- Милостивый государь, я вас прошу, - ее имя?
- Нет, нет, Мод, называть имена я не могу даже тебе.
- Кто же она была тогда?
- К чему подробности? Позволь мне рассказать все это тебе по-своему.
Мод сделала недовольную гримасу.
- Вы отвиливаете, сударь. Но я не хочу быть слишком строгой. Рассказывай по-своему.
- Видишь ли, Мод, собственно говоря, я был всегда влюблен в кого-нибудь.
Она слегка нахмурилась.
- Должно быть, твоя любовь стоит недорого, - заметила она.
- Для здорового молодого человека, обладающего некоторым воображением и горячим сердцем, это является почти необходимостью. Но, конечно, это чувство очень поверхностное.
- Мне кажется, что всякая твоя любовь должна быть поверхностной, если она так легко проходит.
- Не сердись, Мод. Вспомни, что в это время я еще не встречал тебя. Ну вот, я так и знал, что эти вопросы не приведут ни к чему хорошему. Кажется, я вообще делаю глупо, что так откровенно рассказываю тебе обо всем.
На ее лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Франк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.
- Ну, - сказала она наконец.
- Ты хочешь, чтобы я продолжал?
- Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.
- Ты будешь сердиться.
- Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Франк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким... таким Дон Жуаном.
Она начала смеяться.
- Я интересовался каждой женщиной.
- "Интересовался" - милое словцо.
- С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока... ну, ты понимаешь.
- Сколько же было женщин, которыми ты "интересовался"? - И сколько раз этот интерес усиливался?
- Право не могу сказать.
- Раз двадцать?
- Пожалуй больше.
- Тридцать?
- Никак не меньше.
- Сорок?
- Я думаю, что не больше.
Мод в ужасе смотрела на мужа.
- Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год.
- Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было пожалуй более сорока.
- Это ужасно, - проговорила Мод и заплакала.
Франк опустился перед ней на колени и начал целовать ее милые, маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.
- Я чувствую себя таким негодяем, - сказал он. - Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.
- Сорок первую и последнюю, - всхлипывала Мод полусмеясь и полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди.
- Я не могу сердиться на тебя, - сказала она. - Это было бы не великодушно, потому что ты рассказываешь все это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.
- Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными... Но я не верю в то, что они лучшие люди. Это или святые молодые Гладстоны и Ньюманы, или холодные, расчетливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.
Но эти соображения мало интересуют женщин.
- Они были красивее меня? - спросила Мод.
- Кто?
- Те сорок женщин.
- Нет, дорогая, конечно, нет. Чему ты смеешься?
- Знаешь, мне пришла в голову мысль. Хорошо бы было собрать всех этих сорок женщин в одну комнату, а тебя поставить в середине.
- Тебе это кажется смешным? - Франк пожал плечами. - У женщин такие странные понятия о смешном.
Мод хохотала до слез.
- Тебе это не нравится? - спросила она наконец.
- Ничуть, - холодно ответил он.