Я НЕ ДОКТОР
Цивилизация погибает только после расцвета культуры. Значит, мы не погибнем никогда.
Ночью у моей шестилетней дочери ни с того ни с сего поднялась температура. Она не
чихала, не кашляла, но я все равно решила утром вызвать врача. Мало ли?! Я же не доктор.
В поликлинику удалось дозвониться с пятнадцатого раза.
— Ваш доктор такой-то. Обход с девяти до одиннадцати.
Надо сказать, я крайне редко обращаюсь к врачам и правил поведения с участковыми
педиатрами не знаю.
— Скажите, а можно начать с нас? Мне на работу к десяти, как раз успею.
— Обход по маршруту или степени болезни.
Я не совсем поняла это словосочетание и на всякий случай переспросила:
— Так можно доктор сначала зайдет к нам?
— Адрес?
— Такой-то.
— Ожидайте.
Так и не въехала, зайдет доктор пораньше или нет, но решила послушно ожидать. Мне
повезло. В дверь позвонили еще до десяти утра. Без пяти десять.
— Что у вас? — спросила доктор.
— Температура ночью была, и все.
— И все?!
Доктор округлила глаза. Видимо, температуры 39 было крайне мало, чтобы начать обход с
нас. Простите, что не холера.
— Открой ротик шире, шире.
— Может быть, включить свет? — предложила я, глядя на раздирающего рот ребенка.
— Не надо, я и так вижу, что ангина. Вот сами посмотрите!
Мне не хотелось смотреть, но она настаивала.
— Ну, загляните же, я даже вижу гнойничок! — доктор так радовалась, что обидеть ее
было как-то неудобно.
В глазах ребенка, послушно стоявшего с распахнутым ртом, читалась мольба «мама, загляни, она не отстанет». Я заглянула.
— Вот, видите!
Врач приготовилась к моим восторгам. На ее лице, как на суфлере, засветилась моя
следующая фраза: «Да, да, конечно, определенно ангина, вы правы, доктор».
Я промолчала. Промолчала не потому, что ничего, кроме горла, возможно, покрасневшего, не увидела. А потому, что не понимаю, зачем. Зачем мне заглядывать в рот ребенку?
Подтвердить диагноз? Подтвердить профессионализм медика? Бред.
Во время беременности меня часто смотрели на аппарате УЗИ, и милая докторша в женской
консультации каждый раз поворачивала монитор в мою сторону, приговаривая: «Ой, посмотрите, пальчики какие длинные, а ножки как смешно поджимает». Я так ни разу и не
смогла понять, где там пальчики, где ножки, а где, собственно, все остальное. Я ей верила, но
всякий раз, когда она это делала, чувствовала себя дурой.
Участковая засобиралась. На ходу диктуя названия лекарств, она заглядывала в блокнот, выбирая следующий адрес. Я пыталась стенографировать, прижав лист к стене в коридоре.
— Семь-восемь раз в день, по четвертинке, за тридцать минут до еды…
— Извините, но мой ребенок столько не ест! (Тем более ребенок, больной ангиной, при
которой, если я не ошибаюсь, больно глотать).
Она сделала паузу, но побоялась сбиться с заученного текста и, не ответив, продолжила:
— Если не поможет, не давайте лекарство больше…
Мне показалось, это была фраза дня, но я ошиблась. Доктор, наматывая шарф перед
зеркалом, учила меня, как «обработать горло раствором». Это была инструкция по
эксплуатации существа живого, шестилетнего. Я не перестала писать только потому, что
такие формулировки нужно цитировать. Повторять слово в слово:
«Зафиксируйте ребенка строго вертикально (ага, желательно пользоваться отвесом). Угол