(Окончание. Начало в №№47,48)
Когда фашистский зверь стал получать смертельные удары, он попытался поддержать храбрость кровавыми расправами, проводя геноцид против советского народа, находившегося под его ярмом.
6 декабря 1943 года Гиммлер выступал в Веймаре:
“Когда я был вынужден отдать приказ о действиях против еврейских партизан и комиссаров в деревне, я также всегда давал приказ убить женщин и детей этих партизан и этих комиссаров. Я был бы трусом и преступником по отношению к нашим потомкам, если бы я позволил этим переполненным ненавистью детям нелюдей выжить в борьбе людей и нелюдей. Мы всегда помним, что мы вовлечены в примитивную, естественную и подлинную расовую борьбу”.
В другой речи 24 апреля 1943 года в Харькове глава СС сказал:
“Каким способом сможем мы убрать из России огромное количество людей, живыми или мертвыми? Мы сделаем это, убивая их, превращая их в заключенных, заставляя их работать и отдавая врагу назад некоторые территории только после полного удаления их населения. Возвращать людей назад в Россию было бы большой ошибкой”.
Эта действительность невероятного террора, который проводили нацисты в Советском Союзе против первого социалистического государства, против коммунистов, является наиболее скрываемой или преуменьшаемой информацией в буржуазной литературе. Такое молчание имеет очевидный смысл. Те, кто не знают о чудовищных преступлениях, совершенных против советского народа, вероятнее всего, верят, что Сталин был “диктатором”, равным Гитлеру. Буржуазия скрывает настоящий антикоммунистический геноцид, предпочитая писать о том, что пришло вместе с нацизмом: иррациональная ненависть к коммунизму, классовая ненависть к социализму. А чтобы лучше скрыть величайший геноцид войны, буржуазия высвечивает другой геноцид, относящийся к евреям.
В своей замечательной книге Арно Дж. Майер, чей отец был левым сионистом, показывает, что уничтожение евреев началось только после того, как нацисты понесли первые тяжелые потери. Это случилось в июне-июле 1941 года в боях с Красной Армией. Зверства против коммунистов, последовавшие за неожиданными поражениями, которые разрушили чувство непобедимости сверхлюдей (Ubermenschen), создав атмосферу, которая привела к Холокосту.
“Уничтожение евреев было результатом войны не на жизнь, а на смерть, для завоевания Lebensraum - жизненного пространства в России, войны на сокрушение Советского режима и ликвидацию международного большевизма... Без операции Барбаросса не было бы и не могло быть еврейской катастрофы, “окончательного решения”“. Когда нацисты столкнулись с поражениями на русском фронте, они решились на “глобальное и окончательное решение еврейского вопроса” во время конференции в Ванзее 20 января 1942 года.
Многие годы нацисты трезвонили об их ненависти к “иудео-большевизму”. Большевизм был наихудшим изобретением евреев. Решительное сопротивление большевиков не позволило гитлеровцам прикончить их принципиального врага. И этот враг повернул разочарования нацистов на евреев, которых они уничтожали в слепой ярости.
С тех пор, как крупная буржуазия евреев стала терпимой к гитлеровскому государству, иногда даже сотрудничая с ним, очень много евреев попали в руки своих палачей. Но евреи-коммунисты, действовавшие в духе интернационализма, боролись с нацистами и привели левое еврейство к сопротивлению. Многие бедные евреи сгинули в этой борьбе. Но много богатых евреев преуспели в бегстве в Соединенные Штаты. После войны они работали на империализм США и его сторожевого пса Среднего Востока, Израиль. Они подробно рассказывают о еврейском холокосте, но только в произраильском контексте; в то же время они открыто провозглашают свой антикоммунизм, тем самым, оскорбляя память коммунистов-евреев, которые действительно боролись с нацизмом.
Мы заканчиваем с тем, как Гитлер подготовил нацистов к бесстрастному убийству 23 (или 27) миллионов Советских граждан. Чтобы обратить своих людей в убийц-автоматов, он должен был убедить их в том, что большевики - это нелюди, животные.
“Гитлер предупреждал свои войска, что вражеские силы состояли “во многом из зверей, а не солдат”, готовя их к действиям с жестокостью зверей”.
Для того чтобы заставить немецкие войска уничтожать коммунистов, Гитлер говорил им, что Сталин и другие советские руководители были “кровожадными уголовниками, ... которые убили и уничтожили миллионы видных русских интеллигентов в дикой жажде крови... и установили самую жестокую тиранию всех времен”.
“Кровавые евреи и тираны ... убили (иногда еще и с нечеловеческими пытками) или заморили голодом до смерти с поистине фанатичной свирепостью до тридцати миллионов человек”.
Итак, ложь Гитлера о “тридцати миллионах жертв Сталинизма” служила для психологической подготовки к нацистскому варварству и геноциду советских коммунистов и партизан.
Заметим, что сначала Гитлер обвинял Ленина в “тридцати миллионах жертв”. Эта отвратительная ложь уже появилась в “Майн кампф” в 1926 году, задолго до коллективизации и чисток! Нападая на иудео-большевизм, Гитлер писал:
“Евреи убили или заморили голодом около тридцати миллионов человек с поистине дьявольской жестокостью и нечеловеческими пытками”.
Полвека спустя Бжезинский, официальный идеолог американского империализма, подхватил ложь нацистов слово в слово:
“Абсолютно правильно будет, если оценить количество сталинских жертв не менее, чем в двадцать миллионов и возможно более чем сорок миллионов”.
Гитлеровская агрессия, затопив Советский Союз кровью и огнем, превзошла все ужасы, которые мир когда-либо испытал. Никогда в человеческой истории люди не подвергались таким ужасным испытаниям, такому бесчувственному насилию. В таких условиях было невозможно с помощью пустых слов и поступков предохранить себя, на что-либо рассчитывать в жизни, или просто спасти себя.
Наступил момент истины для Сталина, верховного вождя партии и страны. Война была мерой его моральной и политической твердости, его воли и терпения, его интеллектуальных и организационных способностей.
В то же самое время, все “правды” о Сталине, раскрытые исключительно для достижения своих целей гитлеровцами и более “респектабельными” правыми, должны были быть подтвержденными: война должна показать без всяких сомнений, что Сталин - “диктатор”, чья “личная власть” не терпит никаких противоречий; “деспот”, не слушавшийся разума; человек с “посредственным интеллектом”, и т.д.
Через полвека после войны эти измышления, проталкиваемые злейшими врагами социализма, снова стали первичной “истиной”. Со временем международная буржуазия добилась успеха в получении монополии на всякие “правды” такого рода.
Однако Вторая мировая война сама по себе предоставила достаточно материала, чтобы разоблачить эту ложь, которая так важна для спасения капитализма, системы эксплуатации и ограбления масс.
“Диктатор” Сталин. Мы начинаем с первой “неоспоримой истины”: Сталин - диктатор, навязывающий свою волю, требующий всеобщего подчинения себе. Вот слова Хрущева:
“Сосредоточение власти в руках одного человека, Сталина, привело к серьезным последствиям во время Великой Отечественной войны”.
“Сталин решал за всех; он не считался ни с кем; он никогда не просил советов”.
“Сталин действовал не за счёт убеждения, объяснения или терпеливого сотрудничества с людьми, но навязывал свои взгляды и требовал абсолютного подчинения его мнению. Если кто-то противостоял его суждениям или пытался проверить его точку зрения и правильность его позиции, то он был обречен на изгнание из руководящего коллектива и дальнейшее моральное и физическое уничтожение”.
“Болезненная подозрительность составляла его главное свойство... Создалась ситуация, когда никто не мог выразить свою мысль”.
Элленштейн пошел по стопам Хрущева. Он абсолютно счастлив оттого, что разоблачил “советскую диктатуру”, в которой Сталин “подозревал всех своих подчиненных”. “Ошибки Сталинского руководства имели трагические последствия в первые месяцы войны, но они были, прежде всего, результатом установившейся советской диктатуры”.
Василевский сначала был помощником Жукова, начальника Генерального штаба. В мае 1942 года он сам был назначен на этот пост. Всю войну он работал со Сталиным.
“В выработке особо важных оперативно-стратегических решений или проверке других важных дел, влиявших на ход войны, Главнокомандующий приглашал лиц, непосредственно отвечавших за данную проблему для ее рассмотрения... периодически он собирал некоторых членов Военных Советов фронтов, чтобы выработать, рассмотреть или утвердить особое решение относительно управления войсковыми операциями...
Предварительное подписание решения о стратегическом плане для его осуществления проводилось Главнокомандующим в узком кругу людей. Обычно это были несколько членов Политбюро и Государственного Комитета Обороны... Эта работа занимала зачастую несколько дней. В ее ходе Главнокомандующий обычно совещался с командующими и членами Военных Советов соответствующих фронтов”.
Заметим, что Государственный Комитет Обороны, возглавлявшийся Сталиным, отвечал за руководство страной, и вся власть находилась в его руках. Василевский продолжал:
“Политбюро Центрального Комитета и армейское руководство всегда полагались на коллективную выработку решений. Вот почему стратегические решения, принятые коллективно и представленные Верховным Командованием как правило соответствовали обстановке на фронте, при условии, что к людям предъявлялись реалистичные требования”.
Василевский также полагал, что стиль работы Сталина улучшился за время Сталинградской битвы, а затем во время больших наступательных операций против гитлеровцев.
“Большим поворотным пунктом для Сталина, как для Верховного Главнокомандующего, был сентябрь 1942 года, когда положение стало очень серьезным, и нужна была особая гибкость и искусное руководство военными операциями. Он был обязан постоянно полагаться на коллективный опыт генералов. Впоследствии от него часто можно было слышать: “Какого черта вы раньше этого не говорили?”
До тех пор пока он не принял решения по важному военному вопросу, Сталин советовался и обсуждал его со своим заместителем, ведущими специалистами Генерального штаба, начальниками Главных Управлений Наркомата Обороны и фронтовыми командирами, так же, как и с Наркомами отраслей, связанных с оборонной промышленностью”.
В течение всей войны генерал Штеменко работал в Генеральном штабе начальником оперативного управления, а затем заместителем начальника Генерального штаба.
“Я должен сказать, что Сталин не решал и не хотел решать самостоятельно важных военных вопросов. Он прекрасно понимал необходимость коллективной работы в этой сложной области, он уважал тех, кто был специалистом по той или иной военной проблеме, брал в расчет их мнение, и отдавал должное каждому”.
Жуков описал много случаев живого обсуждения проблем и подчеркивал манеру, с которой они решались:
“На заседаниях Комитета часто вспыхивали острые дискуссии. Взгляды высказывались в прямых и определенных выражениях...
Если на заседании не удавалось достигнуть соглашения, немедленно создавалась комиссия из представителей двух разных сторон, которые должны были прийти к соглашению и доложить о выработанных предложениях...
В общем, Государственный Комитет Обороны принял во время войны около десяти тысяч решений по военным и экономическим вопросам”.
Образ Сталина, преподнесенный Хрущевым, “одинокого человека, которому не на кого положиться”, опровергается военными событиями начала августа 1941 года, в которые были вовлечены сам Хрущев и командующий фронтом Кирпонос. Василевский вспоминает анекдот, возможно имея в виду одно место из секретного доклада Хрущева, где говорилось: “В начале войны у нас не хватало даже обычных винтовок”.
Сталин дал разрешение Хрущеву на наступательную операцию, которая должна была начаться 5 августа 1941 года. Но в то же время Сталин приказал ему приготовить оборонительную линию, которую он (Сталин) предложил. Сталин объяснил, что в войне “вы должны готовиться к худшему, и даже очень плохому, так же как и к хорошему. Это единственный путь избежать неприятностей”. Но Хрущев выдал всевозможные беспочвенные требования, которые командование не могло принять. Сталин сказал:
“Глупо надеяться, ... что вы получите всё готовое от кого-либо. Учитесь обеспечиваться и укрепляться самостоятельно. Создайте резервные части, закрепленные за армиями, разворачивайте заводы на производство винтовок, пулеметов, на перегонку нефти... Ленинград оказался способен начать производство “катюш”...
- Товарищ Сталин, все ваши распоряжения будут выполнены. К сожалению, мы не знакомы с “катюшами”...
- У ваших людей есть их чертежи, и вы давным-давно имеете образцы. Ваша ошибка в том, что вы столь невнимательны к этому сокрушительному оружию”.
Вот так Сталин обучал своих подчиненных, Хрущева в частности, проявлять инициативу, творчество и чувство ответственности.
В июле 1942 года Рокоссовский, который до того с большим успехом командовал армией, был назначен Сталиным командующим Брянским фронтом. Рокоссовский не был уверен, справится ли он. Он был тепло принят Сталиным, который объяснил ему положение на фронте. Рокоссовский описывает окончание разговора:
“Когда я закончил и уже собрался уходить, Сталин сказал: “Пока не уходите”.
Он позвонил Поскребышеву и попросил его вызвать генерала, только что снятого с поста командующего фронтом (генерал Козлов, Крымский фронт). Состоялся следующий диалог.
- Вы говорите, что мы неправильно наказали вас?
- Да, потому что представитель Верховного Главнокомандования сдерживал меня.
- Как?
- Он мешал выполнению моих приказов, собирал совещания, когда надо было действовать, давал противоречивые распоряжения... в общем, он пытался командовать командующим.
- Итак, он стоял на вашем пути. Но командующим фронтом были вы?
- Да.
- Тогда почему вы не доложили, что он мешает вам?
- Я не смог жаловаться на вашего представителя.
- Так вот за это мы наказали вас: не смогли поднять трубку и позвонить, а в результате вы провалились в проведении операции.
Я вышел из здания Верховного Главнокомандования с мыслью, что как новоиспеченный командующий фронтом я только что получил предметный урок. Поверьте, я выучил его очень хорошо”.
Вот так Сталин применял наказание к генералам, которые не осмеливались отстоять собственное мнение, обратившись непосредственно к нему.
“Истерик” Сталин. Давайте рассмотрим другую “непреложную истину”: Сталин ввел личную диктатуру, часто проявляя истеричность, был шарлатаном и безответственно вел войну, не зная реального положения дел.
И снова человек, который хотел “вернуться к великому Ленину”, Хрущев, желает что-то доложить на этот счёт:
“Даже после начала войны нервозность и истерия, которую проявлял Сталин, ... представляла серьезную опасность для армии”.
“Сталин начал нести всякий вздор о Жукове, в том числе и такое: “Говорят, что перед каждой операцией на фронте Жуков делал так: он брал горсть земли, нюхал ее и говорил: “Мы можем начинать атаку”, или, напротив: “Запланированная операция не может быть выполнена”.
“Сталин планировал операции на глобусе. (Оживление в зале.) Да, товарищи, он привык к глобусу и чертил на нем линию фронта”.
“Сталин был очень далек от понимания действительного положения, которое сложилось на фронте. И это естественно, так как за всю Отечественную войну он никогда не побывал на каком-нибудь фронте”.
Элленштейн, уклоняясь от того, чтобы предстать дураком с идиотскими россказнями Хрущева о глобусе, продолжил атаковать сталинские отвратительные “методы руководства”:
“Должна быть отмечена важная особенность действий Сталина во время войны: его полное отсутствие и для бойцов и для гражданского населения. Он никогда не был на фронте”.
Вот как Жуков представляет Сталина, “нервного истерика”, который не терпел малейших противоречий.
“Как правило, Ставка Главнокомандования работала в методичной, деловой манере. Каждый мог высказать свое мнение.
Кстати, я знал из моего военного опыта, что любой мог вынести вопрос на обсуждение, независимо от отношения к нему Сталина, споря с ним и твердо отстаивая свою точку зрения. И ошибается тот, кто заявляет, что это не так”.
Теперь рассмотрим незабываемую сцену, когда Жуков пришел к держащему в руке глобус диктатору, чтобы приблизительно (ну конечно!) определить линию фронта. По возвращению Жуков писал:
“Невозможно было идти к Сталину без четкого представления ситуации, отраженной на карте, и сообщить непроверенную или (что было намного хуже) искаженную информацию. Сталин не терпел ответов наугад, он требовал предельной точности и ясности.
Казалось, что Сталин имел особый дар определения слабых мест в докладе и документах. Он немедленно выкладывал их и жестко выговаривал ответственным за неточности. У него была цепкая память, он прекрасно помнил сказанное и не упускал шанса дать суровый выговор. Поэтому мы представляли штабные документы, делая все возможное в той обстановке для их уточнения”.
Генерал Штеменко прямо обратился к обвинениям Хрущева, что Сталин, не бывая на фронте, не мог знать военной действительности.
“Верховный Главнокомандующий не мог, по нашему мнению, посещать фронт чаще. Было бы непростительным легкомыслием даже на короткий период покидать Ставку для решения частных вопросов одного из фронтов”.
Такое путешествие было бы бесполезным, говорил Василевский. Сталин получал в Ставке очень подробную и полную информацию, так что “он мог, находясь в Москве, своевременно принять правильное решение”. Сталин принимал решения, полагаясь “не только на известные данные, представленные Ставкой, но и принимая в расчет особенности данной ситуации”.
Как он это делал? Сталин получал всю важнейшую информацию, которая шла из управлений Генерального штаба, Министерства Обороны и Политуправления Красной Армии. Его знание особенностей положения на разных фронтах имело два источника. Во-первых, фронтовые командиры регулярно присылали ему свои доклады. Затем, согласно Жукову:
“Сталин основывал свои суждения по решающим вопросам на докладах, предоставляемых представителями Ставки Верховного Главнокомандования, которых он посылал на фронт для оценки положения на местах и консультаций с соответствующими командирами; на выводах, сделанных в Ставке и предложениях фронтовых командиров и на специальных докладах”.
Представители Ставки должны были докладывать Сталину ежедневно. 16 августа 1943 года, в первый день важной операции близ Харькова, Василевский не прислал свой доклад. Сталин немедленно послал ему сообщение:
“Предупреждаю вас в последний раз, что если вы когда-либо вновь не исполните своих обязанностей перед Ставкой, вы будете сняты с поста начальника Генерального штаба и отозваны с фронта...” Для Василевского это было подобно удару молнии, но он не был оскорблен такой “грубостью”. Напротив, он писал:
“Так же категоричен был Сталин и с другими. Он требовал соблюдения дисциплины одинаково от каждого представителя Ставки... Я чувствовал, что нехватка терпимости к представителю Ставки оправдана в интересах эффективного контроля над боевыми действиями. Сталин очень внимательно следил за ходом событий на фронте, быстро реагировал на все изменения и прочно удерживал контроль над войсками в своих руках”.
В противоположность Хрущеву, который заявлял о безответственности и шарлатанстве Сталина, Василевский, который работал со Сталиным тридцать четыре месяца, так представляет стиль его работы:
“Сталин уделял огромное внимание созданию эффективного стиля работы Ставки. Если мы посмотрим на этот стиль осенью 1942 года, то мы увидим, что он отличался доверием к опыту коллективной работы в составлении оперативных и стратегических планов, высокой степенью исполнительности, изобретательности, постоянным контактом с войсками и точным знанием положения на фронте.
Как Верховный Главнокомандующий, Сталин был предельно требователен ко всем и ко всему; качество, которое вполне оправдано, особенно во время войны. Он никогда не прощал беспечности в работе и ошибок при завершении дела”.
Подробно описанный пример убедительно показывает, как на самом деле работали “методы безответственного руководства” Сталина. В апреле 1942 года провалилось наступление Красной Армии с целью освобождения Крыма. Ставка отдала приказ приостановить наступление и организовать оборону. Двадцати одной советской дивизии противостояли десять дивизий немцев. Но 8 мая немцы атаковали и взломали советскую оборону. Представитель Ставки, Мехлис, близкий знакомый Сталина, представил доклад, на который Верховный Главнокомандующий ответил:
“Вы занимаете странную позицию постороннего наблюдателя, не несущего ответственности за состояние дел Крымского фронта. Эта позиция, возможно, и удобная, но крайне неблагодарная. Вы не посторонний наблюдатель на крымском фронте, а ответственный представитель Ставки, ответственный за успехи и неудачи фронта и обязаны исправлять ошибки командования на месте. Вы вместе с командующим ответственны за крайнюю слабость левого фланга фронта. Если “общая обстановка говорила, что враг будет утром атаковать”, но вы не приняли всех мер по отражению врага, а ограничились только пассивной критикой, то тем хуже для вас”. Сталин полностью раскритиковал бюрократические и формальные методы руководства.
“Товарищи Козлов и Мехлис верили, что их главная задача состояла в издании приказов, и что издание приказов было тем, что они должны были делать для управления войсками. Они не подозревали, что издание приказа это только начало работы, и что главная забота командования состоит в том, чтобы обеспечить выполнение приказа, доведение приказа до войск и организации поддержки войскам в выполнении приказа командования. Как показал анализ хода операции, фронтовое командование издавало приказы без учета обстановки на фронте, не зная действительного расположения войск. Фронтовое командование даже не обеспечило доведение своих приказов до армий... В критические дни операции командующий Крымским фронтом и товарищ Мехлис проводили время на продолжительных и бесплодных собраниях Военного Совета, вместо того, чтобы наладить личный контакт с армейскими командирами и лично отслеживать ход операции.
Задача состоит в том, чтобы наши командиры раз и навсегда положили конец пагубным методам бюрократического руководства и управления войсками; они не должны ограничиваться изданием приказов, а посещать войска, армии и дивизии почаще, и помогать своим подчиненным выполнить приказ. Задача состоит в том, что наши командиры, комиссары и политработники должны полностью искоренить элементы недисциплинированности среди командиров всех рангов”.
В течение всего хода войны Сталин решительно боролся с безответственностью и бюрократизмом. Он требовал искреннего, ответственного отношения к делу.
Сталин, человек “среднего ума”. Мы заканчиваем с третьей “истиной” о личности Сталина: грубый и холодный человек, посредственность, без какого-либо уважения к близким людям, человек, который не испытывает ничего, кроме презрения к своим помощникам.
В действительности люди, которые должны были “терпеть” этого монстра день за днем все четыре ужасных года войны, предлагают совершенно другой портрет Сталина.
Вот как описывает своего “хозяина” Жуков:
“Суховатого сложения и неприметной наружности, Сталин, тем не менее, был впечатляющей личностью. Свободный от претенциозности и вычурности, он покорял сердце каждого, с кем он говорил. Его посетители неизменно были поражены его откровенностью, его врожденным аналитическим складом ума, его эрудицией и цепкой памятью, все это заставляло даже самых опытных собеседников подтянуться и держаться начеку”.
“Сталин обладал не только огромной природной сообразительностью, но и поразительно широкими знаниями. Я мог наблюдать его способность мыслить аналитически во время заседаний Политбюро, Государственного Комитета Обороны и во время моей работы в Ставке Верховного Главнокомандования. Обычно он внимательно выслушивал говорящих, ... временами задавая вопросы и делая комментарии. А когда обсуждение заканчивалось, он делал выводы и подводил итоги”.
“Его потрясающая работоспособность, его умение быстро уловить значение предмета, его крепкая память - все это позволяло ему в течение одного дня управляться с огромным количеством фактов, с которыми могла совладать только очень одаренная личность”.
Василевский дополнил этот портрет несколькими комментариями об отношении Сталина к людям:
“Сталин ... имел огромные организаторские способности. Сам он работал очень упорно, но он также мог заставить и других работать изо всех сил, выдавливая из них всё, на что они были способны”.
“У Сталина была изумительно крепкая память... Сталин знал не только командующих фронтами и армиями, а их было уже около сотни, но и многих командиров корпусов и дивизий, а также и ведущих работников Наркомата Обороны, не говоря уже о высших представителях центрального и областных партийных и государственных органов”.
Помимо того, Сталин знал лично многих создателей самолетов, артиллерийских орудий и танков, он часто приглашал их и задавал подробные вопросы.
Военные заслуги Сталина. Как должны быть оценены военные заслуги человека, который возглавлял армию и народ Советского Союза во время величайшей и самой жестокой войны в истории человечества?
Вот итоговая оценка, сделанная Хрущевым:
“Сталин очень энергично рекламировал себя как величайшего вождя ... взять, например, наши исторические и военные фильмы... их больно смотреть. Их истинное содержание - пропаганда по восхвалению Сталина и его военного гения...
Не Сталин, а вся партия, Советское правительство, наша героическая армия, ее талантливые руководители и храбрые солдаты, весь Советский народ - вот кто обеспечил победу в Великой Отечественной войне. (Бурные и продолжительные аплодисменты)”.
Не Сталин! Не Сталин, а вся партия. А вся партия, по-видимому, получала приказы и распоряжения от Святого Духа.
Хрущев демонстрировал намерение прославить партию, ее коллективную суть в борьбе, и преуменьшал роль Сталина. Создавая культ личности, Сталин присвоил победу, которая была добыта “всей” партией. Как будто Сталин не был самым главным вождем партии, тем, кто всю войну проявлял невероятную трудоспособность, величайшую стойкость и дальновидность. Как будто стратегические решения не утверждались Сталиным, а наоборот, его подчиненными.
Если Сталин не был военным гением, то можно сделать вывод, что величайшая в истории война, война человечества против фашизма, была выиграна не военным гением. Потому что в той ужасающей войне никто не сыграл роль, сравнимую с ролью Сталина. Даже Аверелл Гарриман, представитель американского империализма, после повторения обязательных штампов о “Сталине-тиране”, ясно засвидетельствовал “его высокий ум, который фантастически точно схватывал детали, его проницательность и удивительную человеческую восприимчивость, которую он смог проявить, по крайней мере, в годы войны. Я находил его лучше осведомленным, чем Рузвельт, более реалистичным, чем Черчилль, и, в определенной степени, самым эффективным лидером времен войны”.
“При Сталине не было места никому другому. А где же были наши военные руководители?”, - разглагольствовал Хрущев. Он льстил маршалам: разве не вы были настоящими гениями Второй мировой войны? В конце концов, Жуков и Василевский, два наиболее значительных военных руководителя, высказали свои мнения через пятнадцать и двадцать лет соответственно после позорного доклада Хрущева. Первым мы представляем мнение Василевского.
“Процесс роста Сталина как генерала завершился... После Сталинградского и, особенно, Курского сражения он поднялся до высот стратегического руководства. С того момента Сталин, как правило, мыслил понятиями современной войны, хорошо владел всеми вопросами, относящимися к подготовке и проведению операций. Обычно он требовал, чтобы военные действия проводились творчески, с полным применением военных знаний, так, чтобы все действия были решительными и гибкими, направленными на раскол и окружение врага. В своих военных представлениях он явно демонстрировал тенденцию к концентрации сил и материалов, к разнообразию их использования различными методами подготовки и проведения операций. Сталин стал показывать блестящее понимание военной стратегии, которого он достиг с впечатляющей легкостью, поскольку он был мастером в искусстве политической стратегии, а также и оперативного искусства”.
“Иосиф Сталин, несомненно, вошел в военную историю. Бесспорной его заслугой является то, что под его непосредственным руководством как Верховного Главнокомандующего, Советские вооруженные силы выстояли в оборонительных сражениях и столь блестяще провели наступательные операции. И, однако, он, насколько я могу судить, никогда не говорил о своем личном вкладе. Звания Героя Советского Союза и Генералиссимуса были присвоены ему по письменному представлению фронтовых командиров в Политбюро Центрального Комитета... Обо всех просчетах, допущенных во время войны, он рассказывал народу открыто и честно”.
“По моему глубокому убеждению, Сталин, особенно в поздних фазах войны, был сильнейшей и наиболее замечательной личностью в стратегическом командовании. Он успешно руководил фронтами и всеми военными усилиями страны на основе партийной линии... Он остался в моей памяти как суровый, решительный военный вождь, к тому же и не без некоторой доли личного обаяния”.
Жуков начинает рассказ с превосходного примера методов руководства, как их представлял Мао Цзедун: собрать правильные идеи масс и превратить их в директивы для масс.
“Сталину приписывали различные существенные военные изобретения, такие, как разработка методов артиллерийских наступательных действий, завоевание превосходства в воздухе, методов окружения врага, раскалывание окруженных группировок и уничтожение их по частям и т.д.
Все эти первостепенные проблемы военного искусства являются плодами сражений с врагом, плодами глубоких размышлений, плодами опыта большой плеяды ведущих военных руководителей и самих войск.
Заслуга Сталина на самом деле состоит в том, что он верно оценивал советы, предлагавшиеся ему военными специалистами, а затем в обобщенном виде - в инструкциях, директивах, распоряжениях - немедленно направлял их в войска для практического руководства”.
“До и, особенно, после войны Сталину приписывалась выдающаяся роль в создании вооруженных сил, разработка основ советской военной науки и главной стратегической доктрины, и даже оперативного искусства...
Сталин владел техникой организации фронтовых операций и операций групп фронтов, и вел их с искусством, целиком охватывая сложные стратегические вопросы. Он показал свои способности, как Верховный Главнокомандующий, начиная со Сталинграда.
В руководстве вооруженной борьбой в целом Сталину помогал его врожденный ум и глубокая интуиция. У него было достаточно сноровки, чтобы выявить важнейшие связи в стратегической обстановке для организации отражения врага и проведения крупной наступательной операции. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим”.
Людо МАРТЕНС, Из книги «Запрещённый Сталин