Ночью он скрытно провел бойцов к плотине. Пока саперы закладывали в нее взрывчатку, остальные из подручных материалов вязали плотики и перетаскивали к месту, куда должна была устремиться вода. Когда все было готово, Гришин еще раз напомнил о порядке отхода, объявил сигналы связи друг с другом. Только после этого были подожжены шнуры. В полуночной тишине раздался оглушительный грохот. Группа бросилась к спасательным средствам и, подхваченная первой волной, поплыла к своим.
Вернулись разведчики и саперы под утро. По пути они подобрали в камышах тяжело раненного нашей шрапнелью немецкого обер-лейтенанта. Начальник разведки дивизии майор В. В. Артамонов поспешил допросить его. Пленный оказался офицером штаба 48-го танкового корпуса. Он прибыл на позиции проверить, как выполняют приказ германского командования румынские части. Обер-лейтенант провалялся в камышах более суток и был очень плох.
Артамонов пригласил врача и медсестру. Они ввели обер-лейтенанту противостолбнячную сыворотку и сделали перевязку. После этого гитлеровец был отправлен в штаб армии.
Со второй половины августа в полосе обороны дивизии положение стабилизировалось. Мы не только уверенно отражали попытки противника опрокинуть нас, но и проявляли некоторую активность: на вражеские позиции совершались огневые налеты, в тыл гитлеровцам направлялись разведывательные группы и даже целые подразделения.
В последние дни лета в районе Садовое, Уманцево в течение десяти суток действовал отряд во главе с моим заместителем подполковником Л. М. Покровским. Посаженный на трофейные автомашины, отряд был очень подвижным. Внезапными ударами он уничтожал мелкие гарнизоны неприятеля и легко уклонялся от встреч с более крупными формированиями.
Покровский собрал важные сведения о фашистских частях и соединениях, провел большую работу с жителями селений Садовое и Уманцево, разъяснил им, какие данные о враге нас интересуют, куда и как их передавать.
Дерзкие налеты наших бойцов вызвали в стане противника серьезную тревогу. Он бросил против отряда Покровского значительные силы пехоты и артиллерии. Им помогала авиация.
Пришлось дать команду на отход. В Уманцево остался лишь взвод Баймурзаева. Он и принял на себя удар немцев. На рассвете 24 августа к Уманцево подошли семь немецких грузовиков с автоматчиками и одним орудием. Баймурзаев выждал, когда они приблизятся почти вплотную, и только тогда подал сигнал. Дружный и плотный огонь застал гитлеровцев врасплох. Машины остановились. С одной из них соскочили десятка два солдат. Они залегли и начали отстреливаться. Остальные автомобили рванули в объезд Уманцево. Не прошло и получаса, как селение оказалось в кольце. Завязался жестокий бой. Он длился целый день. К неприятелю подошло подкрепление. Силы теперь были слишком не равны.
Баймурзаев организовал круговую оборону. Вскоре его ранило, но командир взвода остался в строю.
Когда у наших бойцов кончились патроны, гитлеровцы попытались захватить их живьем. Советские воины отбивались гранатами, прикладами, ножами.
Коммунист Магомед-Загир Баймурзаев, как и его товарищи, бился до последнего. Он погиб от осколков лимонки, брошенной им в набегавших гитлеровцев.
В этой схватке пали почти все, кто был тогда с Баймурзаевым. В их числе старший сержант Шкитин, бойцы Мельник, Юдин, Лазаренко, Остров, Корнеев, Томилин, Супрун, Федоров, Термуенко.
Как рассказали потом местные жители, к ним, даже мертвым, фашисты долго еще не осмеливались подойти.
После освобождения Уманцево останки героев были с воинскими почестями захоронены в братской могиле. Магомеда-Загир Баймурзаева посмертно наградили орденом Ленина, а остальных его товарищей - орденом Красного Знамени.
Вскоре после этого одна из наших стрелковых рот совершила вылазку в район населенного пункта Деде-Ламин. Атаке предшествовал огневой налет гвардейских минометов и артиллерии. Он ошеломил оборонявшихся здесь посланцев Антонеску. Их позиции были буквально выжжены. Подоспевшие пехотинцы довершили разгром. Только убитыми неприятель потерял у Деде-Ламина свыше 100 человек, 12 солдат и 2 офицера были захвачены в плен.
Накануне 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции командующий 51-й армией приказал мне снова сформировать отряд для действия во вражеском тылу. Мы выделили стрелковый батальон, разведроту, эскадрон конницы, артиллерийскую батарею и пять танков. Командовать этими силами поручили Леониду Михайловичу Покровскому, ставшему к этому времени полковником.
6 ноября в 2 часа утра подразделение У-2 нанесло бомбовый удар по расположенному в Садовом румынскому штабу. К этому времени отряд Покровского должен был пересечь линию фронта и подойти к восточной окраине Садового. Однако он задержался, встретив более серьезное сопротивление противника, чем предполагал. Садовое перешло в наши руки лишь к рассвету.
Кутившие здесь всю ночь генералы и старшие офицеры поспешно бежали, не отдав никаких указаний своим подчиненным. Штабники и находившиеся в Садовом подразделения в панике бросились в лощину, тянувшуюся к Уманцево. Наши артиллеристы открыли по ним беглый огонь картечью.
Преследуя противника, Покровский с ходу овладел селением Уманцево. Узнав об этом, я со своей оперативной группой поспешил туда. Разделив отряд на две части, одну из них направил к станции Аксай, другую - в сторону Котельниковского с задачей разведать глубину обороны неприятеля и его оперативные резервы.
Фашисты бросили против нас значительные силы, поддержанные десятью танками и самоходными орудиями. Я вынужден был дать команду отойти к Уманцево, где стояли на позициях наши орудия и танки. Они встретили гитлеровцев сильным огнем. Потеряв 4 машины, фашисты откатились назад.
9 ноября нам было приказано вернуться в полосу обороны дивизии.
За трое суток пребывания во вражеском тылу мы изучили его систему обороны, уничтожили свыше 900 солдат и офицеров, отбили 8 автомашин, взяли несколько десятков пленных, взорвали и сожгли 3 склада артиллерийских, 2 - с имуществом. Все захваченное продовольствие роздали населению.
Вот уже больше двух месяцев наша дивизия вместе с другими соединениями упорно обороняла плацдарм в районе Сарпинских озер. Мы знали, как трудно в это Время приходилось защитникам Сталинграда, и поэтому стремились быть максимально активными, отвлекая внимание и силы противника от главной цели.
Политработники, партийные и комсомольские активисты постоянно поддерживали у личного состава высокий боевой дух. Не было дня, чтобы они не побывали в окопах, землянках, блиндажах, не побеседовали с бойцами по душам.
16 ноября к нам прибыло пополнение. Офицеры штаба и служб пошли в подразделения, чтобы лично познакомиться с новичками, сразу же ввести их в курс обстановки.
Секретарь штабной партийной организации А. П. Рубцов направился в 4-ю роту, где он был частым гостем. Я& это время как раз происходила смена постов. Рубцов опустился на притоптанную солому, решив подремать, пока соберутся все сменившиеся.
Землянка постепенно наполнялась людьми. Входя в нее, бойцы ставили в отведенное место оружие, потирали от холода руки, щеки, постукивали ногой об ногу, располагались вокруг едва теплившейся железной печки, сделанной из старой бочки, перебрасывались между собой репликами.
- Ну, братцы, и морозец! Если так дальше пойдет, пожалуй, не выдержим,пожаловался кто-то. Вошедший в эту минуту в помещение высокий, широкоплечий, с большими покрытыми инеем усами солдат заметил:
- Рановато, брат, пасуешь. Это... как же не выдержим? - И, усаживаясь в круг, продолжал: - В сорок первом под Москвой покрепче было, и то перенесли. Да еще и немцам покою не давали. Помню, послали как-то нас за "языком". Надели мы белые маскхалаты и - в путь. Шли долго, а прошли мало. Снег глубокий, поземка метет, мороз лютый, аж до костей пронизывает. На пути стог соломы попался. Наш командир, молодой лейтенант, приказывает: "Дядя Вася (это он меня так звал за возраст) и ты, Омельченко, проверьте, нет ли там кого".
Ну мы с Омельченко потопали. Почти вплотную приблизились, смотрим, а там немцы. Я кричу им: "Хенде хох!" - и автомат трофейный направляю. А они - кто лежит, кто сидит, и на мой оклик чихали. Еще раз рявкнул и хотел уже дать очередь, но потом решил, если спят - возьмем живьем. Подошли с Омельченко, а они все, как деревяшки, мерзлые. Просигналили своим, а сами стог обшариваем. Вытащили капрала, вроде живой еще. Кое-как привели в чувство. Но сказать ничего не может. Ладно, думаю, в штабе разберутся. Подошел лейтенант, сосчитал остальных и вывел в блокноте цифру "18". Собрали оружие, солдатские книжки. У некоторых нашли письма, хотели порвать, а лейтенант запретил: сказал, что они - тоже документы. Что-то начертив для памяти, командир распорядился поворачивать назад. Мне он велел наблюдать за капралом, предупредив, что если он окочурится, то нам не миновать второй такой прогулки. Ничего... обошлось. Доставили в целости и сохранности.
- Дядя Вася, а где ты сегодня всю ночь пропадал?- поинтересовался боец, перетиравший в ладонях какую-то траву.
- Где был? Могу ответить, не секрет. Выполнял задание "тройки" (шифрованный номер командира полка). Дал он мне пакет и сказал: "Немедленно доставь в штадив. Очень важно". Взял я конверт, повторил, как полагается, приказание и направился к мотоциклу. Сел в коляску - и помчались. Ветер встречный, холодный. Мне еще туда-сюда, а вот водителю совсем плохо. Но доехали, направляюсь к землянке, вдруг слышу: "Стой! Кто идет?" Говорю пропуск. Потом вглядываюсь и глазам не верю. Омельченко! Какими судьбами? Расцеловались. В сорок первом вместе попали в госпиталь, а выписались порознь, с тех пор не виделись. "Ты по какому делу? - спрашивает.- "С донесением",отвечаю.- "Малость обожди, там сейчас ругачка идет. Замполит с начсандива стружку снимает за то, что солдаты всякую полынь да навоз курят".
В этот момент появился начальник штаба. Увидев меня, спросил: "Откуда?" Докладываю: "Из "хозяйства" Дружинина с донесением".- "А что же не докладываешь, а лясы тут точишь?" Я чуть не сгорел от стыда. Хорошо, что в землянке освещение плохое, не видно. Начальник штаба вскрыл пакет, прочитал, поставил на конверте время. Затем спросил меня: "Как живете?" А я возьми да и бухни: "Все, говорю, хорошо, только курить нечего!" Смотрю, лезет в полевую сумку и достает вот это.
Дядя Вася вынул из кармана пачку махорки и высоко поднял ее над головой. Курильщики восторженно загудели, только один из присутствовавших остался к этому равнодушным. Он заинтересовался другим.
- Дядя Вася, а почему это теперь донесения стали с нарочным посылать? Ведь раньше как было: зашифруют и на рацию. Быстро и на морозе не крякать.
- Ну это не моего ума дело. Может быть, рация но выдерживает мороза, а может, еще что. В общем, приказывают - исполняй.
Отвечал дядя Вася с лукавинкой. Он, видно, о чем-то догадывался, но молчал.
- Дядя Вася, не томи, давай подымим,- попросил Звягин, жадно глядя на курево.
- А я думаю так,- заметил пулеметчик Копытов,- пусть дядя Вася закурит, а мы будем дымком довольствоваться. Некурящих за дверь, чтобы зря добро не тратили. Так-то экономнее будет.
- Нет,- возразил Василий Васильевич.- В первую очередь предлагаю свертеть по одной цигарке на десять персон для тех, кто сейчас в окопах. А что останется - нам.
Против такого распределения никто возражать не стал.
Рубцов, до сего времени лежавший молча, встал, потянулся и включился в разговор:
- Слышал я, товарищи, как вы курительную проблему решаете. Я пришел к вам, чтобы сообщить приятную весточку. Вчера мы получили письмо из Дагестана, где формировалась дивизия. Наши шефы благодарят нас за стойкость и выражают уверенность, что мы в конце концов разобьем врага. Труженики тыла прислали нам полушубки, валенки, носки, перчатки. Не забыли и про табачок.
Дружное "ура" потрясло землянку, а Рубцова так качнули, что он едва не ударился о перекрытие.
Да, в то напряженнейшее время даже такие простые вещи, как пачка махорки, не говоря уже о добром слове, вызывали у нас радость, несли в себе огромный заряд энергии. За Родину, за свободу и счастье народа советские воины готовы были биться до последней капли крови, до последнего дыхания.
Политработники, коммунисты в комсомольцы поддерживали в бойцах это чувство, развивали и утверждали его.
В Зургене полным ходом шла работа по оборудованию командного пункта. Жители этого поселка были эвакуированы. Но в одной глинобитной хатке кто-то остался. Командир комендантского взвода обнаружил в ней пожилую калмычку.
- А почему здесь, бабуся? - напустился на старушку лейтенант.- Тебе что, жизнь надоела? Ну-ка быстренько собирай свои вещи. Все ваши давно уже за Волгой.
Женщина не шелохнулась.