57930.fb2
Я всё моментально исполняла, что он говорил. И потом бежала домой.
Он говорил мне:
— Приходите на следующей неделе, — сделаем еще одну пробу.
Я пришла. Он очень пристально на меня смотрел и сказал:
— Сегодня гораздо лучше! На вас уже действует.
Я говорю:
— Откуда вы знаете, что на меня действует?
— А я вижу по глазам.
— А что вы видите по глазам?
— Они страшно меняются, делаются красивые. У вас и без того они очень красивые, а сейчас они просто ослепительные. Вот теперь и начинается действие кокаина… Что вы еще чувствуете?
Я говорю:
— Радость.
Он еще посмотрел немножко, как я хожу. Нет, ничего, всё в порядке.
Ладно, мне надо было уже идти домой.
Когда я спустилась на улицу, тут всё и началось. Я шла, расшвыривая всех направо и налево.
— Кш! кш!..
Все оборачивались. Голова у меня была легкая, как совсем пустая. Я чувствовала себя на небесах. Только дай Бог открыть свою дверь и войти.
И вот этот день я помню, как будто он был вчера.
Был мамин день рождения, у нее собрались гости, знакомые дамы. Может быть, сослуживицы из Библиотеки Академии наук, где она работала библиотекарем и откуда всегда приносила нам французские книжки.
Я влетела как безумная. А я всё привыкла маме рассказывать. И с порога кричу:
— Когда эти тётьки-Мотьки уйдут, я тебе что-то скажу и покажу.
А маме и в голову не приходило, что со мной что-то такое может быть. Она только сказала:
— Пойди, пойди сюда на минуточку, — что-то с тобой странное… Покажи, что у тебя?
Я говорю:
— Не могу. Не могу!
Она говорит:
— Какой-то у тебя странный вид… Да не ори! Соседи рядом.
А тётьки-Мотьки на меня смотрят и — маме:
— Ну что же, Елизавета Алексеевна, налейте нам еще чашечку чая…
Когда все гости ушли, мама пришла ко мне, стала спрашивать и начала догадываться, в чем дело:
— А, тебе предложили какой-то порошок… Ты не должна этого делать, потому что это очень вредно…
Я пошла спать, и спала очень долго. А когда встала, всё казалось скучным, серым, однообразным.
Еще был раз, когда все пошли на какую-то экскурсию, а я осталась дома. Папы уже не было, он в тюрьме сидел. Меня закрыли и ушли.
И тут началось… На меня напал дикий страх. Сначала мне всё вокруг казалось синего цвета, потом превращалось в желтый… Я ходила из угла в угол как зверь. Хотела открыть дверь — дверь не открывалась. Я начала сходить с ума. Села, поджав ноги, обхватив руками колени, и раскачивалась, тряся головой, раскачивалась… Я дошла до того, что всё стало каким-то серым, потом черным… Мне было так плохо, что я поклялась никогда — никогда! — больше не прикасаться к кокаину.
Всё это происходило задолго до моего знакомства с Даней. И я ему наверняка об этом рассказывала. Я от него ничего не скрывала.
Однажды вечером, хорошо помню этот день, я убирала свой стол, наводила в нем порядок. Я очень люблю, и до сих пор, красивую белую бумагу. Я перебирала ее, складывала.
В это время в дверь постучали. Я пошла открывать.
У порога стоял высокий, странно одетый молодой человек, в кепочке с козырьком. Он был в клетчатом пиджаке, брюках гольф и гетрах. С тяжелой палкой, и на пальце большое кольцо.
— Разрешите пройти?
— Да, да, пожалуйста.
Он спросил Ольгу. А ее не было дома.
— Можно, я подожду немножко Ольгу Николаевну?
Я говорю:
— Конечно. Садитесь.
Он:
— Благодарю вас.
Я продолжала перебирать бумажки, и одна была красивее другой.
Вдруг он меня спросил:
— Вы, наверное, любите музыку?