Поджидает у дверей с Бомбадилом вместе.
Заходите поскорей! Мы споем вам песню!
А потом зазвучал другой голос – чистый и вековечный, как весна, и
радостно-переливчатый, словно поток с яснеющих утренних высей:
Заходите поскорее! Ну а мы споем вам
О росе, ручьях и речках, о дождях веселых,
О степях, где сушь да вереск, о горах и долах,
О высоком летнем небе и лесных озерах,
О капели с вешних веток, зимах и морозах,
О закатах и рассветах, о луне и звездах —
Песню обо всем на свете пропоем мы вместе!
И хоббиты оказались на пороге, озаренные ясным светом.
Глава VII
У Тома Бомбадила
Четыре хоббита переступили широкий каменный порог – и замерли,
помаргивая. Они оказались в низком, но просторном покое, освещенном
висячими лампадами и пламенем вереницы длинных свеч, сверкавших на
темной гладкой столешнице. В кресле, в дальнем конце покоя, лицом к
дверям, сидела хозяйка дома. Ее белокурые волосы ниспадали на плечи и
мягко струились вниз; ее облекало платье, нежно-зеленое, как юный
тростник, а пояс был золотой с ярко-голубыми незабудками; вокруг нее на
зеленых и бурых блюдах плавали кувшинки – и как на озерном троне
сидела она.
– Входите, дорогие гости, – прозвучал ее голос, тот самый, чистый и
вековечный.
Робко вступили они в покой, неловко и низко кланяясь, точно
постучались, чтобы попросить напиться, в обычный дом у дороги, а им
отворила прекрасная эльфийская дева в цветочном уборе. Но они и слова не
успели вымолвить, как она перепрыгнула через лилии и, смеясь,
устремилась к ним, и платье ее прошелестело, точно прибрежный камыш,
шелохнутый ветерком.
– Смелее, милые друзья! – сказала она. – Смейтесь, веселитесь! Я –
Золотинка, речная царевна.
Пропустив их мимо себя, она затворила дверь и обернулась, отстраняя
ночь за дверью легким движением гибких белых рук.
– Пусть ночь останется в Лесу! – сказала она. – Вы, верно, все еще
страшитесь густого тумана, темных деревьев, заводей и омутов да
неведомой твари лесной. Не бойтесь, не надо! Нынче вы под надежным
кровом Тома Бомбадила!
Они переминались у порога, а Золотинка, улыбаясь, разглядывала их.
– Прекрасная госпожа Золотинка! – промолвил наконец Фродо,
охваченный непонятным ликованием. Бывало, он обмирал от восторга,
внимая чарующим эльфийским голосам, но тут волшебство было совсем
другое, и восторг не теснил ему грудь, а согревал сердце: чудесное не было
чуждым. – Прекраснейшая госпожа! – повторил он. – Мне вдруг стала
внятной таинственная отрада ваших песен.
О тростинка стройная! Дочь Реки пречистой!
Камышинка в озере! Трель струи речистой!
О весна, весна и лето и сестрица света!