- Я для тира. Я тир хотел дома сделать. «Тир - стрелять
- заряжен!» - об этом Люба и Камушкин подумали одновременно переглянулись. Сережа кивнул. И повернулся к Свинцову с лицом таким - почти веселым мол свисти-свисти интересно слушать!
- Для тира. Хорошо! А где же оно теперь, твое спортивное оружие? - Не дал и секунды на «подумать». - Только не надо мне:, что потерялся, что вы сами на щеколду заперлись.
Это был риск. А вдруг все-таки он ошибся? Вдруг револьвер где-то спрятан? А заперли их совсем по другому поводу?
- Ну? - Сережа улыбнулся. - Конкурс! Называется: «Кто первый скажет правду про…» - довольно-таки натурально сделал вид, что некое имя так и пляшет у него на языке.
«Врет - подумал Свинцов - врет!» Он посмотрел на Алену молчи, не надо трепаться. И еще, что то хотел сказать и хотел поймать глаза Юдина.
- Градус! - вдруг произнес Крыса. Его давно ни о чем не спрашивали и хотелось напомнить о себе.
такое вот чисто денщицкое желание, что, мол, для вас всегда рад стараться!
И опять Сережа Камушкин проявил свою просто отличную реакцию. В секунду пролетела перед ним вся скалбинская шпана, и выскочили нужные данные…
- Только не надо по кликухам, вы ведь не на толковище! Надо было сказать: Гарусов Геннадий…
- Максимович, - кивнула Люба, как будто они это все знали сто лет.
Но обоим так неуютно сделалось. Вот револьвер и доплыл до парня, вернувшегося «из мест…»
Парень, вернувшийся из мест заключения, - это еще не факт для испуга. Но если он вернулся и теперь интересуется огнестрельным оружием…
Заряжен или нет?!
- Я уж вам объяснял вроде. - Сережа как засомневался. - Принцип такой: чем больше правдивее, тем лучше… Всем! Знаете, как говорят: в подводной лодке или все побеждают, или все погибают! - Вдруг резко: - Свинцов! А все же как дело было? Вот идешь ты по улице, а навстречу друг Гарусов: «Кореш, дай пистоль!»
У Свинцова в голове шла работа сразу по двум отделам. В одном бегали клерки, высыпали тучи честной и лживой информации, а он, Свинцов, решал, что говорить, что не говорить.
В другом отделе за круглым столом сидело пять или шесть Виталиев Свинцовых. Они смотрели друг на друга, бухали вразнобой, а то и вместе кулаками по столу и кричали друг на друга. «Гад, Крыса, а?! Гад - Крыса!»
И теперь эти, из второго отдела, совершенно не согласуясь со Свинцовым из первого отдела, вдруг гаркнули:
- Никого не встречал я. Это он его привел! - И рука сама поднялась. Палец ткнул в ненавистного Крысу.
Тут же пожалел: зачем?! Еще одна нитка вылезла из клубка. А Свинцов совсем не хотел разматываться до конца. Но Крыса уже задрожал, подумал, что его хотят прижать к стенке, сказать, что он сообщник… Какой ты сообщник, простофиля, сиди молчи, ничего не будет!
Нет! Крыса не молчал. Он вопил. Он за секунду выболтал, чего «менты» в жизни бы не узнали. Про четырнадцать дней, которые дал Свинцову Градус, и про то, что Свинцов велел Крысе стеречь у ворот и - самое плохое - Что обещал за это сто рублей!.
- Щедрый ты парень! - резко бросил Камушкин.
- Да я просто так… наврал! - Это могло быть нормальной правдой. Но прозвучало очень неубедительно.
- Следующий вариант! - засмеялся Сережа.
- Ну… он мне в общем-то, Гарусов, тоже обещал…
- За то, что постреляет в тире?! Сколько обещал-то?
Свинцов едва выговорил баснословную сумму. И вдруг подумал даже лучше! Просто подумают, что я дурак… В этот момент он как раз и сообразил, что именно оказался дураком, что Градус никогда ничего давать ему не собирался.
- И, что же он хотел сделать… коли такие суммы отваливал?
- Я не знаю, - ответил Свинцов и потупился. Вот это уж была его личная тайна. Никто здесь не мог его! - разоблачить - ни Крыса подлый, ни Юдин, ни Алена… Никто из них не знал, что ради тысяч Свинцов уговорил себя предать отца.
А Сережа и Люба пытались понять, правду сейчас говорит Свинцов или он все-таки знает. По идее преступник не станет открываться какой-то шестерке. Но мог и сболтнуть. У таких «конспирация» не в почете…
Далее. Десять тысяч - это, что-то реальное или простое вранье?.. Но некогда было тут философствовать, в лесных чащах. Надо искать человека с оружием.
- Там есть патроны? - спросила Люба.
- Есть…
Уже сев в машину, Люба оглянулась: они стояли, все шестеро виноватых, и смотрели, как их здесь оставляют посреди леса и посреди страха. Они все стояли отдельно, только Демин и Славка касались друг друга плечами.
- А знаешь, Любовь Петровна, что он хочет?
- Кто?
- Револьвер? Он выстрелить хочет.
- Я, что, давала подписку о невыезде? - Алена требовательно, испытующе посмотрела на мальчишек. - Меня там вообще не было! Надеюсь, вы не забыли?
Демин и Славка переглянулись: не забыли, успокойся.
- Чего тогда вяжетесь? Меня в Москве ждут!
Она скорее хотела уехать, исчезнуть, слинять… А лето, Скалба, дача - все это давно прошедшее, плюсквамперфект.
- Ладно, мальчики, давайте я вас в щечку чмокну.
- Просто дело в том. - сказал Демин неуверенно. - Мы же ей можем понадобиться!
- Кому?! Этой? Со свисточком?
- Что ж, она не человек?
- Человек, человек, успокойся. И хочет как лучше! - Тут Алена усмехнулась презрительно. - Все, солнышки, привет!
И продолжали стоять посреди своей родной улицы Ломоносовской. Каждый был волен повернуться и мотать. Но почему-то никто не уходил - ни Алена, ни ребята.
Про Славку и Демина все было понятно они ее любили. Да вчера злились, презирали, что Алена ее Свинцовым, что Алена нагло воспользовалась их благородством!
Но вот увидели ее и опять полюбили. И поняли в душе благородство с которым они выручали ее из этого дела, не должно требовать оплаты - на то оно и благородство.