С тех пор в семье Плехановых всегда 1 апреля превращалось в день шуток над друзьями и знакомыми.
Георгий Валентинович давал уроки детям русского помещика, жившего в Кларане, но только на эти деньги нельзя было прожить семье из четырех человек. Розалия Марковна не хотела, чтобы муж целиком тратил силы и время, необходимые для революционной деятельности, на изнурительную работу для заработка. На семейном совете решили, что надо переехать в Берн, чтобы Розалия Марковна смогла окончить медицинский факультет Бернского университета и получить диплом врача.
В Берне жила их знакомая Анна Кулишова с дочкой Андриеттой. Незадолго до этого она рассталась с мужем, итальянским анархистом Андреа Коста, который после рождения дочери потребовал, чтобы жена отошла от общественной деятельности и целиком посвятила себя семье. Но Анка, которая уже несколько лет участвовала в революционном движении, не согласилась с этим и рассталась с любимым человеком. Она переехала в Берн, растила дочку и кончала медицинский факультет.
Анка подыскала две комнаты для Плехановых и помогала им на первых порах. Розалия Марковна сразу же отправилась с документами об окончании трех курсов Медико-хирурги-ческой академии в ректорат университета.
Когда жена была дома, Георгий Валентинович ходил работать в Бернскую библиотеку. К счастью, здесь оказались две редчайшие книги, которые он в Париже не успел изучить, — «Святое семейство» Маркса и Энгельса и «К критике политической экономии» Маркса. Теперь Георгий Валентинович, не откладывая, подробнейшим образом законспектировал эти работы.
Однако хлопоты Розалии Марковны окончились неудачей. От нее потребовали, чтобы она заново прослушала и сдала все предметы, которые были уже сданы в Петербурге. Она узнала, что в Женевском университете другие правила — там достаточно сдать коллоквиум по пройденным предметам, и они будут засчитаны. Значит, надо ехать в Женеву.
Отъезд пришлось отложить из-за обострения болезни Теофилин Васильевны. Она угасала на глазах.
В Берне Теофилия Васильевна было поправилась, но скоро наступило обострение болезни, и она умерла на руках Розалии Марковны. После похорон, на которые приехали Дейч, Засулич и несколько русских эмигрантов, живших в Берне, все пошли к Плехановым. Вспоминали все то полезное, что сделала Теофилия Васильевна для революционного движения в России.
— Как горько сознавать, — говорил Георгий Валентинович, — что из жизни ушел недюжинный человек. Ведь Теофилия Васильевна была не только умной и доброй женщиной, но она была человеком, который всегда жил для других. А какой принципиальной она была и прямой! Всегда говорила то, что думала. Это большая потеря для нашего движения.
Вскоре после похорон Плехановы, а вслед за ними Засулич и Дейч переехали в Женеву. Розалия Марковна подала документы на медицинский факультет Женевского университета, успешно сдала коллоквиум, подтверждающий ее право заниматься сразу на четвертом курсе.
В Женеве в это время жил Тихомиров. И хотя Плеханов и Тихомиров часто виделись, добиться единодушия не удавалось. Тихомирова разъедало в то время разочарование в революционных делах. Этим в значительной степени объяснялись его колебания в отношении к союзу народовольцев с чернопередельцами. То он равнодушно соглашался с предложениями Плеханова, то категорически возражал против них.
В это время Плеханов написал для первого номера «Вестника «Народной воли» рецензию на книгу Н. Д. Аристова «Афанасий Прокопьевич Щапов». В ней он еще в весьма сдержанных тонах, но довольно определенно писал, что пришла пора критической оценки «всех элементов нашего народничества» и что его симпатии находятся на стороне социал-демократов. Рецензия была прочитана и одобрена Тихомировым, а потом и Лавровым. Однако следующая статья Плеханова «Социализм и политическая борьба», в которой он с позиций марксизма выступил с резкой критикой всей системы народнических идей, была встречена в штыки. Тихомиров уговаривал Плеханова быть помягче, но все же согласился переслать статью в Париж. Там ее прочитали Лавров и Ошанина, за свою непреклонность при решении принципиальных вопросов прозванная «матерью игуменьей». Ошанина была в ярости.
Петр Лаврович, что же это такое? Чей же орган «Вестник» — народовольцев или социал-демократов? Я категорически против публикации этой безобразной статьи.
Успокойтесь, Мария Николаевна, — говорил Лавров, — я тоже не согласен с Плехановым, но надеюсь, что он откажется от своих слишком категоричных выводов. Мы не можем оттолкнуть его. Это талантливый, высокообразованный и принципиальный человек, его авторитет среди всех, даже ярых народовольцев, высок. Я сам не только глубоко уважаю его, но и ценю его дружбу и доверие. Мы не можем, повторяю, позволить себе потерять его.
Я не совсем согласна с вами в оценке Плеханова, мне кажется, что вы, дорогой Петр Лаврович, преувеличиваете его значение для нашего движения. Но допустим, что вы правы. Что же будет дальше? Он и впредь будет на страницах «Вестника» нападать на наши основные идеи? А мы будем спокойно на это смотреть?
— Я напишу ему и попрошу изменить наиболее резкие места. Ведь пошли же чернопередельцы нам навстречу, признали-таки необходимость политической борьбы.
Но события развернулись по-иному, приведя не к союзу тех чернопередельцев, которые становились марксистами, с народовольцами, а к разрыву между ними и ожесточенной идейной борьбе. Плеханов так вспоминал о событиях лета 1883 года:
«…У нас предстояло собрание для переговоров с г. Тихомировым о вступлении нашей группы, — тогда еще не имевшей определенного имени, — в «партию Народной воли». Когда он пришел на это собрание, мы увидели, что он уже не тот, каким был в последние месяцы. Из его объяснений мы узнали, что «молодые товарищи в России» очень недовольны его сближением с нами, так как опасаются, что благодаря ему в движении возьмет верх нежелательное для них влияние бывших «чернопередельцев». Вместе с тем он сказал нам, что по уставу партии мы можем быть приняты только поодиночке и по выбору, а не целой группой. Прежде он находил возможным принять нас именно как группу. Когда мы напомнили ему об этом, на него напала сильная зевота, и никакого толку мы от него не добились. К концу собрания было совершенно ясно, что г. Тихомиров решил круто изменить свою политику в отношении к нам. И в самом деле, после этого он в разговорах с нами решительно высказывался против социал-демократии и не без красноречия расписывал прелести воспетых народниками крестьянских «устоев». Это было неприятно, но делать было нечего. Я вышел из редакции «Вестника «Народной воли». Мы выступили как группа, назвавшаяся группой «Освобождение Труда», и моя статья «Социализм и политическая борьба» явилась в виде отдельной брошюры после того, как я дополнил ее и значительно смягчил заключавшуюся в ней критику «партии Народной Воли» (1—XIII, 32–33).
Так осенью 1883 года закончился почти годовой период бесконечных споров и надежд на то, что удастся отколоть от народовольцев группу людей, убедить их в правоте марксизма. Плеханов и его последователи от признания марксизма как единственно верного учения для революционера любой страны перешли к распространению идей марксизма в России.
Через много лет, вспоминая это время и анализируя причины, которые привели его и его друзей к отказу от народнических идей и сделали их последователями теории научного социализма, Плеханов писал: «Мы не сшивали своих взглядов из кусочков чужих теорий, а последовательно вывели их из своего революционного опыта, освещенного ярким светом учения Маркса» (1—XXIV, 113).
Подводя итоги пути, проделанного к марксизму, Плеханов сделал вывод, что «теория Маркса, подобно Ариадниной нити, вывела нас из лабиринта противоречий, в которых билась наша мысль под влиянием Бакунина. В свете этой теории стало совершенно понятным, почему революционная пропаганда встречала у рабочих несравненно более сочувственный прием, чем у крестьян. Самое развитие русского капитализма, которое не могло не волновать бакунистов, так как оно разрушало общину, приобретало теперь для нас значение новой гарантии успеха революционного движения, ибо оно означало количественный рост пролетариата и развитие его классового сознания» (3—VIII, 17–18).
1883 год вписал в летопись истории революционного движения и передовой общественной мысли России новую знаменательную страницу. Усилиями Георгия Валентиновича Плеханова, пионера марксизма в России, в этом году была впервые создана за границей организация российских марксистов — группа «Освобождение труда», которая начала прокладывать рабочему движению России путь к научному социализму.
25 сентября 1883 года в кафе на берегу Роны в Женеве собралась группа русских революционеров: Плеханов и его единомышленники — Павел Борисович Аксельрод, Вера Ивановна Засулич, Лев Григорьевич Дейч и Василий Николаевич Игнатов. Здесь же присутствовали Розалия Марковна Плеханова[13] и брат Игнатова Илья Николаевич.
— Друзья, мы не можем больше скрывать своих убеждений, необходимо открыто заявить, что мы социал-демократы. Нас мало, но с каждым годом будет все больше. Я уверен, что идеи марксизма найдут сторонников в самой России, — говорил Плеханов.
— Жорж, а с чего нам начинать? Я верю, что вы правы, но мне трудно представить, что мы — горсточка людей — сможем сделать, когда даже своих товарищей-революционеров не сумели убедить.
— Вера Ивановна, дорогая, вспомните, что и после Воронежского съезда нас было мало. Но нельзя идти по ложной дороге только для того, чтобы идти рядом с симпатичными тебе людьми. Ведь вы-то самая мужественная женщина на свете, каждый это подтвердит, а тут испугались буку Тихомирова.
Все рассмеялись, даже сама Засулич, нервы которой были напряжены до предела, так как разрыв с прежними друзьями для нее был очень тяжел.
— Жорж прав, — вступил в разговор Павел Аксельрод, — надо нам выступить самостоятельно. Я предлагаю начать с организации издательской группы, чтобы мы могли печатать свои работы без цензуры народовольцев.
Члены созданной Плехановым группы решили начать с организации издательского дела, чтобы можно было создавать и печатать марксистские работы без вмешательства народовольцев. Первое и главное, что нужно было для этого сделать, — продолжать перевод произведений Маркса и Энгельса и сделать их достоянием российских революционеров. Этот вопрос горячо обсуждался уже во время первой встречи.
— А где возьмем деньги? — тихо спросила Розалия Марковна, которая знала, что почти у всех собравшихся нет за душой ни гроша.
— Деньги найдутся, — бодро заявил Дейч, — напишем в Россию, оттуда пришлют, да и здесь можно что-нибудь придумать.
— Ох, Евгений, — сказал Николай Игнатов, называя Льва Дейча его революционной кличкой, — ты фантазер, хотя, к удивлению всех, одновременно самый практичный человек из нас. Но выход есть, у нас, у меня и сестер, осталось немного денег от наследства, я собирался отдать их в Красный Крест, но теперь вижу — здесь они нужнее. Тем более что я меньше, чем вы все, смогу сделать для новой группы. Писать я не умею, а поехать в Россию сейчас не могу, да и потом, наверно, не смогу…
Все молчали, так как знали, что туберкулез медленно, но неотвратимо съедал легкие Игнатова. Молчание прервал Плеханов.
— Ну, спасибо, брат, — обратился он к Василию Игнатову, — ты верно решил. Теперь надо подумать, что делать дальше. Наш кружок предлагаю назвать «Русская социал-демократическая группа».
— Стоп, Жорж, — прервала его Засулич, — так нельзя. Мы сразу оттолкнем от себя возможных союзников. Ведь почти все русские революционеры предубеждены против всего того, что связано с именем социал-демократии.
— Вера Ивановна, вы не правы, — горячился Плеханов, — назвавшись социал-демократами, нам будет легче работать среди русских сознательных пролетариев. Когда они услышат или прочитают в газетах об успехах социал-демократии в Германии, то они поймут, что речь идет об их идейных единомышленниках.
Хотя Плеханов был прав, его товарищи все же сочли, что первые шаги группы будут и так трудны, и, чтобы не отталкивать возможных союзников, придумали нейтральное название — группа «Освобождение труда». Название это — не совсем ясное — закрепилось, и вскоре, буквально через несколько месяцев, к нему стали все чаще добавлять определение — социал-демократическая группа «Освобождение труда».
После того как было найдено название группы, обсудили проект ее заявления. В окончательной редакции оно называлось «Об издании библиотеки современного социализма». В нем было сказано о задачах группы «Освобождение труда», которые сводились к двум пунктам: «1. Распространению идей научного социализма путем перевода на русский язык важнейших произведений школы Маркса и Энгельса и оригинальных сочинений, имеющих в виду читателей различных степеней подготовки. 2. Критике господствующих в среде наших революционеров учений и разработке важнейших вопросов русской общественной жизни с точки зрения научного социализма и интересов трудящегося населения России» (3—VIII, 29).
Представляла ли себе все значение, трудность и сложность этих задач небольшая группа революционеров, обсуждая эти важнейшие вопросы вдали от родины, в Женеве, среди равнодушных и «благонамеренных» посетителей кафе?
Возможно, что не всем членам группы в одинаковой мере это было ясно. Но Георгий Плеханов — инициатор создания группы и ее признанный руководитель — к этому времени уже прочно стоял на позициях научного социализма, о чем со всей ясностью говорила написанная им еще летом этого года брошюра «Социализм и политическая борьба», которую В. И. Ленин назвал первым «profession de foi (исповеданием веры. — Авт.) русского социал-демократизма»[14].
Плеханов, следуя учению основоположников научного социализма, был глубоко убежден в торжестве революции в России, если ее главной силой станет рабочий класс, а ее идейным знаменем — марксизм, если революционное движение освободится от влияния ненаучных, в частности народнических и анархистских, воззрений. «…Без революционной теории, — писал Плеханов в первой своей марксистской работе «Социализм и политическая борьба», — нет революционного движения, в истинном смысле этого слова… Революционная по своему внутреннему содержанию идея есть своего рода динамит, которого не заменят никакие взрывчатые вещества в мире. И пока наше движение будет происходить под знаменем отсталых или ошибочных теорий, он будет иметь революционное значение лишь некоторыми, но далеко не всеми своими сторонами. В то же время оно без ведома своих участников будет носить в себе зародыши реакции, которые лишат его и этой доли значения в более или менее близком будущем, потому что, как сказал еще Гейне, всякому
Новому времени новый костюм
Потребен для нового дела.
А ведь настанет же, наконец, оно, это действительно новое время, и для нашего отечества» (2—I, 95).
Плеханов в то время сумел заглянуть вперед, в будущее российской революции; он предвидел, что в России рабочий класс установит свою диктатуру и преобразует общество. «Одно понимание этой задачи, — писал Плеханов, — предполагает развитой рабочий класс, обладающий политическим опытом и воспитанием, освободившийся от буржуазных предрассудков и умеющий самостоятельно обсуждать свое положение. Решение же ее предполагает, кроме всего сказанного, еще и распространение социалистических идей в среде пролетариата, сознание им своей силы и уверенность в победе» (2—I, 101). Плеханов считал, что наряду с борьбой за свержение царского самодержавия ближайшая цель марксистов России есть «выработка элементов для образования будущей рабочей социалистической партии России…» (2—I, 106–107), Этой подлинно революционной цели и была посвящена деятельность созданной Плехановым группы «Освобождение труда».
Группа «Освобождение труда» первое время состояла из пяти человек.
Кем были эти единомышленники Плеханова, какой путь прошли до того, как войти в первую российскую марксистскую организацию?
Вера Ивановна Засулич родилась в 1849 году в Смоленской губернии, в бедной дворянской семье. После смерти отца, когда девочке было всего три года, мать вынуждена была отдать ее на воспитание своим двоюродным сестрам. Там, в имении помещиц старозаветного уклада, росла Вера Засулич. В ее архиве сохранилась неопубликованная повесть «Маша», судьба героини которой напоминает ее детство в имении теток. Она рассказывает, как жизнь на правах бедной родственницы развила в душе девочки стремление к протесту против несправедливости, жажду знаний, твердость характера, отвращение к обывательскому образу жизни. Именно эти качества были присущи Вере Засулич, когда она в 17 лет уехала из дома в Москву, поступила в пансион, а после окончания его, не желая быть гувернанткой, уехала в Серпухов, где заняла должность писца в мировом суде.
В эти годы Вера Засулич была уже знакома не только с произведениями Герцена, Чернышевского, Лаврова, но и знала лично некоторых революционеров-народников, взгляды которых стала в то время разделять. В 1863 году она переехала в Петербург и поступила работницей в переплетно-брошюровочную мастерскую. Но уже в то время, несмотря на молодость, она далеко не все принимала на веру и к некоторым народническим идеям относилась скептически.