В то время Засулич арестовали по обвинению в том, что С. Г. Нечаев передавал через нее корреспонденцию. Она без суда и следствия провела несколько лет в тюрьмах (в Литовском замке, в Петропавловской крепости), а потом в ссылке. Наконец через четыре года Вере Засулич разрешили жить в Харькове, но под полицейским надзором. Там в то время активно действовал кружок «Южных бунтарей», где она познакомилась и сблизилась с известными революционерами. Особенно близки были Вере Мария Каленкина и молодой революционер Лев Дейч. Но активно участвовать в революционной работе мешал полицейский надзор. Чтобы избежать этого, она перешла на нелегальное положение и четыре года успешно участвовала во многих делах организации народников-бунтарей — вела революционную пропаганду в деревнях и в городах.
Вскоре произошло событие, круто повернувшее жизнь Засулич. Она узнала о надругательстве над политическим заключенным Боголюбовым, которое было совершено по приказу петербургского градоначальника генерала Ф. Трепова. Прошло несколько месяцев, а виновник надругательства оставался безнаказанным. И тогда она решила сама отомстить. Тайну Вера доверила своей подруге Маше Каленкиной. Они вдвоем тайком от товарищей уехали в Петербург и там разработали план отмщения.
Вера Засулич пришла на прием к градоначальнику. Под широкой накидкой она держала заряженный револьвер. Трепов подошел к ней, стал спрашивать, какое дело у нее к нему, в это время Вера выстрелила и серьезно ранила Трепова. На нее, теперь беззащитную, не сопротивлявшуюся, набросились полицейские, начали ее душить и бить. В полубессознательном состоянии ее унесли из приемной, а потом перевезли в тюрьму. Она сразу же заявила, что стреляла, чтобы отомстить за надругательство над политическими заключенными.
Этот выстрел сделал имя Засулич известным не только в России, но и за границей, среди прогрессивных и особенно революционных кругов. Под влиянием общественного мнения суд присяжных оправдал Засулич. Скрываясь от полиции, она нелегально жила в Петербурге, потом уехала за границу, но вскоре вернулась и вновь включилась в революционную борьбу, вступив в народническую организацию «Черный передел».
В январе 1880 года одновременно с Плехановым она вновь эмигрировала за границу. С 1879 года их связывали теплые товарищеские отношения, а впоследствии и дружеские чувства. Далеко не всегда взгляды Плеханова и Засулич, особенно по вопросам тактики, были одинаковы. Плеханов был более резок и непримирим к людям, взгляды которых, по его убеждению, мешали революционному движению. Вера Засулич нередко пыталась находить им оправдание, надеялась на прозрение и исправление деятелей, ставших на неверный путь. Так было по отношению к народовольцам, впоследствии к «экономистам», ликвидаторам.
Вера Ивановна была умным, образованным человеком. Став марксистом, она написала несколько книг и много статей по различным вопросам теории — по истории философии, эстетике, по истории и политике международного рабочею движения.
Большой заслугой Засулич были сделанные ею переводы на русский язык произведений К. Маркса и Ф. Энгельса, которые неоднократно переиздавались. Она перевела «Нищету философии» и «Письмо в редакцию «Отечественных записок» К. Маркса, четыре работы Ф. Энгельса — «Развитие социализма от утопии к науке», «Внешняя политика русского царизма», «О социальном вопросе в России» и «Послесловие» к этой работе. Фридрих Энгельс, знавший русский язык, высоко ценил переводы Засулич. Он неоднократно делал ей самые лестные комплименты по этому поводу, а в 1894 году заявил, что предоставил право перевода всех своих произведений на русский язык Вере Засулич.
Для современного читателя представляют интерес ее литературоведческие работы — «Наши современные литературные противоречия», рецензии на произведения
С. М. Степняка-Кравчинского, Д. И. Писарева, Н. А. Добролюбова. Большая историческая работа Засулич «Очерк истории международного общества рабочих», лишь одна часть которой была напечатана при ее жизни, была историей I Интернационала, написанной с марксистских позиций[15].
Вера Ивановна интересовалась и историей философии. Она написала две монографии: «Вольтер, его жизнь и литературная деятельность» и «Жан-Жак Руссо. Опыт характеристики его общественных идей». Последняя книжка вышла легально, в подогнанном для цензуры виде под псевдонимом «Н. Карелин» в Петербурге в 1898 году. В. И. Ленин познакомился с ней в ссылке и написал о ней А. Н. Потресову: «Карелина книжку выписал и прочел раньше, чем получил от Вас. Понравилась мне она очень; чертовски досадно, что ее обкорнали! Не напишете ли об ней рецензии?»[16]
Вера Засулич любила и уважала Плеханова как мыслителя, революционера, человека больших духовных качеств.
Членом группы «Освобождение труда» стал также Павел (Пинхус) Борисович Аксельрод. Он родился в 1850 году в Черниговской губернии в семье бедного корчмаря. Вскоре семья переехала в Шклов, где Аксельрод за счет общины окончил школу обучения русской грамоте для еврейских детей. Потом он поступил в гимназию в Могилеве, по окончании которой учился в Нежинском институте. В это время Аксельрод познакомился с революционной литературой, решил бросить институт и вести революционную работу. Тогда же начинают формироваться народнические взгляды Аксельрода.
В 1872 году Аксельрод жил уже в Киеве, где установил связи с ремесленниками и руководил их нелегальным кружком. После разгрома этой организации он нелегально перебрался за границу, в Берлине познакомился с немецкими социал-демократами, в Женеве — с русскими бакунистами. По поручению последних Павел Аксельрод вернулся в Россию, чтобы установить связи с русскими революционерами, а потом вновь эмигрировал в Швейцарию. Там он редактировал бакунистский журнал «Община», но все больше сближался с немецкими социал-демократами.
В 1879 году Аксельрод вновь возвратился в Россию, участвовал в организации «Южно-русского рабочего союза», а затем переехал в Петербург, где вступил в ряды «Черного передела». После отъезда Плеханова, Засулич, Дейча, Стефановича за границу Павел Аксельрод возглавил «Черный передел», вел пропаганду среди рабочих. В 1881 году он вновь пересек границу, поселился с семьей в Цюрихе, где открыл небольшое кефирное заведение, которое помогало его многочисленной семье кое-как сводить концы с концами.
Личные контакты со многими социал-демократами, изгнанными из Германии, сделали Аксельрода знатоком вопросов стратегии и тактики рабочего движения на Западе. Его знания в этой области сыграли положительную роль в деле ознакомления русских социал-демократов с опытом их западных единомышленников.
Четвертым членом группы был Лев Григорьевич Дейч. Он родился в 1855 году в Тульчине Каменец-Подольской губернии в купеческой семье. Когда ему исполнилось три года, семья переехала в Киев. Еще в гимназии Дейч увлекся идеями революционных демократов, а в 19 лет стал активным участником революционных народнических кружков. В теории он был горячим сторонником то Лаврова, то Бакунина.
В юношеские годы Дейч сблизился с мужем своей сестры, Иваном Федоровичем Фесенко, под руководством которого Плеханов в свое время изучал «Капитал» Маркса. Но в то время Дейч мало уделял внимания теоретическим занятиям, зато его жизнь была полна событиями. Летом 1875 года он вел пропаганду среди крестьян-молокан, затем поступил вольноопределяющимся в армию, чтобы сражаться с турками за освобождение славян. На Балканы он так и не попал. Дейч участвовал в подготовке удачного побега С. Лурье из тюрьмы, был арестован, отдан под суд, но бежал с гауптвахты и перешел на нелегальное положение. В это время он становится членом нелегального кружка «Южных бунтарей». В молодые годы, да и впоследствии, Дейч был увлекающимся и вспыльчивым человеком. Несмотря па некоторую наивность и излишнюю доверчивость, он был хорошим практиком и организатором нескольких побегов, в том числе и своих собственных.
В народнический период своей революционной деятельности Дейч был наиболее известен как один из участников Чигиринского дела. Это была попытка при помощи подложной царской грамоты, с которой якобы обратился к крестьянам 19 февраля 1875 года император Александр II, поднять крестьян Чигиринского уезда Киевской губернии на восстание против помещиков. Грамота была отпечатана в нелегальной типографии и распространялась среди крестьян. Была создана «Священная дружина», в которую в течение нескольких месяцев вступило около двух тысяч крестьян. Но нашелся предатель, который выдал пропагандистов, и они были арестованы. Дейч и его товарищи около двух лет провели в киевской тюрьме, откуда им в конце концов удалось бежать.
Приехав в Петербург, Дейч окунулся в деятельность общества «Земля и воля». В то время С. М. Кравчинским и другими готовилось покушение на шефа жандармов Мезенцева. «Чигиринцы», как называли убежавших из киевской тюрьмы революционеров, принимали участие в подготовке этого дела, но накануне покушения, опасаясь повальных обысков, организация отправила их за границу. В Швейцарии, где поселился Дейч, была большая колония политических эмигрантов из России. В течение долгих месяцев первой эмиграции Дейч очень близко сошелся с С. Кравчинским, В. Засулич, Я. Стефановичем, которые стали его близкими друзьями на всю жизнь. Осенью 1879 года все они нелегально вернулись в Петербург, где Дейч и Засулич вступили в «Черный передел», а в январе следующего года им вместе с Плехановым пришлось вновь эмигрировать в Западную Европу. Тогда и началось знакомство Дейча с марксизмом, его участие в практической деятельности группы «Освобождение труда».
Пятый член группы — Василий Николаевич Игнатов родился в Тульской губернии в богатой купеческой семье. Он учился в гимназии в Москве, потом в Петербурге. Еще на студенческой скамье Игнатов познакомился с сочинениями Чернышевского и Писарева. В 1875 году он был арестован за участие в студенческих волнениях, после чего исключен из Технологического института. Игнатов начал свой революционный путь с «хождения в народ» в Таврической губернии. В 1876 году он вернулся в Петербург, поступил в Медико-хирургическую академию, но опять был исключен за студенческие «беспорядки» и выслан на родину. В 1878 году Игнатова снова арестовали и выслали на этот раз в Вятскую губернию.
Уже в 1875 году Игнатов познакомился с Плехановым и с будущим основателем польской партии «Пролетариат» Людвигом Варыньским, в то время студентом Технологического института, с народником Александром Михайловым и другими революционерами. Он принимал участие в казанской демонстрации в Петербурге. После Воронежского съезда Игнатов стал чернопередельцем.
В 1878 году умер отец Игнатова и оставил ему и его брату Илье значительное наследство. Но Василий Николаевич большую часть денег всегда отдавал на революционные нужды, товарищам, отказывая себе во многом необходимом. В 1879 году он заболел туберкулезом и вынужден был уехать лечиться за границу — сначала в Египет, потом в Италию и, наконец, в Швейцарию. Но, даже будучи очень больным, Игнатов продолжал изучать произведения Маркса а Энгельса, подробно конспектировал «Капитал». Под влиянием марксистской литературы и своих друзей по «Черному переделу» — Плеханова, Засулич, Аксельрода — он отказался от народнических взглядов и вошел в группу «Освобождение труда». Он, его брат и сестры оказывали материальную поддержку группе, что было так важно в то тяжелое время.
Итак, все пять членов группы «Освобождение труда» имели за плечами значительный опыт народнической революционной деятельности в России, все они после раскола «Земли и воли» стали чернопередельцами, все они вынуждены были эмигрировать. Имея возможность за границей изучить марксистскую литературу, ранее им недоступную, следить за развитием рабочего движения в Западной Европе, эта группа чернопередельцев сумела, осмысливая опыт революционной борьбы, отказаться от народнической идеологии.
Переход будущих членов группы «Освобождение труда» на позиции марксизма проходил под сильным влиянием Плеханова, который был на голову выше своих товарищей в теоретических знаниях и опыте революционной работы. Его страстная убежденность в том, что марксизм применим к русской действительности, его умение вскрыть противоречия и слабости в народнических взглядах, его неукротимое стремление работать для пролетариата и развивать рабочее движение ускорили и облегчили восприятие марксизма и для всех остальных членов группы. Круг единомышленников Плеханова, перешедшего от народничества к марксизму, был мал — вначале всего пять человек, но это были в то время одни из лучших представителей русского революционного движения. Плеханов был душой и вдохновителем первой группы русских марксистов — зачинателей российской социал-демократии.
В сентябре 1883 года у старого эмигранта, участника польского восстания 1863 года А. Д. Трусова группой «Освобождение труда» был куплен типографский станок с русским шрифтом, и аренда помещения, в котором он находился, перешла к новым владельцам — Плеханову и Дмитриеву. Под второй фамилией скрывался Л. Г. Дейч. В этой типографии было набрано объявление «Об издании «Библиотеки современного социализма» и начала набираться брошюра Плеханова «Социализм и политическая борьба», которая послужила поводом к разрыву с народовольцами. Эта яркая, страстная работа Плеханова-марксиста стала первым выпуском серии «Библиотека современного социализма».
В октябре брошюра была напечатана. Небольшая книжка в серой бумажной обложке. Но именно она впервые нанесла серьезный удар по идеологии народничества и начала расчистку пути для распространения идей научного социализма в России.
Эпиграфом к своей работе Плеханов взял слова из «Манифеста Коммунистической партии»: «Всякая классовая борьба есть борьба политическая». На примерах революционного движения России последних двух десятилетий Плеханов показал правильность этого марксистского положения.
Заслугой Плеханова было то, что он впервые в русской политической литературе раскрыл принципиальную разницу между мелкобуржуазным утопическим социализмом и единственной научной теорией социализма — марксизмом. Вместе с тем Плеханов доказывал, что марксизм применим и к России, что революционное движение России может победить, только опираясь на идейную научную основу марксизма. «Общие философско-исторические взгляды Маркса, — писал Плеханов, — имеют ровно такое же отношение к современной Западной Европе, как и Греции и Риму, Индии и Египту. Они обнимают всю культурную историю человечества и могут быть неприменимы к России только в случае их общей несостоятельности» (2—I, 72).
Главная причина жизненности и действенности марксизма, возможность и необходимость его применения к условиям России состояла в том, что, вопреки утверждениям народнических идеологов, в стране развивался капитализм и вместе с ним росла и крепла новая революционная сила — пролетариат. Плеханов утверждал, что «русские социалисты… могут и должны надеяться прежде всего на рабочий класс» (2—I, 108) и что покончить с эксплуатацией трудящихся и самодержавием могут только «промышленные рабочие, обладающие большим развитием, более высокими потребностями и более широким кругозором, чем крестьянство…» (2—I, 111).
Пересматривая ошибочную народническую точку зрения о том, будто в России крестьянство, а не пролетариат явится главной революционной силой, что будущая революция явится крестьянской социалистической революцией, Плеханов ориентировал российское революционное движение на работу прежде всего среди пролетариата. Это не означало полного отказа от революционной работы среди крестьянства, хотя Плеханов впоследствии, в том числе и в работах 80—90-х годов, порой недооценивал революционные возможности крестьянства и способность российского пролетариата повести его за собой. Тем не менее в брошюре «Социализм и политическая борьба» он выражал надежду на то, что русским революционерам потребуется в будущем обращать большое внимание на пробуждение революционного движения в крестьянстве. «…Наши социалисты, — писал он, — должны были бы изменить распределение своих сил в народе, если бы в среде крестьянства обнаружилось сильное самостоятельное движение» (2—I, 111).
Плеханов показал ошибочность народнических теорий о том, будто в России должна произойти сразу же социалистическая крестьянская революция, минуя демократический этап революции: «Связывать в одно два таких существенно различных дела, как низвержение абсолютизма и социалистическая революция, вести революционную борьбу с расчетом на то, что эти моменты общественного развития совпадут в истории нашего отечества, — значит отдалять наступление и того и другого»(2—I, 110).
Вместе с тем он доказывал, что в конечном счете революционное движение на социалистическом этапе его развития приведет к завоеванию власти рабочим классом, к установлению диктатуры пролетариата. «Достигший политического господства революционный класс только тогда и сохранит за собою это господство, только тогда и будет в сравнительной безопасности от ударов реакции, когда он направит против нее могучее орудие государственной власти…
Но диктатура класса, как небо от земли, далека от диктатуры группы революционеров-разночинцев. Это в особенности можно сказать о диктатуре рабочего класса, задачей которого является в настоящее время не только разрушение политического господства непроизводительных классов общества, но и устранение существующей ныне анархии производства, сознательная организация всех функций социально-экономической жизни» (2—I, 101).
Называя социалистическое учение Маркса и Энгельса той «Ариадниной нитью», которая может вывести революционеров России «из лабиринта… тогдашних политических и практических противоречий», Плеханов убедительно раскрывает великую преобразующую роль идей, научных знаний в. жизни общества, особенно тогда, когда ими овладеет рабочий класс.
В полемике с народническими идеологами, принижавшими роль научной революционной теории и подменявшими ее лишь революционным энтузиазмом, Плеханов напоминает негритянскую легенду о двух братьях, которым бог предложил выбрать между богатством и знанием. Один избрал знание и стал сильным, другой остался с богатством и затем понял, что наука выше богатства (1—II, 67–96).
«Буржуазия, — пишет Плеханов, — обладала когда-то и знанием, и богатством… бог человеческих обществ, история, не признает прав несовершеннолетних классов и отдает их в опеку их старших братьев. Но настало время, когда обделенный историей рабочий класс вышел из детского возраста, и буржуазии пришлось с ним делиться. У нее осталось золото, между тем как ее младший брат получил «книгу», благодаря которой он, несмотря на мрак и холод своих подвалов, стал теперь уже силен и страшен. Мало-помалу научный социализм вытесняет буржуазные теории со страниц этой магической книги, и скоро пролетариат прочтет в ней, как завоевать ему материальное довольство. Тогда он сбросит с себя позорное иго капитализма и покажет буржуазии, «насколько наука выше богатства» (1—II, 67–68).
Критикуя с позиций марксизма ошибочные взгляды народничества, Плеханов звал своих былых единомышленников под новые знамена — знамена научного социализма. Несокрушимым оптимизмом и уверенностью в победе марксизма проникнута брошюра «Социализм и политическая борьба» и последующие работы Плеханова того времени. Обращаясь к П. Л. Лаврову и его последователям, он спрашивает: «Зачем же повторять чужие ошибки и становиться на таком шатком основании в отрицательное отношение к величайшей и cамой революционной общественной теории XIX века?»
Призывая народников во имя революционного будущего России изменить свои взгляды, изучить и принять теорию марксизма, Плеханов пишет: «Впрочем, неверное понимание тех или других положений современного социализма не составляет еще главного препятствия для окончательного выхода нашего революционного движения на путь, проложенный рабочим классом Запада. Ближайшее знакомство с литературой «марксизма» покажет нашим социалистам, какого могучего оружия лишали они себя, отказываясь понять и усвоить теорию великого учителя «пролетариев всех стран». Они убедятся тогда, что наше революционное движение не только ничего не потеряет, но, напротив, очень много выиграет, если русские народники и русские народовольцы сделаются, наконец, русскими марксистами…» (2—I, 95–96).
Плеханов надеялся тогда на то, что большинство народников порвет со своими субъективистскими, утопическими, подчас анархическими воззрениями и станет на позиции научного социализма. Этого не произошло, хотя брошюра Плеханова быстро разошлась среди русской революционной эмиграции. Острая и убедительная критика идеологии народничества одним из видных представителей революционных народников казалась многим невероятной. Автора обвиняли в отступничестве от святых идеалов и даже в предательстве. От Плеханова и его соратников отшатнулась почти вся русская прогрессивная эмиграция. В краткой рецензии П. Л. Лавров называл своего товарища по революционной борьбе «господином» и несправедливо упрекал членов группы «Освобождение труда» в том, что для них «полемика с «Народной волей» более своевременна, чем борьба с русским правительством и другими эксплуататорами русского народа». Николай Иванович Жуковский, друг Бакунина, ворчал: «Самим есть нечего, а создают группы!»
Вместе с тем самые передовые представители революционного движения в России, ставшие на позиции марксизма, высоко оценили этот первый, говоря словами В. И. Ленина, «символ веры» русской социал-демократии. Ленин писал, что брошюра Плеханова «показала, как именно и почему именно русское революционное движение должно привести к слиянию социализма и политической борьбы, к слиянию стихийного движения рабочих масс с революционным движением, к слиянию классовой борьбы и политической борьбы»[17].
Работа Плеханова нанесла только первый удар по народнической идеологии. Да и написана она была в основном в то время, когда Плеханов еще надеялся убедить многих сторонников народничества стать на позиции марксизма.
Сразу же после выхода в свет брошюры «Социализм и политическая борьба» он приступил к написанию новой работы, в которой развил марксистские идеи, только намеченные ранее. Вышла она в начале 1885 года, хотя титульный лист помечен 1884 годом.
Новая работа носила вполне определенное название — «Наши разногласия». В ней Плеханов исследовал общественные отношения пореформенной России. Основываясь на документальных источниках, Плеханов доказывает, что капитализм в России развивается быстрыми темпами, что он проникает во все сферы хозяйства, разлагая сельскую общину. В результате его развития происходит формирование класса промышленного пролетариата, а в деревне идет дифференциация крестьянства, из которого выделяются сельская буржуазия, бедняки и батраки.
Плеханов подробно рассматривает социалистические и вместе с тем утопические теории зачинателей революционного народничества начиная от Герцена и Чернышевского, анализирует ошибочные взгляды Бакунина, Ткачева, Лаврова. Особенно резко он полемизирует с одним из лидеров народничества — Львом Тихомировым, который в то время уже внутренне тяготел к ренегатству. Посвятив разбору взглядов Тихомирова немалую часть книги, Плеханов доказал, что взгляды эти устарели, что они несостоятельны, вредят революционному движению. В этом произведении ярко сказались полемические способности Плеханова. Остроумно высмеивая противника, вышучивая, например, утверждение Тихомирова о том, что капитализм многими своими сторонами отдаляет возможность социалистического строя, Плеханов иронически восклицает: «Ах, уж этот г. Тихомиров! Любит же он, как видно, потолковать о материях важных!.. Он, наверное, скоро «придумает», если уже не «придумал», и для «Запада» другой путь к социализму, менее кривой и рискованный…» (2—I, 194). В другом случае Плеханов, критикуя статью Л. Тихомирова «Чего нам ждать от революции?», развенчивает логические противоречия и унылый скептицизм Тихомирова, который признает, что крупное производство до некоторой степени создает почву для социализма, и в то же время твердит, что способ обобществления труда при капитализме — наилучший. «Словом, — пишет Плеханов, — г. Тихомиров стоит перед вопросом об исторической роли капитализма в таком же недоумении, в каком стоял известный генерал перед вопросом о шарообразности земли:
В книге «Наши разногласия» Плеханов с точки зрения марксизма излагал важные философские вопросы — о роли личности в истории, о диалектике свободы и необходимости и другие проблемы, ставшие предметом идейной борьбы марксизма против идеалистической философии, в частности субъективной социологии народничества, которая исходила из того, что главным двигателем истории являются не народные массы, не трудящиеся классы, а герои, революционеры-интеллигенты, «критически мыслящие личности» и т. д. Свобода, как учили Маркс и Энгельс, есть познанная необходимость, она осознание объективных закономерностей общественного развития.
«Мы убеждены, — писал Плеханов, — что когда общество ступило на след естественного закона своего движения, оно не может ни перескочить естественные фазы своего развития, ни устранить их декретами. Но оно может сократить и облегчить мучения родов» (2—I, 136).
Критикуя народнические представления о марксизме как о какой-то фаталистической концепции, которая будто бы «обязывает» Россию следовать капитализму, не считаясь с особенностями ее исторического развития (преобладание крестьянства, остатки сельской общины и т. д.), Плеханов раскрывает перед русскими революционерами подлинную, революционную сущность философии диалектического и исторического материализма, всей теории марксизма. Он указывал социалистической молодежи, что марксизм — это алгебра революции, которая учит своих приверженцев пользоваться каждым шагом общественного развития в интересах рабочего класса.
Во второй главе своей книги, применяя диалектический метод Маркса и Энгельса к анализу развития капитализма в России, Плеханов доказывает, что нет необходимости «приговаривать» Россию к тому, чтобы она встала на путь капитализма, ибо она уже проходит этот этап в своем историческом развитии, что «идеальная община», на которую возлагают надежды народники, уже не существует в действительности, а разлагается под влиянием капитализма.
Признание этих бесспорных фактов, объективно действующих законов общественного развития отнюдь не приводило настоящих русских революционеров к какому-либо пессимизму или примирению с новыми эксплуататорскими классами.