Исследователи увидели в этом соседстве оппозицию. Переписчик же и вовсе решил, что автор хочет воспеть нынешних князей, также как Боян — прежних. Он использовал зачин как предлог для кольцевой композиции и появляются в финальной части обобщающие формулы:
Певше песнь старымъ княземъ, а по томъ молодымъ пети —
Слава Игорю Святъславлича, буи–тур Всеволоде
(Владимiру Игоревичу!)
Здрави князи и дружина: побарая за христьяны на поганыя плъки!
Боян пел славу старому Ярославу, храброму Мстиславу, красному Роману Мстиславичу понятно почему. Но почему теперь должна возноситься слава этим «молодым»? Неуместность подобной здравицы очевидна.
…Впервые в тексте появляются «Христианы», причем в написании позднем, не ранее XV–XVI веков. В эпоху «Слова» в ходу иная форма — «крестьяне» («кристиане»). И только, когда старое произношение наполнилось иным содержанием — земледелец, утверждается единственная — христиане.
И, наконец, последний аккорд финала.
Блик странного света, на миг вырвавший из темноты, истинный лик писателя–Переписчика.
Строка выдает его настоящее отношение к идее княжеской славы, которая добывалась дорогой ценой. Он мог лишь догадываться о будущих победах Игоря, но он твердо знал уже, что одно его мероприятие закончилось трагически.
В княжеских сварах гибли люди и во времена Переписчика. Он давно размножает рукописи, в которых князья добывают себе честь и хвалу, принося в жертву многие тысячи крестьянских жизней. И как бы не вставал он на цыпочки, выкрикивая славу неведомым князьям — Игорю и Всеволоду, забыть только что переписанные им строки, живописующие кровавую участь дружины их — он не мог.
…Чръна земля подъ копыты костьми была посеяна, а кровiю польяна…
…ту кроваваго вина недоста, ту пиръ закончаша храбрiи Русичи — сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую…
…а Игорева храбраго плъку не кресити…
«Слово» переписывалось для продажи какому–нибудь владетельному лицу. Возможно, князю. И Переписчик был ограничен в выражениях чувств своих. Он скрывает под ворохом крашеных лепестков славословия блестящий, горький шип.
Термин «аминь», заключая каждую молитву, каждый церковный текст и многие произведения героического жанра, приобретает в народном языке предметное значение — конец1 .
Народная семантика тонко обыграна Переписчиком.
…Мусин–Пушкин расчленил последнюю фразу «Слова о полку Игореве» так: «Княземъ слава а дружине! Аминь». И перевел: «князьям слава и дружине! Конец». Эта разбивка и перевод приняты всеми следующими переводчиками.
В предисловии к своему изданию Мусин–Пушкин писал: «Остались ещё некоторые места невразумительными, то и просит (переводчик) всех благонамеренных читателей сообщить ему свои примечания для объяснения сего древнего отрывка Российской словесности».
До сих пор «благонамеренные читатели» признают, что противительный союз «а» здесь употреблен автором в значении сочинительного — «и».
В «Слове» четко разделяются эти два союза.
…А Игорь Князь поскочи горностаемъ къ тростiю и белымъ гоголемъ на воду. Въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него босымъ влъкомъ и потече къ лугу Донца и полете соколомъ подъ мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине…
И т.п.
Нет ни одного случая применения «а» в качестве союза «и», да и зачем, если оба союза полноправно участвуют в грамматике «Слова».
…не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли веселиа.
…Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше… и т.п.
Но мы договорились, что заключение написано другим человеком, в другое время. Может быть, в языке Переписчика «а» употреблялся вместо «и»?
Вот примеры из финала:
…Певше песнь старымъ Княземъ, а по томъ молодымъ пета…
…Здрави князи и дружина…
Как видим и здесь оба союза выступают в традиционных для русского языка значениях. Нет никаких грамматических и исторических основании подозревать, что писатель вдруг применяет союз «а» в качестве сочинительного, противореча грамматике всего текста.
В «Слове» союз «и» встречается в 88 случаях, «а» — в 55.
Н. М. Дылевский отмечает с полной серьезностью этот удивительный факт: «В одном случае союз «а» встречается в соединительном значении: «Княземъ слава а дружине»2 .
Одно то, что он признает возможность такого невероятного, необъяснимого нарушения, делает несерьезным название его статьи. Он даже не пытается найти хоть какое–то объяснение подозрительно одинокому «а» или объявить розыск прецедентов в истории древнерусской письменности. Просто констатирует наличие — и все. Почему не признают знаменитое «а» противительным союзом? Потому, что получается фраза шокирующая:
«Князьям — слава, а дружине — аминь!»
Не укладывается это в сознании мудрых ученых. Позволить себе такое! Закончить дерзостью великое произведение, гордость славянской литературы!.. Невозможно! Пусть лучше это треклятое «а» превратится в «и».
…Фемиде завязывали глаза, дабы взор ее не отвлекался на созерцание многочисленных истин. Ибо Истина — одна, в сердце твоем. И только она подскажет тебе нужное решение. Эту Истину сейчас называют убежденностью. Или более точным термином — предубежденностью.
Великое произведение должно быть во всем строгим и последовательным. Никаких тебе отклонений в стороны:. не до шуток. И уничтожают таким прочтением одну из самых гениальных строк мировой поэзии,
Сверкнув случайно из–под пера рядового монаха и не мечтавшего о литературной славе, она по достоинству стала печальным алмазом в жестяном венце златого слова славянской письменности.
Веками, тысячелетиями скачут лихие воины «аки серые волци в поле, ищущи себе чести а князю славы».
Слава Игорю Святъславлича!
Буйтур Всеволоде!
(Владiмиру Игоревичу!)
Здрави князи и дружина,
побарая за христъяны на поганыя плъки!
Княземъ — слава, а дружине —
аминь…
Автор «Задонщины» имел перед собой полный экземпляр «Слова». И мы вправе предположить, что отблеск подлинного финала отразился в завершающих словах «Задонщины». «Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче» посвящено замечательной победе объединенных сил восточных славян и их союзников литовцев над ханом Мамаем. Эта победа вдохнула уверенность в Русь: впервые почувствовала она, что сокрушить силу татарскую можно.