Вторым звеном командует командир 2-й эскадрильи капитан Гречишников. С ним идут экипажи капитана Беляева, старших лейтенантов Фокина и Финягина.
Третье звено поведет командир 1-й эскадрильи капитан Ефремов. В его составе летят экипажи капитана Есина, старшего лейтенанта Русакова и лейтенантов Кравченко и Александрова.
- Одобряю,- заключил Жаворонков.- Желательно только, чтобы вы подольше бомбили Берлин. И со всех направлений. Пусть фашисты почувствуют силу нашего удара.
Кажется, сделано все. Преображенский спокоен, уверен в успехе. Накануне из Москвы, из штаба ВВС Военно-Морского Флота, были присланы план Берлина с помеченными целями и схемы противовоздушной обороны.
Преображенский вызвал летчиков и штурманов на командный пункт. Уточнив цели, маршрут полета, ориентиры, полковник сказал:
- Взлетать будем звеньями, через пятнадцать минут. Строй в воздухе "ромб". Высота полета над морем будет зависеть от погоды. Высота над целью не менее шести тысяч метров. Тогда нам не будут страшны аэростаты заграждения, да и немецкие зенитки не смогут вести прицельный огонь. Рассредоточиваться над городом - по моему сигналу огнями. Возвращение в Кагул - самостоятельно, по прежнему маршруту. Задача наша заключается в том, чтобы как можно точнее поразить цели и больше времени воздействовать на Берлин.
Ответив на вопросы, Преображенский предупредил:
- Для скрытого подхода к Берлину радиостанциями не пользоваться. При встречах с немецкими ночными истребителями огня воздушным стрелкам не открывать.
Последнюю метеосводку штурманы должны были получить за час до вылета. Жаворонков уже послал по маршруту Че-2 на разведку погоды.
Дальнейший распорядок дня предусматривал для летного состава отдых до самого ужина. В 20.00 - построение на аэродроме, в 21.00 - вылет.
Перед вылетом на задание, считал командир полка, каждый летчик должен осмыслить поставленную боевую задачу, продумать предстоящий полет и хорошо отдохнуть. Сам же полковник любил посидеть с баяном в руках и погрустить под свою любимую песню "Степь да степь кругом". В полку знали эту слабость командира. И когда он брал баян, летчики присаживались невдалеке, задумчиво слушали песню. Простая, задушевная мелодия уносила их в родные края, где остались дорогие их сердцу люди.
Припомнилось и Преображенскому...
...Родился он в старинном русском селе Волокославенское, стоящем на древнем пути, по которому речные суда с Волги перетаскивали волоком в Сухону.
Евгений рано научился играть на гармошке, а потом легко освоил и баян. Но музыкантом он не стал, а выбрал профессию отца, сельского учителя. Поступил в педагогический техникум в городе Череповце. Там в кружке Осоавиахима впервые столкнулся с военным делом - стрелял из малокалиберной винтовки, получил значок ворошиловского стрелка, занимался военно-прикладными видами спорта, участвовал в военизированных походах.
По комсомольской путевке пришел Евгений в военно-морское авиационное училище. В первый самостоятельный полет, дав путевку в небо, его выпустил командир отряда школы, известный летчик Василий Молоков.
С тех пор Преображенский налетал уже свыше полумиллиона километров, прошел все командирские ступени, стал командиром прославленного полка и вот теперь, через несколько часов, должен лететь на бомбардировку столицы фашистской Германии - города Берлина....
Начальник штаба Береговой обороны Балтийского района подполковник Охтинский, приехавший в Кагул, был немало удивлен, увидев в руках командира полка баян. Преображенский кивком поздоровался с ним - они уже успели подружиться, доиграл песню, мечтательно вздохнул.
- Душа песни просит. А вы, Алексей Иванович, любите песни? - вдруг спросил он.
- Да, конечно,- ответил Охтинский.- Только повеселее.
Преображенский озорно сверкнул глазами, развел мехи баяна и лихо заиграл плясовую.
- Хотите нашу развеселую вологодскую, а? Чтоб ноги сами заходили!
Охтинский заулыбался. Оживились и летчики, которым невольно передалось веселое настроение командира.
Преображенский вдруг резко сжал растянутые мехи и поставил баян на самодельный столик.
- Шабаш на сегодня! - встал он.- Пора и в гости лететь. Гостинцы уже подвешены.
Ровно в 20 часов летный состав был на аэродроме. На зеленом поле стояли двенадцать дальних бомбардировщиков, готовых к вылету. К этому времени вернулась из разведывательного полета Че-2. Каспин был расстроен, погода не улучшилась, на пути ожидаются густая облачность, дождь, туман. С Атлантики идет циклон, а это значит, что в южной части Балтийского моря все небо не один день может быть закрыто плотными облаками. Единственно, чем мог порадовать летчиков Каспин,- это что на Сааремаа будет стоять пока хорошая погода.
- И на том спасибо,- усмехнулся Преображенский.- Хоть взлетать да садиться будем в нормальных условиях.
Каспин раздал метеосводки штурманам. Преображенский посмотрел на часы.
- Разрешите приступить к выполнению операции, товарищ генерал? - обратился он к Жаворонкову. Генерал одобрительно кивнул.
- Приступайте, Евгений Николаевич.
- По самолетам! - раздалась команда Преображенского.
Летчики и штурманы направились к своим машинам, возле которых уже стояли стрелки-радисты, воздушные стрелки и техники самолётов. Теплыми взглядами и дружескими рукопожатиями их провожали те, кто помогал готовиться к полету и теперь в томительном ожидании оставался на аэродроме. Мысленно каждый из них был с улетавшими экипажами, от всего сердца желая им благополучного возвращения.
Преображенский вызвал эмку. Он решил объехать аэродром, чтобы еще раз убедиться в готовности к полету всех экипажей. С ним поехали военком полка Оганезов и флагштурман капитан Хохлов.
Доклады летчиков были обнадеживающими: материальная часть проверена, моторы готовы к запуску, настроение экипажей отличное, уверенность в выполнении боевой задачи полная. Преображенский внимательно, по-отцовски вглядывался в лица летчиков, штурманов, стрелков, с кем уже много раз доводилось бок о бок, крылом к крылу громить ненавистного врага. Сейчас им всем вместе предстоит лететь в глубокий тыл, в сам Берлин, над которым еще ни разу не появлялись краснозвездные самолеты. Именно им, морским летчикам Балтики, суждено было проложить путь к фашистской столице. Сначала этот путь пройдет только по воздуху, а потом настанет тот счастливый день, когда советские воины дойдут туда и по земле. В это верил каждый.
Эмка подкатила к флагманскому самолету. Возле него находились старший инженер Баранов и техник старшина Колесниченко. Машина была в полном порядке, от позавчерашней аварии не осталось и следа. Подновленный краской, четко виделся бортовой номер 2816.
По лицам облаченных в меховые комбинезоны стрелков-радистов Кротенко и Рудакова струйками тек пот. Они помогли летчику и штурману надеть такое же обмундирование и пристегнуть парашюты.
- Ну, пора, товарищи,- чуть дрогнувшим от волнения голосом проговорил Преображенский.
Он простился с Барановым и Колесниченко. Оганезов обнял и расцеловал каждого члена экипажа флагманской машины. Он был взволнован больше чем когда-либо и не скрывал этого.
- Я верю, дорогие товарищи, что вы благополучно долетите до этого проклятого Берлина. Бейте фашистов в их логове по-моряцки, по-балтийски! Пусть они почувствуют силу наших ударов возмездия. Весь мир будет знать о советских летчиках, ударивших по Берлину. Мы ждем вас. Возвращайтесь с победой!
Преображенский, Хохлов, Кротенко и Рудаков поднялись в свои кабины. Хохлов тут же вынул из полетной сумки штурманские карты с нанесенным маршрутом до Берлина. Вместе с картами выпал двусторонний гаечный ключ 17 на 9. Как он оказался в полетной сумке? Кто его туда положил и зачем? Видимо, техник самолета старшина Колесниченко при осмотре креплений приборов машинально, по забывчивости сунул в лежащую рядом полетную сумку штурмана. Хотел выбросить через нижний люк на землю, но потом решил оставить: "Пусть летит на Берлин. Раз уж оказался в моей сумке..."
Время на исходе. Хохлов открыл астролюк, по пояс вылез наружу и с ракетницей в руке застыл в ожидании команды.
- Сигнал! - приказал Преображенский. Над аэродромом вспыхнула, рассыпаясь каскадами искр, зеленая ракета.
- От винта! - послышались команды.
Аэродром ожил. Все громче и громче ревели моторы, самолеты дрожали, будто от нетерпения. Летчики, разогревая двигатели, опробовали их на полных оборотах.
На старте, куда поочередно стали выруливать машины, распоряжался начальник штаба авиагруппы капитан Комаров. Туда же пришел и Жаворонков. С двумя флажками в руках - белым и красным он давал разрешение на взлет.
Высоко в небе над Кагулом уже кружили маленькие "чайки", заблаговременно поднятые в воздух. Они должны были прикрыть бомбардировщики от возможного нападения немецких истребителей.
Первой вырулила на старт флагманская машина. Жаворонков показал белым флажком на взлетную полосу: "Взлет разрешаю". Генерал приложил руку к фуражке, прощаясь с экипажем.
Самолет Преображенского медленно покатился по взлетной полосе. Моторы гудели натужно, убыстряя ход тяжело нагруженной машины, все ближе подходившей к кромке аэродрома. Со стороны казалось, что бомбардировщик не сумеет преодолеть темно-зеленый барьер леса, окружавшего аэродромное поле. Но самолет все же оторвался от земли, перевалил через лес и начал набирать высоту.
Следом за ним помчались друг за другом ДБ-3 капитана Плоткина, старшего лейтенанта Трычкова и лейтенанта Дашковского.
В воздухе самолеты построились ромбом и полетели в сторону Балтийского моря.