- Ну, тезка, начало есть! Нас двое, а "Дегтярев" - третий. Как раз полный боевой расчет. Так что повоюем!
- Двое - совсем мало, - возразил я. - Это почти ничто.
- Ну, ты брось! Главное - начало... Вот давай-ка лучше, как старики говорят, посидим рядком да поговорим ладком.
Совсем неслышно ронял старый клен большие листья, будто не хотел мешать нашему разговору.
- Да, ты отчасти прав: нас двое и пулемет - это мало, - продолжал Михаил. - Но все-таки согласись, что даже дальнее путешествие начинается с первого шага. Конечно, лучше, если бы нас было много. Но где взять людей? Постой, погоди, не перебивай! Допустим, есть молодежь в Серебрянке, но не подскажешь ли ты мне, на кого можно положиться?
В словах Прохорова, конечно, была истина. Хотя в Серебрянке мы знаем почти каждого, но как знаем? И я, и Михаил приезжали сюда как гости, встречались с молодежью только на вечеринках. Каждый в это время добр и весел. Но чтобы человека узнать, надо пуд соли с ним съесть. А мы вместе только проводили иногда праздники, не работали, не жили рядом. Не знаем ни привычек, ни характеров серебрянских юношей и девушек.
- Так на кого же положиться? - снова спрашивает Михаил. Спрашивает не у меня, скорее у самого себя.
- На комсомольцев. Да и родню, наверное, легче вовлечь.
- Да-а, ты прав! - Теперь глаза его повеселели и на лбу стало меньше морщинок. - Как ты думаешь, Мария наша подойдет? А Броня?
Это его сестры, двоюродная и родная.
Я предлагаю своего Василька, четырнадцатилетнего брата, Нину Язикову, соседку, молодую учительницу. Спорим о Викторе и Ане Потеевых, но все-таки решаем, что подойдут.
- Итак, подведем итоги. - Михаил одной рукой гладит ложу пулемета, на пальцах второй подсчитывает: - Мария, Броня, Василек, Нина, Виктор - пять. Затем - Аня и мы вдвоем. Всего восемь человек. Н-да, наполовину женская команда... Нет-нет, так не пойдет!
А я доказываю ему, что именно они, четверо девушек, могут подсказать нам, кто здесь настоящий боевой парень. Девушки местные, следовательно, знают, кому доверять. А Василек, хоть и подросток, но настолько вездесущ, что все узнает, а главное - никто в малыше не заподозрит нашего разведчика.
- Ты говоришь, словно давно обдумал все! - удивился Михаил. - А ну-ка признайся, правда ли это?
И я признался, что был бойцом истребительного батальона, что есть у меня винтовки и что недавно ходил в Корму в разведку, затем пытался встретиться со своими товарищами, но никого не нашел. Однако твердо верю, что встречусь с ними: живет в Корме Катюша Савельева, она поможет установить связи, а когда придется расширять их, будет для нас незаменимым человеком.
- Хорошо, - улыбнулся Михаил. - Но я вовсе не сторонник вовлекать в борьбу девушек. Война - сугубо мужское дело.
Я не стал с ним спорить.
В Серебрянку вернулись поздно, потому что сначала спрятали в лесной глуши ручной пулемет, а затем долго бродили в надежде найти еще какое-либо оружие. Но ничего, даже обыкновенных патронов, не нашли. Зато повезло в другом. Мы набрели на старую вырубку, где возле трухлявых пней было столько опят, будто кто-то специально посеял их тут.
Нарезали полные корзины: надо же чем-то оправдать полдня, проведенного в лесу.
- Ох и нажарим да наварим! - всплеснула руками бабушка.
Дедушка строго посмотрел мне в глаза и стал свертывать цыгарку, затем долго высекал огонь кресалом. Наконец сделал затяжку и с дымом выдохнул:
- Чем лынды бить, пошел бы к соседям картошку копать. Пуд-второй не будет лишним.
2
Утро выдалось дождливое, ветреное, но к полудню небо прояснилось, снова барашками заклубились кучевые облака, и солнечные лучи щедро сыпанули на землю.
Мы с дедушкой выбрались из-под сумрачного навеса, где с самого утра плели корзины. Не ладилось у нас: не то лоза попалась хрупкая, не то наши руки несноровисты, и дедушка сказал:
- Парить нужно, только парить!
Я про себя улыбнулся: "Лозу или руки парить?"
Печку бабушка истопила еще на рассвете, в ней уже не распаришь лозовые прутья, чтобы они стали гибкими, неломкими. Дедушка выкатил во двор бочку из-под керосина с одним вырезанным днищем. Он поставил ее на кирпичи, развел огонь, а я таскал из колодца воду.
Долго пришлось дожидаться, пока нагрелась вода и пока прутья, опущенные в бочку, стали эластичными. Зато потом работа пошла веселее.
Шестая корзина была уже поставлена в тенек на завалинку, когда во двор заглянул Михаил Прохоров.
- Доброго здоровьишка честным труженикам! - улыбаясь, он приподнял клетчатую кепку. - Значит, на хлеб насущный вы уже сегодня заработали?
Дедушка что-то недовольно пробормотал себе под нос и снова весь ушел в работу. Михаил подмигнул мне и выразительно кивнул на калитку: мол, выйди, поговорить надо.
Как только за мной захлопнулась калитка, он прошептал:
- Ты знаешь, тезка, нашел диски к пулемету. Целых три диска! Стрельнем, а? Сегодня, сейчас?
- Хорошо. Через десять минут я - как штык!
Пообещал, а вовсе не подумал, что нам надо сплести еще две корзины дедушка заготовил восемь каркасов. Я подложил сосновых щепок под бочку, сунул в горячую воду пучок прутьев и стоял, переминаясь с ноги на ногу, будто провинившийся школьник.
- Что, бежать надо? - улыбнулся дедушка. - Ну, беги, беги. Недаром же Мишка заглядывал, недаром. Только вот что я тебе скажу: вы уже не маленькие, думайте-мозгуйте, коли что-либо такое, голову не теряйте.
Через час мы уже колдовали над пулеметом. Миша, оказывается, прихватил с собой чистые тряпочки и даже шомпол от винтовки. Я знал устройство пулемета. Прохоров же с закрытыми глазами мог разбирать и собирать его. Все-таки В армии служил.
- Пошли на шоссе! - твердо сказал Михаил.
Возле одной елочки с обрубленной вершиной мы притаились, наблюдая за дорогой. По ней шли колонны машин. Решили ждать легковую. Она появилась для нас неожиданно в сопровождении мотоциклистов и броневика. Михаил рванул с плеча пулемет, но я тут же схватил его за руки:
- С ума сошел... На каждом мотоцикле по три фашиста...
Он потянул пулемет к себе, но я крепко держал его, прижимая книзу. Пока между нами шла безмолвная борьба, мотокавалькада скрылась за дальним поворотом шоссе.
- В детский сад тебе надо, в ясли! - почти крикнул Михаил.
- А тебе надо фляжку, обязательно...
- Зачем?
- Холодная вода промывает мозги, и они лучше соображают, - ответил я.
Он больше ничего не сказал, только приоткрыл затвор, из канала ствола выскочил патрон.
Снова нарастал протяжно-нудный гул, но уже с противоположной стороны, из Рогачева. Потянулась колонна грузовиков с солдатами в кузовах, затем пошли тягачи с пушками на прицепе. Потом шоссе опустело.
Минут десять стояла тишина. Но вот отозвалась синица, за ней - вторая, совсем рядом с нами начали перебранку драчливые сойки.