Позднее Плеханов писал об этом вечере: «Впечатление, произведенное ими (рабочими-революционерами. — Авт.) на меня, было потрясающе. Я видел и помнил только то, что все эти люди, самым несомненным образом принадлежавшие к «народу», были сравнительно очень развитыми людьми, с которыми я мог говорить так же просто и, следовательно, так же искренне, как со своими знакомыми-студентами».
Прощаясь, многие рабочие пригласили Плеханова в гости. Он рад был поближе узнать их жизнь.
Вскоре Георгию поручили руководить кружком рабочих. Он долго готовился к занятиям, со слушателями сразу же установились дружеские отношения. Беседы с рабочими много давали и самому руководителю.
В жизнь Плеханова в этот же год пришла и любовь. На одной студенческой вечеринке, собранной для встречи с бежавшим из тюрьмы товарищем, Георгий познакомился с двумя курсистками — Наталией Александровной Смирновой и Теофилией Васильевной Полляк. Они были немного старше Плеханова и уже несколько лет оказывали помощь революционерам. Наталия Александровна очень понравилась юноше. Однажды, встретив Теофилию Васильевну, Плеханов решил поделиться с ней своими мыслями.
Теофилия Полляк была известна своей исключительной добротой. Стоило кому-либо из ее многочисленных приятельниц попасть в беду, как она бросала все свои дела и старалась, как могла, помочь подруге. Она пользовалась непререкаемым авторитетом среди слушательниц женских курсов при Медико-хирургической академии. Плеханов и сам немного побаивался ее черных проницательных глаз, но объясниться с Теофилией ему было все же легче, чем с самой Наталией Александровной.
— Теофилия Васильевна, я обращаюсь к вам за советом. Вы, наверно, заметили мое чувство к Наталии Александровне? Я понимаю, что я еще молод, не обеспечен, да и не знаю, как сложится мое будущее, но я ее люблю и хотел бы знать ваше мнение — могу ли я рассчитывать на взаимность? Я знаю, что Наташа любила…
Теофилия не сразу ответила, она о чем-то глубоко задумалась. Он уже отчаялся услышать ее ответ.
— Георгий Валентинович, я должна кое-что сообщить вам. Да, Наташа любила, и у нее будет ребенок, а отец будущего ребенка, как вы знаете, сослан. К родителям в таком положении вернуться она не может. Как видите, ситуация не из веселых. Так что забудьте, милый юноша, всю эту историю.
— Напротив. Выход из этой ситуации есть. Я женюсь на Наталии Александровне и усыновлю ее ребенка. Конечно, если только она согласится.
— Не знаю. Ваше предложение я передам Наташе, и ей самой решать.
Прошло несколько дней, прежде чем Георгий увиделся с Наталией Александровной. Зная о ее положении, он теперь заметил, как плохо она себя чувствует, как старается скрыть свою полноту. Она была ласкова с Георгием, но попросила время подумать. Через две недели она дала согласие на брак.
21 октября 1876 года в церкви Медико-хирургической академии состоялось скромное венчание бывшего юнкера Г. В. Плеханова с домашней учительницей Н. А. Смирновой.
Георгий был счастлив. Однако вскоре Плеханов почувствовал, что жена питает к нему только дружеское чувство. Горечь и обида захлестнули его сердце. Он старался поменьше бывать дома, допоздна засиживался у своих друзей, готовясь к занятиям в рабочем кружке.
В начале декабря 1876 года на подпольном собрании руководителей народнических кружков, которые приняли название революционной организации 60-х годов «Земля и воля», было решено устроить политическую демонстрацию в центре столицы. Плеханов и еще несколько народников, имевшие связи среди рабочих, должны были агитировать к участию в демонстрации своих слушателей и их товарищей. Целыми днями Плеханов бегал по заводским кварталам, посещая знакомых, или, переодевшись в рабочую блузу, разыскивал нужных людей на территориях фабрик и заводов. В то время вход на заводские дворы был свободен, пропуск не требовался, и это было на руку революционерам.
Демонстрация была назначена на 6 декабря 1876 года. С утра к Казанскому собору стали подходить группы рабочих и революционного студенчества. Ждали, когда подтянутся остальные. Кто-то предложил заказать молитву во здравие раба божьего Николая, имея в виду Н. Г. Чернышевского, который уже 12 лет томился на каторге. Собралось довольно много народа, больше, чем обычно приходило на молитву, и, главное, по своему составу эти «богомольцы» очень отличались от всегдашних. Это и обеспокоило полицию. Сюда срочно прислали несколько нарядов городовых и стали собирать дворников.
После окончания молитвы организаторы решили начать. Несколько сот рабочих и студентов окружили оратора — молодого человека в студенческой фуражке, который поднялся на правое крыло колоннады. Это был Георгий Плеханов.
Волнение, охватившее Плеханова, быстро улеглось, и теперь его голос звучал громко и призывно.
— Друзья, мы только что отслужили молебен во здравие Николая Гавриловича и других мучеников за народное дело. Вам, собравшимся здесь работникам, давно пора знать, кто был Чернышевский. Это был писатель, сосланный в 1864 году на каторгу за то, что волю, данную царем-«освободителем», он назвал обманом… Таких людей — не один Чернышевский, их было и есть много…
Плеханов остановился на мгновение, посмотрел на решительные лица своих товарищей и уже громче продолжил:
— Друзья! Мы собрались, чтобы заявить здесь перед всем Петербургом, перед всей Россией нашу полную солидарность с этими людьми; наше знамя — их знамя. На нем написано — земля и воля крестьянину и работнику! Вот оно — да здравствует земля и воля!
Стоявший рядом наготове рабочий Яша Потапов, которому было всего шестнадцать лет, развернул красное знамя. Несколько голосов подхватили призыв: «Да здравствует земля и воля! Да здравствует социальная революция!» Но к знамени уже проталкивались полицейские. Знамя свернули и спрятали, оратору дали другую шапку и так все вместе, толпой, стали отступать по Казанскому переулку. Георгий видел, как полицейские и дворники хватают участников демонстрации. Он побежал вместе с товарищами, петляя по прилегающим улицам, и вскоре преследователи отстали. Он испытывал необыкновенный подъем и радость от того, что задуманное дело свершилось, что теперь уже царским властям нельзя скрыть существование революционной организации. Эта первая в России политическая демонстрация, в которой участвовали рабочие, имела большое значение для начала подъема российского революционного движения.
Когда волнение прошло, Георгия стала мучить неизвестность об арестованных товарищах. К этому прибавилось беспокойство за жену: когда он выступал, то видел, что она стояла на противоположной стороне Невского. Домой идти было нельзя — там уже ждала полиция. Он пошел на нелегальную квартиру. Его встретили шумными поздравлениями. Отныне Георгий Плеханов стал профессиональным революционером и перешел на нелегальное положение. Прощай, Горный институт, обеспеченное будущее, прощайте, родные, с которыми отныне ему будет трудно встречаться.
На следующий день его разыскала Наталия Александровна. Ее действительно арестовали, несмотря на то, что она была на девятом месяце беременности, но утром 7 декабря выпустили. Договорились, что будут держать связь через Теофилию Полляк. Вскоре стало известно, что по делу о Казанской демонстрации был арестован 31 человек, большинство — рабочие. Правительство, желая представить рабочих жертвами пропаганды «нигилистов», ограничилось сравнительно небольшими сроками высылки для них. Зато интеллигентам-народникам были вынесены суровые приговоры.
По решению руководства «Земли и воли» Плеханова решили на время отправить за границу. Он нелегально в начале 1877 года перешел границу и через Швейцарию попал в Германию. Политические свободы в Германии по сравнению с самодержавной Россией тогда были несколько большими. Но знакомство с немецкой социал-демократией не поколебало народнических взглядов Плеханова. Через несколько недель он выехал во Францию. В Париже была многочисленная колония русских революционеров. Общепризнанным их лидером был Петр Лавров. У Плеханова были рекомендательные письма к Лаврову, который радушно встречал каждого приехавшего из России. Маститый ученый, широко образованный человек, много лет проживший в политической эмиграции, Лавров был тесно связан с революционным движением на родине. Его «Исторические письма», вышедшие под псевдонимом «Миртов», его журнал «Вперед» были в числе нелегальной литературы, которую изучали и пропагандировали народники. С трепетом Плеханов вошел в большую комнату, сплошь заставленную стеллажами с книгами. Навстречу ему поднялся старик с длинными волосами и бородой.
— Здравствуйте, оратор, слышал о вашем выступлении на демонстрации, рад с вами познакомиться.
— Петр Лаврович, вам передают приветы многие наши товарищи, они все просили узнать, как ваше здоровье.
— Благодарю. Здоровье мое ничего, какое может быть здоровье у старого человека. Расскажите-ка лучше о ходе революционной работы. Вы сами в деревне жили?
— Жил в детстве, а пропаганду вел только среди рабочих. Они прекрасно понимают цели нашей борьбы, и среди них много прирожденных вожаков. А в деревне, как вы знаете, Петр Лаврович, наши терпят провал за провалом.
— Не надо так мрачно смотреть на работу в деревне. Очень вам советую самому там пожить, у вас есть способности к пропаганде, вот и примените их на деле.
— После возвращения в Россию я так и сделаю. А теперь я очень прошу вас дать мне возможность почитать ту литературу, которой нет в России. Ваша библиотека притягивает как магнит такого профана, как я.
— Если бы вы были профаном, то библиотека не притягивала бы, а наоборот. Конечно, мои книги к вашим услугам, но прошу вас аккуратно возвращать их.
Беседы с П. Л. Лавровым в то время оказали на Плеханова определенное воздействие. В 1881 году, то есть через три года, он писал Лаврову: «С тех самых пор, как во мне начала пробуждаться «критическая мысль», вы, Маркс и Чернышевский были любимейшими моими авторами, воспитавшими и развившими мой ум во всех отношениях».
Летом 1877 года Плеханов нелегально, с помощью контрабандистов, вернулся в Россию. В Петербурге полиция все еще активно его разыскивала, поэтому он вынужден был выехать в провинцию. Георгий решил остановиться в Саратове.
В его отсутствие в январе у Наталии Александровны родилась дочь — Надежда, которую она вскоре же отправила к своим родственникам на воспитание. Поехать с Георгием Валентиновичем в Саратов она не могла. Она жила на легальном положении, и полиция не переставала следить за ней, надеясь арестовать Плеханова; к тому же Наталия Александровна продолжала учебу на медицинских курсах, которые должна была кончить через два года.
Плеханову не удалось устроиться в Саратовской губернии сельским учителем, хотя у него был настоящий документ — паспорт одного легального товарища. Это обстоятельство чуть не сыграло с ним дурную шутку. Однажды, когда он сидел в приемной губернатора, чиновник назвал его по фамилии. И вдруг к нему обратился ждавший приема священник/
— Вы господин X?
— Да, я.
— Ах, как приятно вас встретить. Ведь я знаю вас с малых лет, и батюшку вашего, и матушку. Расскажите же все о них и о себе.
Плеханову пришлось напрячь всю свою фантазию и изобретательность, чтобы так рассказать о семье товарища о которой он очень мало знал, чтобы не возбудить подозрений у собеседника. К счастью, священник не догадался об обмане.
Плеханов прожил несколько месяцев в Саратове. Он организовал кружок из местных народников и с их помощью начал пропаганду среди рабочих немногочисленных тогда саратовских фабрик. Но полиция случайно напала на конспиративную квартиру и арестовала Плеханова. Это был уже второй арест. Первый раз Плеханов был обыскан, арестован и допрошен в Петербурге в марте 1876 года. Тогда Плеханова через несколько часов отпустили. Теперь, в Саратове, повторилась та же история. В полицейском участке Плеханов, ссылаясь на «знакомого» священника, доказал свою непричастность к революционерам, обыск на его квартире ничего не дал, и полицейские больше его не задерживали. После этого оставаться в Саратове было нельзя, и Георгий поспешил в Петербург. Там его ждали дола, товарищи, жена.
Зима для нелегального — трудное время. Георгий ночевал у знакомых, на летних дачах, на вокзалах. Он плохо питался, похудел и обносился. Однажды ему удалось увидеться с женой. Вместе с Наталией Александровной пришла и Теофилия Полляк.
— Жорж, — говорила Теофилия, — почему вы так плохо выглядите? Ведь одеться получше, хотя бы потеплее, вы можете. Я знаю, что у вас много денег…
— Да ведь это деньги не мои, а партии. Конечно, мне никто не отказал бы, если бы я купил себе теплое пальто, но я сам определил себе минимум и не хочу переступать его.
— А если из-за такого вида вы попадете под подозрение?
— Ну, — смеясь, отвечал он, — никто от этого не гарантирован. Я иногда мечтаю о теплой кутузке, где мог бы спокойно отоспаться.
— Напрасно ты не дорожишь своим здоровьем, — вступила в разговор Наталия Александровна, — я должна тебе сказать, от Теофилии у меня секретов нет, что ты скоро будешь отцом.
Георгий даже растерялся. Как отвечать за новую жизнь, как в таких условиях он сможет обеспечить ребенка всем необходимым.
— Наташа, я очень благодарен тебе за все. Но, прошу тебя, ведь я не знаю, когда мы снова увидимся, отправь ребенка к моей матушке. И ему будет хорошо в провинции, и матушке легче. Она недавно приезжала в Петербург, пыталась меня найти…
— Вы ее видели, Жорж? — живо спросила Теофилия.