Милиции было действительно много, возле театра Шевченко я услышала диалог мужчины и
женщины, которые выходили из машины, с недоумением озираясь по сторонам:
— Слушай, а шо ментов стока, кошмар?!
— Не знаю, может, президент опять приперся.
— Та был же на днях!
— Гы-гы, зажигалку забыл, вернулся.
У ломбарда собралось человек двадцать стариков. Несколько бабулек держали красные
флажки с серпом и молотом. Худощавый дедушка нес на длинной палке выцветший портрет
молодого Ульянова. Люди в синем здесь были, но держались особнячком, ближе к танкам.
Играло какое-то подобие музыки. Один старичок к допотопному проигрывателю приставил
мегафон, получилось что-то типа динамика. Скрипящая и хрипящая мелодия звучала
препротивно.
— Девушка, что вы там записываете?! — подскочил ко мне бойкий пенсионер в серой
фуфайке.
— Вы не волнуйтесь, я из газеты, — как можно мягче произнесла я.
— Какой? — он нахмурил брови.
— MediaPost, — сказала я внятно, с улыбкой и даже с нежностью.
— Ну, ладно, пишите, — помолчав несколько секунд, позволил дед.
Его снисходительность меня растрогала. Писать на самом деле было нечего. Кроме
ощущений. Но их я не записываю. Несколько пожилых женщин, закутанных в платки, стояли
кружком и оживленно беседовали, размахивая руками.
Я подошла ближе. Проникаться.
— А помните?!
Эта фраза звучала то от одной, то от другой старушки. По очереди они вспоминали, как
были молоды, красивы и счастливы.
И мне кажется (забросайте меня камнями, если я не права), это «а помните» не зависит от
режимов, власти и идеологии. Даже несмотря на то, что в промежутках между
воспоминаниями бабульки крыли «демократов» на чем свет стоит, потому что сейчас все не
так и все намного хуже.
— Помните тот магазин, ну, в котором сейчас мебель продают!? У-у-у, какие там были
торты!!!
— А сейчас разве торты?!? Тьфу!
— О-о-о-ой, Марья Осиповна! Давно вас не было! Как поживаете?!
В отличие от бабушек, чьи разговоры напоминали собрание клуба по интересам, дедушки
были немного агрессивнее. О тортах не вспоминали, говорили о заводах, танках, самолетах, миллионах рабочих мест и бесплатных квартирах. Говорили о советской власти. Говорили о
войне. Когда старики вспоминают войну, мне хочется плакать. Не то чтобы возражать или
комментировать, а вопросы уточняющие задавать неудобно. Несмотря на ворох прочитанной
литературы о «правде той войны». Может, это и глупое благоговение, но по-другому не могу.
Не умею.
Я замерзла окончательно. У меня промокли ноги и окоченели пальцы. Состояние выдавал
цвет носа, ко мне подошла бабушка с какими-то листовками в руках. Я потянулась к бумажке
автоматически, чтобы не обидеть.
— Замерзла, деточка? Иди домой, грейся. Хотя как сейчас дома согреешься? Батареи ж еле
топят. Ох-ох-ох, вот когда я была такая, как ты, ТАК топили. Прикоснуться нельзя было к
батарее, кипяток!
Я побрела к автобусу. Буду проникаться на ходу, пешком не могу больше. Автобус
покатился по тому же маршруту в обратную сторону: «Ломбард — вождь». Я думала, батареи-
кипяток — это хорошо, а то, что люди жили по 10 человек в одной квартире (нельзя было ни
купить, ни снять жилье) — плохо. Вкусные торты — хорошо, километровые очереди за ними