С другой стороны, испытывая влечение к любимому человеку и обожая в нем каждую черточку (хотя мы и не сознаем, что эти черты в основном принадлежат нам самим, а не предмету нашей любви), мы начинаем замечать у себя качества, дотоле нам неведомые. Женская восприимчивость мы являет мужскую силу, и наоборот. И женщины и мужчины признают, как замечательно снова вернуться с любимым человеком в свободное и игривое состояние детства, как хорошо иметь возможность «отпустить тормоза», пусть даже на мгновение сексуального экстаза. Каждый познает, как относиться с уважением к своему телу, ведь оно столь желанно для любимого или любимой.
Развиваясь, отношения становятся глубже. Женщина обнаруживает, что под мужской бравадой скрывается неуверенность, и относится к любимому с еще большей нежностью. Мужчина узнает, что «слабая» женщина зачастую оказывается сильнее его, когда в их жизни наступает реальный кризис. Женщина замечает, насколько хрупким может быть кажущийся непроницаемым «рациональный» подход мужчины к действительности.
Женщины в отчаянии бьются о стену мужской холодности, мужчины в таком же отчаянии наталкиваются на женскую эмоциональную отчужденность. И те и другие должны научиться сдерживать в себе эти чувства. Женщины понимают, что мужчина не умеет сдерживать гнев и выражает его в каком-нибудь физическом действии (слишком часто, к сожалению, избивая женщину). С другой стороны, выясняется, насколько сильным может быть женский гнев без физического выхода.
Эти (и многие другие) открытия относятся исключительно к взаимоотношениям между мужчинами и женщинами. Если не проявлять настойчивости в отношениях, и мужчины и женщины никогда полностью не откроют друг друга.
Ранее я упоминал о высказывании Жоржа Вайяна относительно того, что вернейшим признаком духовного здоровья является способность поддерживать длительные отношения: «Дело не в том, что развод — это плохо, а в том, что любить человека в течение длительного периода — это хорошо». Когда мы кого-то любим в течение долгого времени, происходят две вещи:
1) больше узнаем о них;
2) больше узнаем о себе.
Вот почему я говорил, что современное развитие любви между полами - явление беспрецедентное. Тысячелетиями отношения между мужчинами и женщинами оставались относительно неизменными. Затем в мир внезапно вошло нечто повое - романтическая любовь! С тех пор е безвозвратно изменилось.
Грядущий женский мир
...Торжественное оглашение Успения девы Марии, свидетелями чего мы стали в наши дни, является примером развития символов в течение столетий. Побудительный мотив исходил не от церковных властей, которые продемонстрировали свои колебания, отложив оглашение почти на сотню лет, а от католических масс, которые все настойчивее требовали совершения этого акта. Подобная настойчивость является, по существу, стремлением архетипа к самореализации.
К, Юнг
Когда католическая церковь официально провозгласила в 1950 году Успение девы Марии, матери Иисуса Христа, Юнгу показалось, что он услышал прелюдию чего-то грандиозного. (В соответствии с догматом католической религии плоть Марии, как и Иисуса, после смерти была вознесена на небеса. Это придает ей особый статус, почти божественный, поскольку католическое учение гласит, что во время смерти тело и душа разъединяются, а их воссоединение происходит только в день Страшного суда.) Юнг считал, что Мария внесла недостающий четвертый элемент - женский, который дополнил троицу Бога Отца, Сына и Святого духа. По мнению Юнга, эта четверичность символизирует целостность. (В последующей главе о Самости мы подробнее остановимся на четверичности и мандалах, внутренних символах целостности.)
К 1950 году Юнг уже видел крушение многих мужских ценностей, которые правили миром столь длительное время. Мы, живущие в преддверии XXI века, наблюдали распад практически всех этих структур — политических, экономических, научных, творческих, культурных, религиозных и т. д. Все «рациональные» структуры, которые развивались и поддерживали нас на протяжении веков, вдруг оказались недостаточными для вновь открытой сложности мира.
Разочаровавшись в старых порядках, мы обратили взор на культурные течения, ранее не замечаемые: примерами могут служить восточная философия и мистицизм, ценности и ритуалы коренного населения Америки. Еще одним примером является движение за гражданские права. Не желая больше вариться в общем котле, меньшинства начали борьбу за утверждение своей самобытности. Однако, вероятно, самым важным элементом перемен стало гражданское движение женщин.
Сейчас мы живем в тот начальный период, когда, по-видимому, все, что мы знаем, — это то, что мы, в сущности, ничего не знаем. Традиционные ценности нас больше не прельщают, но мы пока Мб поняли, чем заменить отжившие убеждения. нигде это не проявляется так ярко, как в изменяющихся отношениях между мужчинами и женщинами. Для меня (и многих других) очевидно, что женские ценности находятся на начальных стадиях превращения в ценности господствующие. Хотя мужчины (и женщины, которым удобнее при мужском правлении) изо всех сил борются с этими переменами, мужские ценности и институты постепенно сдают свои позиции, подобно медленному отступлению ледникового периода.
Мы видим напоминания о мужском взгляде на мир повсюду. Если женская точка зрения и выражена, она рассматривается только сквозь призму мужской Анимы, причем грубой и неразвитой. Однако даже такое проявление (например, в открытом признании порнографии) свидетельствует о наступлении женского. (Не то, чтобы женщины поощряли порнографию; просто женское в мужчинах проступает независимо от того, хотят они этого или нет.) До тех пор пока женщины не окажутся на позициях власти и престижа (а этого, к сожалению, еще не произошло), нам едва ли суждено увидеть всю сложность женских ценностей.
Тем не менее Анима проецируется на мир; и мужчины и женщины замечают, что совместимость между женскими качествами, представленными Анимой, и женскими качествами реальных женщин оставляет желать лучшего. Как и при взаимной проекции Анимы/Анимуса у отдельного мужчины и отдельной женщины, это приводит либо к углублению отношений (и их одновременному усилению для обеих сторон), либо отношения разрываются до момента осуществления следующей проекции. Пока что в более широкой проекции Анимы на мир мы наблюдаем чаще второе, чем первое, однако некоторые мужчины и женщины «углубляют отношения» между мужским и женским. Это будет неизбежно продолжаться.
Мужчины имеют власть повсюду, а мужские ценности превалируют. Поэтому на этот раз именно мужчинам придется раскрыться, принять семена нового, терпеливо вынашивать их и страдать от родовых мук, необходимых для того, чтобы дать жизнь теперь уже новому женскому миру. Женщины находятся в столь же нехарактерном для них положении. Они посеяли семена и с нетерпением ждут всходов.
Поскольку властвовать над миром будет женское начало, мужчинам надлежит прийти к соглашению с Анимой. Женщинам также необходимо примириться с Анимусом внутри себя. В противном случае они просто удовлетворятся сменой командования при продолжающемся доминировании мужских ценностей, пусть даже выраженных женщинами. Чем полнее женщины осознают достоинства и недостатки мужского мировоззрения, тем успешнее будет их путь к новому миру.
ГЛАВА 7
Самость
Самость может быть самой глубинной личностью сновидца, процессом развития и целью этого процесса, и все это составляет единое целое. Равным образом Самость переступает все границы личной морали, тем не менее ее этическим принципам присуща правота на некоем более глубинном уровне, которую невозможно отрицать.
Р, Робертсон
В пятой главе мы кратко определили Самость как некий внутренний образец той личности, которой нам предначертано стать. Самость являет собой цель, которая всегда впереди и которой невозможно достигнуть полностью. Самость -это «Бог внутри нас», психологическая аппроксимация, наиболее близкая к Богу, божественности, способная вызывать чувства восторга и благоговения, которые обычно ассоциируются с Богом. (Мы уже упоминали о таком «нуминозном» свойстве коллективного бессознательного в четвертой главе во время обсуждения «подчиненной» функции.) И наконец, Самость - это также «трансцендентная функция», определяющая целостность и порядок внутри человеческой души.
Самость проявляется во множестве персонифицированных форм — она многогранна и простирается от животного к человеческому и выше — к богоподобному. Но она способна также принимать безличные формы - озер, гор, роз, дерева. Она может даже появляться в виде абстрактных геометрических форм, называемых «мандалы», о которых мы поговорим в этой главе немного позже. Ясно одно, что Самость как в качестве источника процесса индивидуации, так и его конечной цели, не поддаетсялеткому определению. Начнем С обсуждения «нуминозного» аспекта Самости — «Бога внутри нас».
Бог внутри нас
[Интеграция Анимы/Анимуса] естественным путем возвращает нас к... «чему-то» незнакомому и в то же время столь близкому нам, полностью нате v// и тем не менее непостижимому, к истинному центру конституции, столь таинственной, что она способна «претендовать» на что угодно — родство с животными и богами, кристаллами и звездами, - не вызывая в нас при этом ни удивления, ни даже чувства неодобрения. Это «нечто» претендует на все сказанное и на большее, и, не имея в нашем распоряжении ничего, что можно противопоставить этим претензиям, мы, несомненно, поступим более мудро, если прислушаемся к его голосу... Я назвал этот центр Самостью... В равной степени правильным будет назвать его «Богом внутри нас».
К, Юнг
Юнг не утверждал и не отрицал существования Бога. Он описывал психологическую, а не метафизическую реальность» Просто желал представить своим читателям нечто, с чем он постоянно сталкивался в работе с пациентами, в собственной жизни, исследованиях мифологических сюжетов! на некоем глубинном уровне души в ней пробуждаются «нуминозные» силы, которые воспринимаются нами как нечто божественное, богоподобное.
Юнг чувствовал, что не следовало отвергать психологический опыт только потому, что он не укладывался в рамки сложившейся системы верований. Всю жизнь он был «открыт» для восприятия явлений, выходящих за рамки обыденности.
Как вы помните из первой главы, еще в коллеже Юнга поражало нежелание его сокурсников даже помыслить о возможности паранормальных явлений. Хотя они с презрением отрицали возможность существования таких явлений, Юнгу казалось, что тревога, выказываемая ими при этом, никак не сочеталась с их кажущейся уверенностью. Юнг был убежден в том, что если обычные люди видели, к примеру, привидения, то это означало, что привидения отвечали чему-то значимому в душах этих людей, независимо от того, возможно ли физическое существование призраков или нет.
Точно так же Юнгу не хотелось соглашаться с убежденностью Фрейда в том, что психоанализ следует любой ценой ограждать от «черной грязи оккультизма». По мнению Юнга, любой человеческий опыт достоин описания и любая модель реального мира, достойная описания, должна включать в себя весь опыт человечества, а не только тот, который укладывается в конкретную теорию.
Поскольку Юнг представил Самость как психологическую реальность, имеющую параллели с концепцией Бога, он подвергся критике как со стороны служителей церкви, так и материалистов. Служители церкви обвиняли Юнга в попытке свести Бога к психологической функции, а материалисты заявляли, что он желает подменить науку метафизикой. Трудно было скользить <<по лезвию бритвы» между двумя лагерями, но Юнг не желал сдавать своих позиций.
Хотя он всегда отрицал, что его модель носит метафизический характер, Юнг утверждал тем не менее, что если Бог существует, то это может проявиться для нас только через некую психологическую функцию, подобную Самости. Иными словами, если в наших душах еще нет опыта, соответствующего божественному, мы вообще не в состоянии воспринять последнее. Существует Бог в буквальном смысле слова или не существует, факт, что нам с рождения присущ архетип «нуминозного», означает, что этот компонент необходим для психической целостности личности. Представляя трехэтапную модель процесса Индивидуации, Юнг пытался описать все доступные наблюдению. Представляя каждую из этих и в виде персонифицированной фигуры — I ) Тень, 2) Анима/Анимус и 3) Самость, — Юнг давал краткое описание или дефиницию фактов. Подобная персонификация не являлась изобретением Юнга: он наблюдал ее в собственных сновидениях и сновидениях пациентов. Сама душа избрала способ персонификации (воплощения г. конкретные образы).
Заинтересованным читателям полезно будет также узнать, что Юнга всегда было стремление видеть не только сильные стороны, но и ограниченность этой концепции. Он искал иные пути. Вторая Юнгова великая модель души берет начало в алхимии. Он обнаружил, что поскольку первые алхимики еще отличались психологической наивностью, то проецировали свои бессознательные процессы на алхимические опыты. Поскольку они стремились к недосягаемому («философскому камню», способному исцелять болезни, обращать свинец в золото и даровать бессмертие открывшему его алхимику), v них не было возможности достичь своей конечной цели - так же невозможно полностью интегрировать бессознательное в сознание. В соответствии с этим их тщательно описанные эксперименты можно интерпретировать психологически замечательную полную модель процесса психологического развития. К сожалению, подробности алхимической модели выходят за рамки этой книги
Одно дело отрицать буквальную реальность так называемого примитивного религиозного опыта, и ем другое — пытаться сбросить со счетов психологическую реальность подобного опыта. Любой индивид, встречающийся с Самостью, неизбежно ощущает то «нуминозное» свойство, которое мы справедливо ассоциируем с божественностью. Невозможно передать опыт встречи с Самостью человеку, у которого никогда не было такого опыта, как невозможно объяснить любовь человеку, никогда не испытывавшему это чувство.
Самость не ограничивается нашими представлениями о моральных принципах, наши заботы не обязательно являются ее заботами. Этот аморальный, нечеловеческий аспект Самости очень часто не принимают в расчет люди, восторженно толкующие о том, что они нашли свое «Высшее Я» или своего «Ангела-Хранителя». Настоящие контакты с Самостью могут быть устрашающими и непостижимыми.
Именно этот вопрос и занимал Юнга всю жизнь. Наиболее полно Юнг разбирает эту проблему в одном из своих последних эссе «Ответ Иову». Юнг рассмотрел поведение Иова по отношению к Богу, а также поведение Бога по отношению к Иову и сделал вывод, что Иов вышел победителем в этом противоборстве. Бог в этом случае поступает как вздорный и безрассудный тиран, а Иов ~ как верный и разумный человек. Юнг полагал, что притча об Иове знаменует поворотную точку в сознании, когда Бог вынужден был признать, что Иов превосходит его по своим моральным качествам. Впервые Бог вынужден был задуматься о возможности истинной взаимосвязи с человечеством, что в конечном итоге приведет к явлению Иисуса, сочетавшего в себе и Бога и человека одновременно.
Как и можно предположить, это была крайне противоречивая позиция, из-за которой Юнг нажил много врагов. Ему никогда не удавалось объяснить своим критикам, что он говорит о психологической, а не метафизической реальности. Для Юнга Библия являлась письменным свидетельством эволюции присущей человечеству концепции божественного. Говоря о библейском Боге, и Юнг подразумевал под ним Самость, «Бога внутри нас». Иов представлял собой стадию сознательного развития человечества в определенный момент времени: начиная с этого уникального момента сознательное и бессознательное вынуждены искать точку соприкосновения.
Борьба все еще идет в душах индивидов и отражается в сновидениях. Каждый из нас достигает момента, когда уже не в состоянии жить в бессознательности. Попытки стать сознательными увлекают нас в долгий путь, который неизбежно приводит - как и Иова - к столкновению с Самостью. Здесь следует осознать антигуманный аспект Самости, представленный и в притче об Иове, когда Бог говорит Иову, что это он создал левиафана и бегемота (библейские чудища). Момент пробуждения сознания всегда сопровождается героической борьбой, и не всем присуще мужество Иова В противостоянии устрашающей энергии Самости. образ Иова олицетворяет правильную реакцию на подобную сверхчеловеческую силу: склони полову и осознай присутствие высшей силы - но не предавай своих ценностей! Юнгу явился подобный образ в важном для него сновидении: преклони колени, склони голову, но не сгибайся так сильно, чтобы голова твоя коснулась земли.
Опыт «внутреннего бога» может принимать различные формы: от веры в то, что у вас действительно была встреча с Иисусом или Буддой, до не менее религиозной страсти, присущей реформаторам и даже ученым. Юнг часто подчеркивал, что пыл, проявляемый учеными-материалистами в их стремлении познать все тайны вселенной, есть, по существу, не что иное, как неосознанные религиозные убеждения.
Можно привести в качестве современного примера молекулярных физиков, которые убеждёны в том, что вот-вот и они смогут создать всестороннюю «великую теорию унификации», с помощью которой можно будет объяснить все во вселенной с начала до конца. Совершенно очевидно, что никакого окончательного объяснения не существует. Наука основывается на временном характере всех ее теорий; в конце концов, научные «законы» представляют собой всего лишь модели, подтвердившие свою эффективность в описании и прогнозировании природных явлений. В конечном счете все научные законы либо опровергаются, либо категоризируются в рамках всеобъемлющих моделей.
Полезно осознавать психологическую реальность Самости и то, что ее архетип находится в развитии. Наша абсолютная уверенность во внутреннем опыте может иметь мало или не иметь ничего общего с реальными фактами. (Об этой концепции рекомендуется почаще вспоминать фундаменталистам всех направлений.)
Мандалы
Хотя, на первый взгляд, «целостность» может показаться не более чем абстрактной идеей (подобно Аниме или Анимусу), она тем не менее является понятием эмпирическим в той мере, в какой душа предощущает ее в форме спонтанных или автономных символов. Таковы символы четверичности, или мандалы.
К. Юнг
Самость представляется сознательному в головокружительном многообразии форм. Это просто-напросто следствие того, что Самость отстоит от сознания дальше, чем Тень или Анима/ Лнимус. Мы рассматриваем все архетипы как истинные символы: символ невозможно свести к единственному определению или простому знаку; символ имеет множество интерпретаций. Но по мере того как мы все дальше углубляемся в коллективное бессознательное, архетип бывает ш.шужден выражать себя в еще большем разнообразии форм для передачи сознанию своих сообщений. А поскольку Самость является высшим архетипом, ее смысл труднее всего «ухватить» или понять.
И прогрессирующей модели индивидуации, где Тень олицетворяет презираемого нами «другого человека, а Анима/Анимус - взаимоотношение, (Самость чаще всего представляет целостность. Крайне абстрактная форма воплощения Самости — геометрические фигуры, мандады.
Слово «мандала» на санскрите означает круг. Позже значение слова было обобщено и стало применяться для обозначения восточного религиозного искусства, для которого типичны изображения кругов, заключенных в квадраты (иногда в другие правильные многоугольники), или наоборот. Многие из культовых изображений на песке, оставленных индейцами навахо в Америке, имеют такую же структуру, как и множество других религиозных символов во всех странах мира. Восточная религиозная традиция использует мандалы как объекты для медитации и созерцания, которые призваны постепенно вводить медитирующего глубже в состояние внутреннего единения с божественным (независимо от того, какие формы — абстрактные или персонифицированные — принимают божества в этих различных культурах). Юнга пленил тот факт, что мандалы достаточно часто появлялись в сновидениях его пациентов и практически всегда в тот момент, когда пациенты пытались восстановить свою внутреннюю целостность. По определениям Юнга, круг олицетворял собой конечную целостность, доступную только Самосли; квадрат являл собой менее совершенный круг (круг низшего типа) и олицетворял ограниченную целостность, доступную сознанию индивидуального «эго». Мандалы как сочетания круга и квадрата отражали попытки души «заключить круг в квадрат» и синхронизировать ограниченную целостность индивида с целостностью его Самости.