58725.fb2 Никита Изотов - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 29

Никита Изотов - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 29

Но Надюшу трудно было обмануть. Не раз замечала, как порой потирал широкой ладонью грудь, морщась при этом. Еще в Сибири врач сказал ей доверительно: «Не щадил себя Никита Алексеевич, вот и результат… Сердце беречь надо». Когда вернулись, умоляла Надежда Николаевна мужа показаться врачам, он только отшучивался, обещал: вот выведем шахту, так сразу к эскулапам в руки. И уже серьезно:

— Да здоров, здоров я, чувствую ведь. Врачи чуть что — в больницу уложат. Так, на всякий случай… Налей-ка лучше еще тарелочку борща. — Улыбался: — Больному есть, между прочим, неохота.

Любил по-прежнему украинский наваристый борщ, просил всегда косточку мозговую, с наслаждением расправлял широкую грудь, отставлял тарелку:

— Ну, Надюша, угодила. Поеду…

Перевели Изотова в Енакиево не случайно: хромало шахтоуправление № 2, что называется, на обе ноги. Сколько начальников и главных инженеров сменили — не счесть. А толку? С начала года «минусуют» все участки, долг уже за десять тысяч тонн перевалил. Изучив обстановку, Изотов поставил четкую задачу: к 30-й годовщине Октября рассчитаться с долгом и дать сверхплановую добычу. Раскрепил итээровцев по участкам, себе взял самый отстающий — подготовительные работы. Проходчики держали продвижение лав. Директорская смена — без начала и конца. Смена в кабинете, другая в шахте, потом совещание в тресте. Похудел, слегка запали щеки, но остался такой же общительный, веселый, открытый для всех. Одним словом, Изотов! И людей тормошил, не давал расслабляться. Предложил соревноваться забойщикам и проходчикам, заключить договора, сам вызвался быть арбитром. А итоги подводить каждую пятидневку.

В личном деле сохранилась характеристика, выданная Енакиевским горкомом партии Изотову 28 ноября 1947 года: «т. Изотов Н.А. добросовестно относится к обязанностям, работает над повышением идейно-политического уровня, активно участвует в общественно-политической работе и пользуется авторитетом среди ИТР и рабочих. Секретарь ГК ВКЛ(б)У Иванов».

Неизвестно, для чего понадобилась характеристика управлению кадров Минуглепрома СССР. Зато точно установлено, что шахтоуправление № 2 рапортовало 1 ноября о выполнении плана угледобычи за 10 месяцев на 106,9 процента и подготовительных работ — на 106 процентов. Дела пошли в гору, поднялось и настроение, даже недуги вроде бы отступили.

И вдруг неожиданная, а оттого еще более горестная весть — умер Вахрушев, угольный нарком, тот самый Василий Васильевич Вахрушев, с которым Изотов впервые близко познакомился в 1939 году, когда возглавлял комбинат Сталинуголь. В 1943 году Вахрушеву было присвоено звание Героя Социалистического Труда. И вот незадолго до 45-летия жизнь руководителя угольной промышленности, который для Изотова всегда оставался символом советского хозяйственника, оборвалась.

— Как могут такие люди уходить? — недоумевал он, откинувшись на спинку стула.

Надежда Николаевна молчала. Да и что могла сказать, зная, что такое настоящая мужская работа — шахтеров, металлургов. Поднялся Никита Алексеевич, ушел во дворик, даже не заметив тарелку любимого борща. Потом долго сидел на крыльце, держась правой рукой за карман гимнастерки.

В последний день января 1948 года Изотову позвонили из треста: «Никита Алексеевич, вам присвоено звание горного директора административной службы второго ранга. Поздравляем». Поздравить было с чем: звание высокое, если по армейскому считать — соответствовало генерал-лейтенанту. Положил телефонную трубку, улыбнулся широко, махнул небрежно рукой.

Спокойно относился он к званиям и чинам, не раз говаривал: «Не за орденами под землю спускаемся». Кому-кому, а шахтерам на невнимание было грех жаловаться. Не было года, чтобы на любой шахте передовиков, руководителей не награждали. Узнала Надежда Николаевна, попросила:

— Никиша, что хочу… Сфотографируйся в новой форме. На память дочкам хотя бы…

Долго отнекивался, ссылался на занятость, а тут приехали старые товарищи из Горловки, проведать.

— Тебя, Алексеич, на партийном собрании только что вспоминали, — рассказали ему горловчане.

С пласта «Соленый» новички сбегать начали, тут, говорят, только пот соленый на спине, а угля не добудешь. Вот коммунист Михаил Сечкин обратился к кадровым забойщикам: «Забыли, как Изотов молодых учил? То-то, что помните. Давайте возьмем учеников, поможем. Наблюдал я, крепить они при таких боковых породах не успевают». Участок № 27 не только вылез из долгов, но еще и стал инициатором применения металлического крепления. Не было счастья, так несчастье помогло. Неустойчивые породы вынудили искать новое, так и додумались — крепить уступы металлом, не деревом.

— Головастые, черти, — радовался Изотов.

Гости попросили для красного уголка «Кочегарки» фотографию. Тогда уж Никита Алексеевич облачился в тужурку с петлицами, фуражку форменную надел, руку за борт заложил. Получился он на фото парадный, непохожий на себя.

— Важный очень, — прокомментировал свое изображение Изотов.

— Мне нравится, — отозвалась жена. — Солидный такой, а не важный. Горный директор таким и должен быть.

Никита Алексеевич хмыкнул, убрал фотографию. А горловчане увеличили негатив, вывесили портрет в здании комбината, а когда построили Дворец культуры и открыли в нем музей истории «Кочегарки», то поместили его здесь.

26 мая 1950 года коллектив прославленной шахты выполнил первую послевоенную пятилетку — первым в комбинате Артемуголь. В это время прибыла на «Кочегарку» профсоюзная делегация шахтеров Бельгии и Голландии. Бытовой комбинат шахты буквально потряс гостей.

— У нас на шахте нет ни красных уголков, ни клуба, — заявил бельгиец Жан Шредер. — Сооружение такого великолепного здания у нас просто невозможно. Рабочему, приехавшему из капиталистической страны, все это кажется чудом.

На что Изотов, приглашенный парторгом «Кочегарки» Нерозиным на эту встречу из Енакиева, прогудел:

— Чудо и есть. Не комбинат, конечно, а наши люди. Вот ответьте мне, как у вас чествуют ударников? Ну, лучших горняков?

Гости переговаривались, пожимали плечами, наконец сказали, что хозяин платит за работу деньги и считает на этом все заботы о своих рабочих исчерпанными. Ни в Бельгии, ни в Голландии, ни в Англии, где они бывали, даже подумать странно о чем-либо, подобном Доскам почета или аллеям Героев Труда. Не знают и такого за рубежом, чтобы кого-либо из шахтеров наградили орденом за работу.

— Вот и я про то, — отозвался довольный тем, что его сразу поняли и ответили без хитрости, Изотов. — А видели бы вы этот чудо-дворец в сорок четвертом году, после того как фашистов прогнали. Одни развалины.

— На улице Изотова гитлеровцы все дома сожгли, — поддакнул Яков Иосифович.

— О, так вы есть богатый человек, — утвердительно произнес руководитель делегации, несколько удивленный этим фактом. — Сколько же сгорело ваших домов?

Раздался дружный хохот, у Изотова даже слезы выступили от смеха, ничего ответить не мог, только рукой отмахивался. Пришлось парторгу пояснить, что сгорели дома шахтеров, а улица еще до войны по решению городских властей была названа Изотовской, в честь вот этого самого забойщика, а ныне руководителя крупного шахтоуправления.

Последний раз гостем родной «Кочегарки» Изотов был на Октябрьские праздники. Стояли теплые осенние дни, в кумач оделась рабочая Горловка. Первыми в колонне демонстрантов шли горняки «Кочегарки». Им было чем гордиться — с начала года отправили Родине двадцать эшелонов сверхпланового топлива. Впереди шли ветераны в черных парадных тужурках, с завесью боевых и трудовых орденов.

Отказался от приглашения на трибуну Никита Алексеевич, шел вместе с колонной рядом с парторгом Не-розиным, в форме, при всех наградах, возвышаясь над головами соседей. Его издали узнавали, с тротуаров кричали: «Привет, Никита», а он поднимал сжатые ладони рук, улыбался знакомым и незнакомым. Все эти люди на улицах и в колонне демонстрантов были горловчане, а значит — родные, роднее некуда, потому что сплотила их работа под землей, субботники по благоустройству города. И вот он, красавец город, гордость Донбасса. Широкие улицы, добротные дома, скверы и парки. Эх, вот только годы уходят слишком быстро!..

На торжественном собрании огласили телеграмму от нового министра угольной промышленности А.Ф. Засядько, сменившего покойного Вахрушева. «Поздравляю коллектив «Кочегарки» трудовой победой. Желаю изотовской напористости, взаимовыручки делах…»

— Слышь, Никита, словно знал министр, что гостем у нас будешь, — сказал ему Нерозин.

— Ладно, Яша, не береди, — сказал Изотов. — Ей-богу, вытащим совсем шахтоуправление, подамся к вам.

Когда вернулся из Горловки, то рассказал Надюше об успехах «Кочегарки», о тех, с кем вновь повидался, и вроде бы отступили хвори. Повеселел, говорил громко в нарядных: «Други, звездочку-то мы зажгли на копре. Да это что — план выполнили, не более того. Ну чего-то там трошки сверху. Долг исполнили — вот и все. Негоже так, надо на верхние уступы карабкаться. Так?»

С ним соглашались: пора тряхнуть, и верили, что прогремят, да и как не верить, если сам Изотов говорит. Уж он-то найдет, как шахтоуправление вперед рвануть. В хвосте еще совсем недавно плелись, на всех селекторных совещаниях и просто перекличках склоняли, а теперь твердо на план вышли, хоть помаленьку, но наращивают добычу.

Решил Никита Алексеевич еще раз все забои лично оглядеть, пощупать пальцами — так сам говорил. И вновь пошла-поехала бессменная директорская вахта — с утра в кабинете и нарядных, допоздна в шахте. В последний день ноября привезли его домой на машине. Провожатые бережно поддерживали под руки, ввели на крыльцо. Не спавшая Надежда Николаевна распахнула дверь, только охнула, обняла за шею мужа, ласково зашептала: «Ничего, ничего, пройдет, выдюжишь, устал только…»

Главный инженер потихоньку шепнул, что плохо стало в клети, когда уже поднимался на-гора. Стволовой заметил, что вышел директор — его все так называли, хотя значился официально начальником шахтоуправления, но- уж больно не подходило к простому и общительному Изотову слово «начальник», — за грудь держится, и шатает его, тревогу поднял.

На диване в горнице лежал Изотов, вызывая недоумение своим беспомощным видом. Он, понимая это, оправдывался, что какая-то струнка или жилка вроде лопнула, ноги и руки вялые сделались, словно не он им хозяин, да ничего, все пройдет, полежит немного, отпустит… Не отпустило, и через день Изотова отправили самолетом в Москву.

Вернулся он в Енакиево под самый Новый год, обрадовался, увидев елку посреди комнаты, где недавно беспомощный лежал на диване, широко, иначе не умел, улыбнулся:

— Ну вот я, как новенький рубль.

Подремонтировали, мол, столичные врачи, гору лекарств извели: он же крупный, ему вдвойне лекарства давали, когда уезжал, то другим больным ничегошеньки не осталось. Слушала Надежда Николаевна его речь с прибауточками, веселела на глазах. Прижалась к своему Никите: а ведь правда, такого чтобы хворь одолела, еще пятидесяти нет, спасибо московским врачам, — поставили на ноги, может, и болеть больше вовсе не будет. Как и всякая любящая женщина, она верила в неведомые ей методы врачевания, тем более в столице, а еще больше верила в него, своего Никиту — богатырь ведь.

1 января 1951 года завтракали поздно. После чая Никита Алексеевич просматривал газеты, позвал:

— Надюша, взгляни.

На первой полосе «Правды» высилась величественная Спасская башня Кремля.

— Прошелся по Кремлю перед отъездом, у Мавзолея постоял, — тепло сказал Изотов. — Никому теперь уж нас не согнуть. Послушай, что Шолохов пишет в газете: «Будет ясная заря у всего человечества. Будет утро с ясным небосклоном… Проснется мать, проснется дитя в колыбели — и никто не вспомнит и не подумает о том, что когда-то были на свете маккартуры, Трумэны, Черчилли…» А, Надюша, здорово как! Мы победили, и мы больше всех хотим мира. Сама знаешь, сколь хлебнули люди. — Разволновался, заходил по комнате, большой, в растоптанных широченных валенках. — Помнишь, как в Сибири картошку все сажали. А к утру в бараках воду в ведрах топором прорубали.

— Все помню. Не ходи взад-вперед, посиди лучше.

— Какое там посиди! Ты глянь, что в стране делается. Скоро от разрухи военной и следа не останется. А мы что же, болеть будем? Никогда еще шахтеры на обочине не отсиживались…

Так начался январь, последний месяц в жизни Изотова. Он бодрился, внушал всем, кто приходил проведать, что здоров, вот только чуточку после лечения оклемается — ив шахту, в забои.