Мальчик бросил эфес в яму, зажег воткнутую в землю благовонную палочку, встал на колени, сложил ладони у подбородка и заговорил высоким и дрожащим детским голоском:
- О, айсуры!
Приведите сюда того, кто убил моего отца! Я отрежу ему уши! Я выколю ему глаза! Я отрублю ему голову! Я вырву его сердце!
Глава вторая
Коромандельский берег.
Точная дата не установлена.
Только спустя несколько месяцев после смерти Владимира Ильича Иван нашел наших.
Красноармейский лагерь - палатки и шалаши - расположилс частью прямо на берегу Бенгальского залива, частью в джунглях.
Лошадь шла шагом. Иван смотрел по сторонам удивленно и радостно, как бывает, когда возвращаешься к родным после долгой отлучки.
Ивана не узнавали, но и он пока не мог никого узнать. На песчаном пляже красноармейцы играли в какую-то странную игру, пиная ногами резиновый шар и бегая за ним кучей.
- Овсай! - кричал один непонятное слово.
- А я говорю - корнер!
- возражал другой еще более непонятно.
Иван привязал лошадь к пальме и направился к большой штабной палатке. Мимо шел красноармеец в буденовке, но босой, и вместо галифе на нем была длинна голубая шелковая юбка. Оттопырив мизинец, красноармеец кушал банан, покачива при ходьбе бедрами. Иван узнал его и окликнул:
- Фомин!
Тот тоже узнал комдива.
- Чего, Иван Васильевич? - удивленно спросил он.
- Ты чего это вырядился?
- Обносились, Иван Васильевич, надо же в чем-то ходить, - обиженно ответил Фомин и пошел, вихляя задницей, дальше.
Иван озадаченно смотрел ему вслед, решительно ничего не понимая. И вдруг кто-то чуть не сбил его с ног. Это был Брускин.
- Григорь Наумыч! - обрадованно воскликнул Новик и развел руки для крепкого мужского объятия.
- Добрый день, товарищ Новиков, - поприветствовал его Брускин так, будто они вчера расстались.
Руки у Ивана опустились.
- Постойте, постойте, Иван Васильевич... - Брускин наморщил лоб, вспоминая. - Ведь вы из Москвы?
- А откуда же? - обиженно и зло ответил Иван.
- Простите. Я тут совсем закрутился. - Брускин обнял Новика. - Ну как там бабушка?
- Бабушка?..
Да ничего бабушка... - Обида все еще не оставляла Ивана.
Глаза Брускина загорелись.
- Фрукты кушала?
- Еще как. Аж за ушами трещало.
- Ну какая она, расскажите! - спрашивал по-детски нетерпеливо комиссар.
- Да бабуля как бабуля, крупная такая, веселая, все сидит, семечки лузгает...
Глаза Брускина стали гаснуть. Новик заметил это и стал чесать затылок, размышляя.
- Это, может быть, соседка, тет Дуся? - с надеждой спросил Брускин.
- Ну да, соседка! - обрадовался подсказке Иван. - А твоя... худенькая такая, седенькая...
- Глянул повнимательней на Брускина и прибавил:- Носатенькая...
Брускин счастливо улыбнулся.
- Да, я вылитый бабушка, это все говорили.
Новик облегченно вздохнул и спросил прямо, глядя на комиссара с сомнением:
- Григорь Наумович, вы тут что, бетеля обожрались?
- Да нет, скорее климат... и вообще... как-то все не так... и не туда, - ответил Брускин, сам не зная ответа. - Идемте скорей!
Товарищ Шведов совсем запутался.
В большой командирской палатке стоял индийский трофейный столик с гнутыми ножками, а на столике стоял или сидел Шведов. Понять это было невозможно, как невозможно было понять, где начинаются и где кончаются руки и ноги начштаба. Шведов действительно запутался и молча и страдальчески смотрел перед собой.
- Это Еха 24, - озабоченно объяснил Брускин. - У нас ею многие стали увлекаться...
- А зачем ты-то, Артем? - спросил Новик, закуривая.
- Курить хотел бросить, - объяснил Шведов.
- Сейчас я тебя распутаю, - пообещал Иван и с силой потянул руку Шведова.
- О-ой, Иван, не надо! - заорал начштаба.