Судья, знаменитый поэт с прекрасными голубыми глазами, спросил подсудимую:
- Обвиняемая виновна? Да или нет?
Пусть правдивым будет ответ.
Катерина прижала руку к сердцу и торжественно поклялась:
- Не виновата ни капли я,
верьте мне, господин свинья!
Все в зале суда так и ахнули. Прокурор вскочил на ноги:
- Не допущу такого позора.
Требую смертного приговора!
Какого позора? Что она сделала? Ответила на вопрос господина судьи, только и всего. И, веря в торжество справедливости, она закричала:
- Я не совершила преступления,
но готова попросить отмщения!
Она хотела сказать "прощения", но у прокурора не было причины не верить собственным ушам, и он пришел в еще большую ярость:
- Хорошо известно многим:
никогда я не был строгим,
но сейчас, как никогда,
буду строгим, господа.
Я преступницы подобной,
невоспитанной и злобной,
разрази меня гроза,
не видал вовек в глаза.
Пусть найдут, что я жестокий,
умоляю суд высокий
внять призыву моему,
посадить ее в тюрьму.
Не на годик, не на десять
посолидней срок отвесить,
в общем - что там говорить!
к ста годам приговорить.
Бедняжка Катерина похолодела от ужаса. Сто лет тюремного заключения! За что! Если допустить, что она нарочно грубила людям, даже и тогда подобный приговор - неслыханная жестокость. И она закричала об этом:
- Чем я вам не угодила?
Даже если я убила,
за решетку тем не менее
за такое преступление
не должны людей бросать.
Справедливей - забодать...
Но что она говорила? Она не сомневалась, что справедливее было бы не забодать ее, а оправдать:
- Нет, зачем же забодать!
Я не то хочу сказать.
Верьте слову моему:
я мечтаю сесть в тюрьму.
В отчаянии от ошибок, она ошибалась снова и снова, и все смотрели на нее с возмущением. Прокурор кипел от гнева: на скамье подсудимых он видел закоренелую преступницу, совершенно лишенную чувства поэзии, что считалось в Поэтонии тягчайшим преступлением. И только судья все внимательнее и внимательнее слушал Катерину. Этот замечательный поэт отличался на редкость тонким поэтическим слухом, уловившим в ответах обвиняемой некоторую странность. А обвиняемая, плача и заикаясь, несла уже что-то совсем невразумительное:
- Вам не понять...
Какой там оправдать!
Я хочу кровать...
Пятью пять
двадцать пять...
Я не гениальная...
Слово завиральное...