власти духа, и мы имеем столько светлых доказательств, что дух его всемогущ, вездесущ и всесилен". Такими понятиями окружает Запад имя Рериха.
Неиссякаемая энергия, которая заложена в любой из фаз его творчества, всегда служила предметом величайшего изумления: "Десятеро не могли бы сделать того, что создает гений Рериха". Саги о Рерихе Ютландском приписывают ту же неиссякаемую энергию первому историческому прародителю этого имени. "Правда ли, что Рерих, как Посвященный, знает все языки?" спросили как-то автора. Истинно поучительно видеть, как живы еще
47
старые и творятся новые легенды и апокрифы. Не случайно говорит Пиндар, этот знаток человеческого сердца: "Чаруя мифом, влечет нас мудрость".
ВСТРЕЧА В ЛАХУЛЕ
(Из бюллетеня Музея Рериха)
После шестидневного пути по узким, вьющимся над пропастями тропинкам, пройдя перевал Ротанг Пасс (13 400 футов над уровнем моря) и все снежные аваланши, мы достигли, наконец, Кейланга, столицы Лахуля, называемого Западным Тибетом. Прекрасное утро. Перед нами блистают глетчеры центральных Гималаев. Снежные вершины поднимаются до 21 000 футов, а в долине гремят воды горных потоков. Здесь же на высоте 10 000 футов дышится так легко. Наши лошади чуют приближающийся отдых и начинают идти быстрее. У моста нас встречает школьный учитель в тибетском костюме и отделанной мехом шапке. Он приветствует нас гирляндами из душистого желтого шиповника. Не успели мы сделать другой поворот, как нас уж ждет встреча: целый оркестр из труб и барабанов. Здесь нас встречает Вазир, правитель этого края, и приносит нам в дар гирлянды цветов и ладан.
Под грохот оркестра мы приближаемся к Кейлангу. Проезжаем мимо местного монастыря, где, приветствуя нас, мощно звучат гигантские трубы, а на плоской крыше, выстроившись в ряд, стоят ламы, включая седобородого главного ламу. Они имеют величественный вид в своих красных одеяниях и прекрасной формы тиарах. Крыши города полны людей. Женщины в праздничных одеяниях забрасывают нас дождем цветочных лепестков. Улицы базара запружены народом. Школьники стоят, выстроившись в ряд, и по знаку, данному Вазиром, толпа приветствует
48
нас радостными кликами. Мы проезжаем через украшенные можжевельником арки, построенные специально для нашей встречи, с трогательными надписями наверху: "Долгие годы благородному профессору Рериху и его супруге". И к трубному гласу и барабанам улыбающаяся толпа лахульцев присоединяет свои приветственные песни. Так, в растущей процессии, предшествуемой музыкой, мы направляемся к Лахульскому отделу Гималайского Института Музея Рериха. Однако приветствия еще не кончились; приближаясь к лагерю, мы замечаем еще одну депутацию лам, также с трубами и в тиарах. Они предлагают нам тибетский чай и восхищаются, как свободно Ю.Н.Рерих говорит по-тибетски. Приближается процессия женщин, возглавляемая красавицей-туземкой. Ее головной убор сплошь покрыт бирюзой, с каждой стороны его свисают по двадцати тяжелых серебряных серег, в носу большое золотое кольцо; вышитое яркендское покрывало в виде мантильи служит как бы фоном для множества драгоценных украшений, а серебряный молитвенный ящичек висит на ожерелье из кораллов, золотых бус и бирюзы. Она подносит нам священное молоко яка и поливает им наши руки. Это большой день для всего Кейланга, ибо гости, которых туземцы встречают, окружены в их глазах ореолом славы за пройденные пути Азии, за победу, одержанную над всеми трудностями, и за великое понимание человеческого сердца.
Чудесное, сияющее, мирное и незабываемое утро!
* * *
По всей жизни Мастера прошли зовы Востока. Замечательно, что одним из самых ранних детских воспоминаний его является старинная картина в отцовском доме, изображавшая гору, озаренную лучами восходящего солнца. Впоследствии Рерих нашел
49
гравюру этой картины в биографии Ходсона - это была Канченджанга!
От легенд, от апокрифов, которые часто ближе к жизни, чем официальные источники, опять вернемся к реальности. Почему так верят самые разнообразные люди Рериху? Только ли потому, что правдивы и прекрасны зовы его? Потому ли, что успех сопровождает дела его? Может быть, еще и потому, что каждый сотрудник его знает: Рерих не предаст, не отступит и всегда найдет оправдывающую крупицу истины. Это сознание уверенности среди поколебленных устоев окружающей жизни создает то, что за Рерихом идут легко, ибо и цель будет поставлена большая и само странствие превратится в поход к Свету. Сердечностью звучат призывы Рериха, зовущего, указующего и свидетельствующего жизнью своею, как легко и достижимо превращать хаос непонимания в праздник подвига. Из последних призывов Рериха не могу не привести его зова к Единению Женщин. Не холодом рассудка, но всей теплотою сердца написаны эти слова:
"Когда в доме трудно, тогда обращаются к женщине. Когда более не помогают расчеты и вычисления, когда вражда и взаимное разрушение достигают пределов, тогда приходят к женщине. Когда злые силы одолевают, тогда призывают женщину. Когда расчетливый разум оказывается бессильным, тогда вспоминают о женском сердце. Истинно, когда злоба измельчает решение разума, только сердце находит спасительные исходы. А где же то сердце, которое заменит сердце женское? Где же то мужество сердечного огня, которое сравнится с мужеством женщины у края безвыходности? Какая же рука заменит успокоительное прикосновение убедительности женского сердца? И какой же глаз, впитав всю боль страдания, ответит и самоотверженно, и во Благо?
50
Не похвалу женщинам говорим. Не похвала то, что наполняет жизнь человечества от колыбели до отхода. Кому давали венки? Издревле венки давались героям и были принадлежностью женщин. И женщины древности при гадании снимали эти венки и бросали их в реку, при этом всегда думая не о себе, а о ком-то другом. Если венок-венец есть символ геройства, то запечатление этого геройства - именно когда венец снимают во имя чего-то или кого-то другого. И это не только бездеятельное самоотвержение, нет, это действенный подвиг! И опять не будет похвалою, но действительностью, когда мы сопоставляем женщину с подвигом.
Ушло средневековье с унижением и умалением женского достоинства. Люди опять сознали грядущую эпоху Матери Мира. И опять меч подвига в руке Жанны д'Арк. И опять сияние - но не зарево костра, а пылание сердца. Сколько тьмы, сколько уродливых порождений злобы и невежества сожжет это сердце пылающее. Сколько пошлости, сколько безумных умалений достоинства человечества сметет луч сердца женского, осознавшего венок-венец, ей врученный.
Когда мы говорим о Культуре, разве мы не имеем в виду прежде всего женщину, которая неудержно широко понесет Знамя утонченной возвышенной Культуры во все концы, от колыбели до трона.
Когда в доме трудно, зовут женщину. И в телесных, и в духовных болях призывают именно ее. И к кому же обратить это слово "трудно", "тяжко", как не к женщине? А ведь сейчас трудно, очень трудно в большом доме планеты. Смутился дух человеческий, смутился во взаимовредительстве. И даже сами силы природы словно бы возмутились. Землетрясения, извержения, потопы, смешения климатов - все вносит еще большее смущение в и без того смятенный дух человеческий. Но история знала уже такие
51
периоды, а человечество знает и панацею от этих бедствий. И эта панацея - Культура. Там, где рука и мозг обессилевают, там непобедимо сердце, а сердце есть держава Света, средоточие Культуры.
Ваше трехмиллионное воинство женское одобрило и приняло наше Знамя Культуры и Мира. Сердце женское живет не одними словами, но подвигом. Так было во всей истории человечества. Поэтому мы понимаем, что, одобрив и приняв Знамя Культуры и Мира, женщины и понесут его так же действенно, как может пылать священным огнем женское сердце.
Не только благодарить хочу вас, женщины, воинство Матери Мира, за принятие Знамени Культуры и Мира, но настоящим хочу отметить исторический факт, как три миллиона женщин Америки поняли и приняли Знамя Культуры как нечто неотложное и нужное во общее спасение, в воссоздание традиции Света и Красоты.
Радостным будет для меня день, когда мне доведется быть лично на собрании вашем и приветствовать вас, но пока от гор Гималайских позвольте послать мое сердечное сотрудничество вам, воинству Матери Мира".
* * *
Леонид Андреев в своей прекрасной предсмертной статье "Держава Рериха" говорит: "Увидеть картину Рериха - это значит увидеть новый мир". Мы прибавим: "Идти за Рерихом - это значит вступать в новый мир". В своих обращениях Рерих неоднократно говорит: "Не похвала это". И мы скажем: "Не похвала это". Ведь каждый факт может быть подтвержден. Не кажущаяся туманность, но оформленность, ясность и победоносный Свет являются отличительными чертами этой многообразной и неустанной творческой жизни.
52
* * *
Характерно и то, что, когда мы собираемся здесь во имя Рериха, сам он в далеких Гималаях каждодневно творит. Может быть, там сейчас раннее утро. В семь часов встает художник-водитель. Может быть, к нему пришли ламы. Толкуют о целебных травах и о книгах, Шамбале посвященных.
Может быть, седобородый брамин пришел совершить ежедневную пуджу и принес новое пророчество Нар-Синга или бога Джамлу. Может быть, пришли женщины из Маланы или прислал привет раджа из Кулу. Может быть, снаряжается новая экспедиция в горы или же художник вместе с Еленой Ивановной проходит по саду роз. А может быть, у мольберта уже пишется новая картина со звездным небом или лучами восхода. Мне кажется - там раннее утро, и блещут вершины перевала Ротанга.
Помню, когда индусский журналист спросил Рериха, удобно ли ему руководить столь большими делами из горного уединения, Рерих отвечал: "Когда хозяйство обширно, то с горы виднее". И еще одно качество художника хочется отметить: необычайную легкость в передвижении. Вот мы говорим о том, что Рерих далеко. Но так возможно, что завтра придет весть о его приезде или сам он неожиданно появится с маленьким коричневым несессером в руках, про который он так любовно говорит: "Ведь он со мною уже двадцать пять лет ходит". Эта же трогательная бережливость при пламенной открытости ко всему новому звучит, когда Рерих говорит и о старых друзьях и иногда добавляет в случае чьих-нибудь ошибок: "А сердце-то у него недурное".
Вот, во имя этого всевмещающего, ведущего к Свету сердца, нам и хочется послать Рериху, к десятилетию его культурных учреждений в Америке, привет в его далекие любимые Гималаи.