После этого я поехал в посольство писать шифровку в Москву о лейбористах, хотя конференция именно в этот день вступила в бурную стадию.
Вечером Келин и Созин (секретарь партбюро) давали ужин в ресторане «Распутин» за счет Народного банка (советского). Мы были предметом внимания, явно вдохновляли оркестрик. Они без умолку выдавали одну за другой русские (в том числе белоэмигрантские и нэповские) мотивы и песни, но и много - просто советских, лучших мелодий. Исполнение заслуживает самой высокой похвалы. Почти не было и налета развесистой клюквы. Гитара - цыган, фортепьяно - молоденькая русская девушка. Пели по-русски (он с цыганским шармом) почти без английского оттенка. И с таким упоением они это для нас делали, что было трогательно. И вновь меня посетило чувство, которое вдохновило Маяковского на стихи о «Советском паспорте». Все таки мы «для них» и сила и загадка. И притягиваем, и любопытно, и странно, и непонятно, чего еще можно ждать от этих русских.
Утром, накануне отъезда, опять писал шифровку на этот раз о встрече с Маккаем и Рамельсоном. В 10 часов официальная встреча с Бертом Карлсоном, генсеком Социнтерна: передача протоколов о прошлогодней встрече в Москве делегации ЦК КПСС и рабочей группы Социнтерна.
11 октября 80 г.
Днем, в три часа встреча с Макленнаном, опять на Kingstreet. На этот раз говорил в основном он. О лейбористской конференции. Уехал, говорит, я оттуда (где он, кстати, выглядел потерянным, жалким, посторонним) со смешанным чувством удовлетворения и горечи. Хорошо, что произошел сдвиг влево в лейбористской партии, хорошо, что такие резолюции о мире, разрядке. Но, с другой стороны, я еще раз увидел, что нас (компартию) никто не хочет ни знать, ни признавать. Мы знаем многих лейбористов, они нас знают, знакомы, общаемся. В профсоюзах есть наши люди, оказывают влияние. Но как партию, нас никто не признает, как политическая достойная величина она не существует. Мы чувствуем себя наблюдателями в рабочем движении.
Это так и есть. Потом, по приезде в Москву, порассуждали на этот счет с Загладиным. Он строил очередную свою лекторскую схему. Я сказал: нет, Вадим, дело идет явно к новой расстановке - к окончательному утверждению социал-демократических партий в качестве интегральной части механизма современного капиталистического общества. На эти же позиции выдвигаются массовые компартии типа ФКП, ИКП, КПЯ. В конце концов в международном плане они составят более или менее однородную политическую величину. И одновременно ускоряется процесс исчезновения мелких компартий, во всяком случае потери или всякого политического значения, как в своих странах, так и на международной арене.
Проговорил с Гордоном два часа. Он все жаловался - после смерти Уоддиса не на кого, мол, и опереться.
Вместе с тем, он дал очень зрелую, объективную, глубокую оценку процессов, происходящих в лейборизме.
Вернулся от него в посольство. Опять засел за шифровку в Москву.
На утро - в Хитроу с Келиным, Якименко и Масленниковым (корреспондент «Правды»),
А с 4-го началась опять рутина, где-то около реальных мировых событий. Сразу, утром попал на Секретариат ЦК (награждение Гэса Холла - Суслов), опять подготовка выезда Б.Н.'а на Берлинскую конференцию, доклады, тексты.
И окунулся в информацию о Польше, об их VI Пленуме. Доклад Каниа и прения. События, сотрясающие социализм. Наша реакция пока в том, что решением ЦК запрещено распространение в СССР «Трибуны люду» и проч. польских газет и журналов. И впрямь: теперь там открыто, резко, честно говорят о том, что у нас, в СССР, в еще большем и более грубом виде присутствует. Именно о том, что привело Польшу к такому кризису. А мы, потому что мы Россия, можем в таком кризисе и маразме пребывать десятилетиями. Уверен, что при щадящем режиме для нашего Главного, да и у других - никто из них даже не прочел полного доклада Кани, не говоря уже о стенограмме Пленума, которая идет по белому ТАСС'у под грифом «совершенно секретно». Думаю, что даже у Б.Н.'а, занятого мелкими бумажками изо всех рубежей, не хватило на это времени. Да и зачем им это все? Никто у нас не собирается ничего менять. Забота у нас одна - сохранить здоровье, благополучие, покой и проч. высшие блага для Генерального и некоторых других вокруг него - это поистине (как в давнюю старину) высший государственный интерес. Ему подчинено все остальное: от добычи угля и нефти до заключения договора с Сирией.
Редакция «Вопросов истории». Спокойные дискуссии. Меня по-прежнему слушают. И я не могу различить: то ли дело во мне самом, то ли в моей должности.
Суслов велел Б.Н.'у сократить число иноделегаций на съезд, так как нельзя утомлять Леонида Ильича. И вообще - съезд по этой причине будет не 9 дней (как XXV), а 5 дней. Съезд - для Л.И., получается, а не для страны, для партии. И в такой момент: Польша, Афганистан, ракеты - гонка, ведущая к катастрофе (сначала экономической)! Какое-то преступное безумие, причем рутинное, обыденное, тихое!
18 октября 80 г.
Только что проводил Пономарева в Рим на похороны Л. Лонго. Оттуда он поедет прямо в Берлин на конференцию по национально-освободительному движению, которую пришлось все равно готовить мне, несмотря на наличие теперь уже трех «третьемирских» замов.
Брежнев обнимается то с Асадом сирийским, то с Кармалем - кабульским. Газеты и IV заполнены этим, а между тем положение у нас (экономическое) не лучше, чем в Польше. Там кризис растет. Вчера прочитал поступившее по линии наших военных воззвание профсоюза «Солидарность» к народу Польши и ко всем народам. Там отчетливо новая, антисоветская нота: хватит нам, полякам, платить по интернационалистическим счетам, которые поступают с Востока, - то Куба, то Вьетнам, то Эфиопия, то Кампучия. Если кому это нужно, пусть и платит. Хватит терпеть позор, который принесли Польше 1939 и 1944 годы.
И кроме того, опять экономические требования, которые превышают в десятки раз экономические возможности. Те, кто за спиной Валенсы, не выдвигая прямо претензий на власть, ведут дело к экономическому хаосу, чтоб нынешняя власть сама ушла. Обещают - на силу ответим силой. А производство падает, рабочие у станков занимаются дискуссиями, доверие не восстанавливается, и «Солидарность» в этом воззвании первым пунктом требует узаконения официальной политической оппозиции.
Наш народ ничего почти не знает, что происходит в Польше. Узнает, когда туда будут посланы наши танки. А это не исключено, если нынешнее руководство уступит или начнет уступать власть «Солидарности».
Продолжаю читать Боффу об истории КПСС после войны. Ведь все всем известно про нас. Все уже написано (несмотря на то, что мы тщательно скрываем и архивы, и то, что сами знаем и видим). Все уже прочитано, кем нужно. Чего же мы пыжимся! Наша традиционная позиция - «раз мы не признаем, этого не существует или не должно существовать» - уже давно ни на кого не влияет. Морально-идеологический престиж наш находится ниже самого мыслимого уровня. И он падает все ниже от того, что мы лжем, лжем и лжем своему народу, себе, всем другим народам и партиям. А то, что не укладывается в эту ложь, рассматриваем как антисоветчину, вражеские происки или ревизионизм.
Даже такой, в общем-то поверхностный факт - эта самая Берлинская конференция, про которую, впрочем, никто из нашего руководства и знать не хотел. И только наша интрижка по наущению Б.Н. - через посла Отта добраться до Хоннекера, чтоб он, узнав, что Пономарева не пускают в Берлин, позвонил Брежневу, только эта мелкая игра позволила Б.Н. таки поехать. Но не в этом дело. Доклад, над которым трудились три месяца. Очередное «учение Пономарева», состоящее из восьми тире на этот раз о том, что такое страны социалистической ориентации. Это же дешевое пропагандистское клише, которое невозможно спроецировать даже на «самую хорошую» такую страну.
И это - не самая опасная и не самая глубокая ложь, которой мы служим.
Да, Польша может стать камнем преткновения всего послевоенного социализма.
21 октября 80 г.
Через три часа начнется Пленум ЦК. А в воскресенье я встречался с Бовиным. Он в санатории Герцена «реабилитируется» от чего-то, а до этого был около месяца в больнице. А еще до этого он, как и всегда в таких случаях вместе с академиками Арбатовым и Иноземцевым и помощником Цукановым, почти все лето сидел на «даче» в Волынском-2 - готовили «внутреннюю» часть Отчетного доклада к XXVI съезду. В сентябре их переключили на подготовку речи Брежнева для сегодняшнего Пленума. Пленум посвящен в основном плану 1981 года.
Речь они подготовили под впечатлением Польши и почти отчаянного положения в нашем собственном хозяйстве. (Бовин мне передавал свой разговор с Байбаковым - в порядке подготовки к тексту. Тот сказал: «Я просто не знаю что делать!») Сашка не очень распространялся насчет содержания «первого проекта». Но смысл примерно был такой: «В отличие от прошлого я не буду говорить обо всем, не буду давать общих оценок наших достижений. Поговорим сначала о главном - о продовольственной проблеме. Как могло случиться, что мы оказались в таком положении. Между тем, у нас отличная политика была намечена на сентябрьском Пленуме 1965 года. Но мы ее фактически забыли и теперь вбухиваем огромные суммы в сельское хозяйство, а отдача все меньше и меньше» И т.д. с конкретными данными и о сельском хозяйстве, и о транспорте, и о промышленности.
С этим текстом числа 10 октября трое вышеупомянутых (без Бовина) поехали к Брежневу «на громкую читку».
И впервые за 13-15 лет «совместной работы» текст был категорически отвергнут. Причем, четыре раза Л.И. заявлял, что он вызывает у него раздражение и два раза обозвал его очернительством. Тем не менее - обычная тактика нашего Генсека: заручиться «коллегиальной» поддержкой - он послал его некоторым членам ПБ и некоторым Секретарям, обзвонив их предварительно. (Можно себе представить было заранее, какая будет у них реакция - всем он говорил о своем раздражении). Однако, некоторым он не сумел почему-то дозвониться: Громыко, Устинову, Капитонову. Эти прислали прямо таки восторженные отзывы, взахлеб, что называется. Например, Громыко: «Это действительно партийный, ленинский подход. Как ты хорошо и сильно ставишь главные вопросы. В самом деле, до каких пор можно терпеть такое положение. Посмотри в Америке: там одна Калифорния кормит овощами и фруктами всю страну, а у нас. Почему, например, Молдавия и Грузия не могут выполнять эту роль». И т.п. Капитонов распространялся насчет глубины марксистско-ленинского анализа, заслуженной остроты и т.д. Устинов полностью одобрил «подход», хотя и в спокойных тонах. Это - те, кто «не знал, что текст вызвал раздражение». А те, кто знал - Суслов, Андропов, Тихонов - раздолбали его беспощадно. Суслов аккуратно вычеркнул все голо критические, т.е. не сбалансированные достижениями места, а в перечне слов: «бюрократизм, хамство, чванство» смахнул «хамство». Андропов помимо вычеркивания начинил текст комсомольскими восторгами по поводу грандиозных достижений. Тихонов искромсал весь текст и вырубил все, что относилось к управлению, планированию, организации производства.
В результате, как выразился сегодня Иноземцев, «у нас вырезали яйца»... [Я должен оговориться: в том, что написано на предыдущей странице, есть уже и информация, полученная от Иноземцева и Арбатова на Пленуме. Приходим мы туда много раньше начала, чтобы «занять место» Так вот: только я уселся, ко мне подошел Иноземцев, оттащил за колонну великолепного Свердловского зала и стал изливать душу. Потом подошел Юрка Арбатов, утащил меня в коридор и еще полчаса рассказывал «как было». Кстати, в своей «солдатской манере» действия Суслова изобразил так: «Михаил Андреевич всегда знает, где яйца, и как их ни прячешь, ни закутываешь, он их сразу увидит и. чик, отрезал».]
Бовин особенно шумел на Андропова: он-то уж все знает! Неужели же ему тоже врут! Неужели до такой степени! Или он не понимает, куда это ведет?! Немыслимо! Я вот выздоровею, напрошусь на прием и устрою ему просто истерику.
Арбатов матерно ругает Тихонова, впрочем, Бовин тоже: слизняк, жополиз, ничтожество. Думает лишь о том, чтобы «дожить» на этом месте, полная бездарь, а уж о какой-то там партийности, каких-то идеях или заботе о 260 миллионов и. рядом этого никогда не ночевало. Косыгин болен, подмят, давно не способен ни на какое самостоятельное действие или инициативу. Но тот хоть знает хозяйство, грамотен, видит опасность и, пусть по инерции, но озабочен «государственным интересом», а не только своим поджопником. А этот - просто сволочь, интриган, старческая труха. И Брежнев его презирает, хотя и сделал его уже фактически «вторым лицом» (Арбатов). Впрочем (Бовин), Брежнев всех презирает, никого в счет не берет, даже своего Черненко. Единственно, с кем он считается, это Суслов (идеологический ребе), который, наверно, с помощью хитрой политики бесконечных награждений и восхвалений, завоевал безраздельное доверие Генерального. Косыгина же, он хоть и не уважает, но побаивается: все таки еще сталинский член Политбюро, сталинский нарком. К тому же за ним какой-то не очень понятный «авторитет в народе», может быть тоже от тех времен.
Иноземцев говорит: весь этот план, который сегодня будет обсуждаться (на 1981 год) и план на пятилетку - сплошная липа. Ничего не сбалансировано. Положение в решающих отраслях аховое. Никто ничего не хочет видеть, вернее не хочет, чтоб заметили, что он видит. Вот смотри: сколько говорим о тракторном парке, о комбайнах, на котором уж Пленуме, при всей робости выступлений, об этом судят-рядят. И что же? Байбаков не может дать денег на модернизацию. Между тем, наш лучший комбайн «Нива» дает потери зерна 2 центнера с гектара - по сравнению со средними американскими образцами.
Или: во всем мире уже не выпускают грузовиков с бензиновым двигателем, наши «ГАЗ» и «ЗИЛ» и на одиннадцатую пятилетку остаются на бензине. Из-за этого мы теряем 25 млн. тонн нефти в год. Т.е. как раз такую величину, которая дала бы нам от экспорта покрытие, способное завалить западным ширпотребом всю страну. Для перевода этих двух заводов на дизельные двигатели требуется 2 млрд. рублей. Но у Байбакова их тоже нет.
Продовольственную программу Брежнев выдвинул. Это, собственно, не программа, а директива, обещание накормить народ и мясом, и молоком, и овощами, и фруктами. Конечно, все поддержали, но по сути своей речь была лакировкой. Бросается в глаза разница даже с июньским Пленумом: там была тревога, озабоченность, там была жесткость в отношении ведомств, острота. Здесь это все исчезло. А что - положение изменилось к лучшему? Появился какой-то просвет? Ничуть не бывало. Просто с тех пор и сам Брежнев и другие испугались самокритики, а Польша напугала совсем: зачем в глазах всего мира выглядеть увеличенной Польшей! На наш век, мол, хватит! За пять-шесть лет Россия не погибнет и зачем бить себя в грудь, зачем браться за рискованные перемены?! А народ стерпит - ему все равно ничего не остается, к тому же «он не голодный» (так, кстати, Брежнев сам сказал Арбатову).
25 октября 80 г.
Кончился Пленум. Прошла сессия Верховного Совета. Ощущение недоумения, горечи, гнева. И хотя Бовин, наверно, не просто бахвалится, говоря мне, что он постарался сохранить критический «дух», заложенный академиками в речь Брежнева на Пленуме, она все таки более бравурная, чем на июньском Пленуме. Получается, что за четыре месяца что- то существенно улучшилось. На самом же деле наоборот. Правда, и западные СМИ, и наши «посторонние» наблюдатели заявляют, что, если внимательно читать, в каждом почти абзаце увидишь признание, что дела идут худо. Однако, у всех правильное впечатление: плана для выхода из положения нет.
На фоне Польши и всех остальных, включая нас самих и ГДР, Венгрия сейчас, пожалуй, единственная, где выход найден. Там давно и честно признались, что социализм по той «модели» и по тем рельсам, на которые его поставили в 50-60 годах, зайдет в тупик. И помаленьку стали искать новую модель. Она уже работает, по крайней мере не срамит страну.
У нас же реакция даже на Польшу - однозначная: контрреволюция, ревизионизм, посадить бы зачинщиков и дело в шляпе. Пономарев вот, вдохновленный приемом у Хонеккера, стал спонсором созыва закрытой «шестерки» на уровне генсеков для обсуждения положения в Польше ( с участием Кани). Однако, как Б.Н. мне с возмущением сообщил, Русаков на ПБ выступил против: мы, что, избиение Кани будем устраивать? Что мы можем сейчас ему предложить? И отложили эту идею.. .впредь до итогов визита Кани в Москву. Я прямо спросил Пономарева: вы что имеете в виду? Наши войска?
- Нет, об этом никто не говорит. Но надо, чтоб поляки сами взялись., чтоб их армия сказала свое слово. И вообще - если бы Ярузельского (главком Войска Польского) сделали первым Секретарем, он быстро бы навел порядок. А то совсем разнюнились. Валенса в Кракове выступает, говорит черт знает что, а ему никто не дает отпор. Можно же ведь было бы подготовить пять-шесть хороших коммунистов, чтобы они с той же трибуны дали ему по зубам. И вдарился в воспоминания о том, как в 1922 году он и его друзья по партячейке на текстильной фабрике дали отпор бузотерам, пытавшимся спровоцировать забастовку.
Я спрашиваю: А какой отпор можно давать, если Валенса призывает людей работать и говорит, что надо отобрать машины и дачи у тех, кто их получил незаконным путем? Что тут можно сказать?
Б.Н. подозрительно посмотрел на меня и перешел на другую тему.
На Пленуме шло восхваление Брежнева. Каждый начинал с пышных восторгов насчет того, что речь Леонида Ильича - глубочайший марксистско-ленинский документ, программа действий на весь исторический период, пронизана ленинской мудростью и научным подходом, подлинной партийностью и т.п., воодушевляет, поднимает, мы теперь имеем настоящую ленинскую стратегию. Все благодарили «нашего Леонида Ильича», все лично ему обязывались выполнить поставленные им задачи. Восхваление достигло маразматического апогея в речи самого Брежнева при закрытии сессии Верховного Совета, когда он взял слово, чтоб заменить Косыгина Тихоновым. Он дважды назвал самого себя с полными титулами в связи с выраженной уверенностью уходящего Косыгина в том, что партия, сплоченная вокруг и во главе с Брежневым добьется новых успехов.
Между прочим, благодарности Косыгину никто не выразил, ни сам Брежнев, ни председательствовавший (Рубен, латыш), ни от имени. И я подумал, почему бы какому- нибудь депутату, комбайнеру или токарю, не встать и не предложить: «Верховный Совет
СССР выражает Алексею Николаевичу Косыгину благодарность за долголетнюю добросовестную работу». И далее, привычный в таких случаях штамп. Что бы ему, этому комбайнеру, было за такую инициативу? Да, ничего. «Дальше фронта, (т.е. комбайна или станка) не пошлют». Но никто не догадался или не осмелился. Такова наша общественная нравственность.
Когда Брежнев объявил Тихонова, в зале будто что-то оборвалось, будто тихое «ах!» прокатилось по рядам. Сзади меня сидели ребята, рабочие, депутаты из Алтайского края. И слышу один другому громко шепчет: «Помоложе не нашли!».
Брожение ходит по депутатам и членам ЦК. Во время сессии, в перерыве, когда обычно депутаты идут перекусить, разговаривают двое у столика, где и я: Туркменский секретарь и второй секретарь Тамбовский. Тамбовец говорит: стыдно, что страну прокормить не можем. А дали бы мне волю, я бы и область накормил и другим бы осталось. Вот пример: каждый год мы сдаем столько-то мяса в государственный фонд и каждый год, весной мы просим выделить нам из госфонда столько-то мяса. Дают, меньше - больше, но дают. Во-первых, при перевозках туда - сюда потери. Во-вторых, дорога чего-то стоит. А в третьих, у людей нет стимула, раз они знают, что почти все, если не все, что они произведут, должны отдать. В результате, ни у нас нет мяса, ни у вас (показывает пальцем на меня, как представителя столицы и центральной власти). Но зато государственный фонд может через ЦСУ отчитаться: собрано столько-то по сравнению с прошлым годом и т.д.
Тамбовский секретарь продолжает: у нас под Тамбовом есть мощная ТЭЦ, много дает тепла и воды. Сколько лет я прошу в министерстве и в ЦК, чтоб разрешили при ней построить теплицы. Завалил бы Тамбов овощами. Нет, нельзя, говорят, рабочей силы, мол, негде взять, чтоб построить. Хотя я свою предлагаю и даже - часть своих материалов. Рабочей силы не хватает, чтобы один раз и навсегда построить объект, который будет давать больше сельскохозяйственных продуктов, чем труд тех двух сотен человек, которых та же ТЭЦ ежегодно на два месяца посылает в колхозы собирать овощи и фрукты.
И вообще, казалось бы: если за восхвалениями Брежнева вдуматься в некоторые цифры и факты, приводимые участниками Пленума, подтекст - очевиден: «дайте волю, дайте минимум материалов - горы своротим, накормим страну». Эта идея просматривается в некоторых выступлениях довольно отчетливо.
1 ноября 80 г.