Ксения Некрасова: “Опечатала печатью слез я божий дар из вышних слов” - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4
Обращает на себя внимание и замечательный неологизм. Некрасова активно занималась словотворчеством. Среди ее «изобретений» — «луноликие киргизята», «яблокощекий мальчик», «надшарие небес», «дарохраненье лет» и «тыквеннолунная чалма» из приведенного стихотворения.Остальные тексты были взяты из тетради, в которую Ксения переписала все чистовики. Из них, пожалуй, самые необычные — это «Когда приходит горькая печаль» и «Судьба дала мне в руки ремесло». Два стихотворения можно считать редчайшими сохранившимися в подборках образцами «синих мыслей». («Синими мыслями» Ксения называла стихотворения с минорными финалами. Всякий раз, когда ее захлестывали тяжелые думы, она старалась либо не сочинять вовсе, либо тщательно уничтожала плоды таких «синих дум», искренне считая, что поэзия должна нести свет, а не печаль).
В одном из приведенных стихотворений Ксения с горечью констатирует, что ей приходится мастерить кукол вместо того, чтобы заниматься творчеством: «Болванов ватных хоровод изобретает разум мой и мозг». (В строчках допущена двусмысленность типа «мать любит дочь». Имелось в виду, что мозг вынужден изобретать ватных «болванов»). Нужно сказать, что подобный эпизод действительно имел место. Порой, чтобы прокормить себя, Ксении приходилось мастерить игрушки (по воспоминаниям современников, продавал Ксюшиных тряпочных кукол поэт Николай Глазков).
Отметим, что Ксения Некрасова не ставила знаков пунктуации в текстах, за исключением случаев, когда требовалось поставить вопросительный или восклицательный знак или обозначить диалоги. Поэтому везде в текстах сохранена пунктуация автора.
НАБРОСОК
КомнатаИ в комнате яЯ да сынМесячный в колыбелиА от стены к стенеПростерлась пустотаИ ужас колыхал домаИ обезумевшие стеклаСо свистом прыгали из рамИ бились в пыль о тротуарИстерикой стеклянною звеняИ у земли от взрывов бомбВставали волосы столбомИ щупальца шурша о небесаПрошаривали землю и сердца И входит муж Он в черной весь пылиИ страшный скульпторПальцами войныИз каменных породЛик выломал егоОгромный лобС изломами тревогПовис над озером глазницГде мира нетОткосом скулКатился подбородок внизНо только человечий ротРебяче прост незащищенПред волею судьбы.— Взорвали шахты мы сейчасИ затопили ихМашины вывезли наверхих в Азию возьмем.По комнатеПрошелИ сел:— А ты?что ж, Ксенья, ты?— Я здесь решилапереждать.Ты инженерТебе опасно здесь.— Уеду яа ты с Тарасиком одна?Все как-то здесь не такПоедем, Ксенья…— Нет,Один поедешь тыТы многим нуженДля миллионов гражданУчился ты… А я, Что мнеЯ матьИ у зверей в почетеЭто имя.Я пережду врагаА ты потом вернешься.— Как сын? —И к сыну подошелНа склоны лбаСпокойствие леглоИ по плечам,И по рукам.Таким смиренным он стоял, —И яснолуннаяСклонилась тишинаНад ликом сына и отца.И стены успокоенно молчали,И потолок повис над головамиИ толькоВсхлипывалиТоненько в стаканеОсколки битого стекла.в этой ясностиСтоял ондолгодолго.18/3—44
САДОВНИК
. . . . . . . . .Он сидит на ковреВ тыквеннолуннойЧалме на челе,И усы как кисти цветовПо румяным щекам скользятДва коричневых глазаВ седых бровях,Как осколки стеклаС хитрым блеском молчатА на столеТочкиПоставленные ушедшими событиямиИменаИз которых родит земляГрядки великих книгИз редисок цветов и тыкв.16 мая 1944 г.
«Судьба дала мне…»
Судьба дала мнеВ руки ремесло.Я научиласьКуклы делать на продажу.Поэзией бестельнойи бескостнойНе сдвинешь с местаМельничных колес.И бросила в сердечный угол,И опечатала печатью слезЯ божий дарИз вышних слов.Болванов ватных хороводИзобретает разум мой и мозг.«Когда приходит горькая печаль…»
Когда приходит горькая печальКому мне исповедь держать— Богу— В бога я не верю— Друзьям— Но нету друга у меня— А людям?— Что ж людиИзверилась я в нихМучительно описывать себяИ в думах проходитьУж пройденную землюМой материкЧто исчислен годамиИ за спиной осталсяВ тридцать лет.Там юность робкая живетПобитая житейскими камнямиОна еще доверчиво глядитНа пальцы грязныечто камни подымали.Из цикла «Мир»
По площадям базарнымХодят речиБудто людиДобро забылиЖалость в боях убилиРастоптали в походах совестьО! если бы был БогЯ бы просила:Сдвинь с места,Боже, базары.Искривились бы ртов орбитыЯзыки как миры сшибаясьРаскололи слова и мысли.НоМальчишка досталИз корзинки скворцаПтица округлое сизое векоСодвинула вверхТаинственны птичьи глазаКак неоткрытые законыКомочки пуховой жизниУмиляют детей и взрослыхДаже бродягаШабалками рукТянется из толпыСтараясь коснутьсяВзъерошенных перьев.Значит есть у людей добро.19–23 сентябрь, 1945
Стихотворения о творчестве
ЗАЧАТИЕ
Кто это?ВозникающийВнутри моей головыПод теменем у меняЗатылком погруженныйВ тьмуС тончайшим очертаниемОтлогого лба,РтаИ носа с раздуваниемМягких ноздрейНа фоне моего мозга —Суть человечьяС нечеловеческим профилемНо все равно людскимКак у всех у нас Так зарождаетсяВыпивая мысли моиИ тело мое Съедающее меня СЛОВО.23/10 — 26/10—44
«О мысль моя…»
О мысль мояВзглянувшаяВ затылок человекаВ соборе черепаМолилась тыКогда средь опаленной мглыЗадымленная живопись добраЗазолотилась вновьНебесными чертамиТы мысль мояУ белого листаСвидетельницей стань.1944 год
Стихотворения из цикла «О моем поколении»
Книга «О моем поколении», подготовленная Ксенией в 1943 году, представляет собой тонкую самодельную тетрадь, в которой перечислены разделы будущей книги, а вместо стихотворений — первые их строчки. Новые стихотворения, предназначенные для книги, она переписывает в две самодельные тетради, подписанные «Тетрадь № 1» и «Тетрадь № 2». Надпись на обложке «Тетради № 1» гласит:
«Стихотворения, предназначенные для книги о моем поколении в единое двадцатилетие собраны для издания книги в 1943 г. в период великой отечественной войны с фашизмом (Германия)».
Несмотря на будничность тематики стихотворений, удивляет их поэтичность и образность:
«Метали доменные богидесятки солнцв чугунные ковши»,— пишет она о доменной печи в стихотворении «Свердловск».
Обращает внимание, что значительное место в книге уделено пище. Люди, близко знавшие Некрасову, отмечают, что она была очень неприхотлива в еде и стихотворения о пище крайне редко встречаются в ее поэзии. Ни до, ни после войны кулинарных тем в ее стихах нет. Исключение составляет приведенное нами в конце подборки «позднее» стихотворение 50-х годов о мороженом, не включенное в цикл «О моем поколении», но помещенное нами в подборку.
СВЕРДЛОВСК
Ушла с безветренных заливовОт голубых ночейДома как стадо окунейВ зеленом илеВязких днейЛежат недвижимоПластомИ взгляд стеклянныйНе зажжетГерани тлеющий зрачокОставивГавани в тишиЯ всталаПоперек дорогиБросали доменные богиДесятки солнцВ чугунные ковшиИ как республики законыДома вставали из бетонаНа землю тени положивА рядом вновьИз цемента и сталиНароды строили скрижалиМеж ребер окна прорубивИ встал СвердловскПередо мнойЗабрызган известьюи в глинеИ топоры стучали в древесинеИ мраморы звенели под пилой.ЦИКЛ СТИХОТВОРЕНИЙ, ПОСВЯЩЕННЫХ ХЛЕБУ
1
Когда ты голоденИ хлебаВторой год недоедаешьВсе мраморы идейИ хрустали искусствЛуга любвиИ бойницы и башни душиВсе суховейСметает с телаИ остаются очерки костейДа зеркала обширные зрачковПриложены меж острых комковНа высохшем лице.2
Не бросай на полХлебные крошкиНе топчи ногамиПищу людскуюУважай ломотьВсякого хлебаЗемлю хлебНаселил человекомДал емуИ дворы и машиныИ мечтанья в сердца посеялУрожай родили талантыИзобильем своим в сусекахДал красивую родину нашуИ не надонам людям к хлебуОтноситься презрительночванноНи к пшеничномуНи к ржаному* * *
Буханка хлеба —Это выше поэмыТрилогия замысловЖеланий и чувствНе у каждого человекаВ трагедию векаИмеется на деньБуханковый вкус.* * *
400 граммЭто целый сонетЭкономикой спетС эстрады войныИ сколько ни аплодируйЖелудочным крикомПевец из темноты не исполнитТебеПИЩА
Два вида естьПриготовленья пищиЕсть пища от боговС ОлимпаИ есть простая кухоннаяПищаДля кухниПринесут с базараПоникшие и умирающие фруктыИ молоко усталоеС дорогиИ грустнуюКапусту и морковьИ все это раз двадцатьПереварятИ перепарятЕще раз выварятПоджарятИ в печку с соусомПоставят претьИ руки потныеТе соусы мешаютИ чады дымныеСтолпятся над плитойИ духота и знойНад кушаньем витаютА пища горная ЗевесаПреклонятся ей людиДо землиИ в жертву языкии животыЧудесной пище принестиТы поспешишьВот затируха с персикомПримером.КостерИз виноградных высушенных лозА над костром прозрачный сводИ на огне с водою котелокИ в котелке вечерняя звездаЛик отразилаС голубых высотПока вода кипитМы персиков нарвалиИ в чашке персики измялиМуки насыпали и замешалиИ в бьющий паром кипятокИз персиков галушек набросалиИ масла в варево подлилиИ даже вечные снегаУслышав запах с котелкаЗарозовели вечными снегамиБыл полон пищи нашЗадымленный сосудС приправою вечерних звездночных садовА мы кругомсидели и мечталиКогда хозяйка разольетПо чашкам зевсов котелок.ПОЛЯКИ
Холодный борщИль попросту окрошкаГде в порциюНамельчено всегоИ лук нарезанныйНакрошена картошкаЯиц нарублено немножкоИ сливками убеленоПопробуешьНа вкус приятноНо не найдешь объемного кускаНи сытни голоденУйдешь обратноНе ощутив в чем польская душа.ПОЛЯЧКИ
Я их встречала на вокзалахВ событьях грозные войныИ не было в них красотыИль азиаты мыИ вкусы наши несличимыНо женщины у нас ценимыОбширностью сердецВеличьем формИ благородством внутренних порывовЯ в полькахНе встречала этих чертКакие-тоКусочки крепдешинаНа локонах сомнительных чистотОстроконечный колпачокПо моде выщипаны бровиИ на губахи на щекахИ за ногтями розовая грязьИ океанами заботЗрачки лежат без береговРазглажена лискладка на заплатеЧто грудь немытуюОт взора бережет.«Отдай себя…»
Отдай себяИ труд и честьИ под фундаментПрах свой положиЧтоб утренним дворцамС бесскорбной высотыЧуть приподнявший ликЗа звезды заглянутьОтдай себяИ разум свойИ свой талантЧто в залах голубыхБез воин и скорбейС нелгущими глазамиПройдет потомком от тебяПо световым векамСКАЗКА О МОРОЖЕНОМ
В нашей республике гражданеОчень любят мороженоеИ едят мороженое все от мала до великаНачиная министрами и кончаяМетельщицами площадей и улицА мальчишки и девчонкиИ все простые люди едят мороженое с хлебомКак приятное кушаниеДореволюционные старенькие дамыКладут сливочное мороженое в черный кофеА большинство сограждан поедает мороженоеКак придетсяВ электричках,В троллейбусе,В автобусе,Стремясь съесть быстрееЭтот вкусный,Но быстротающийПродукт питания.Из цикла «Азиатские скрипки»
Цикл «Азиатские скрипки» задуман Некрасовой во время пребывания в Ташкенте. Тексты напечатаны на пишущей машинке и, видимо, предназначались для публикации, поэтому в них расставлены знаки препинания.
ВИДЕНИЕ НОЧИ
Земля замкнулась в кругу горизонтаИ наполнилась морем.Море создало холмы и горы,Набросало утесы и скалыИ, состарившись, ушло в небо.Тихо…От крика упадет каменьИ разбудит эхо.Эхо разобьет видение —И опять будет наш час,Наши будни.Из-за горообразного ящераВысунулся клык луны,Желтый от миллионолетий,И от горизонта до горизонтаЗаструилась палевая занавесь пыли,Под ногами хрустнулиТысячелетние раковины.Азиатская ночьЗабренчала серебряниками цикад.У подошвы моей зашуршали листы,Всколыхнулись гранчатые стебли —И на фарфоре хрупких песков предо мнойГреет панцирь в луне черепаха.Листовидную голову выставивИ зеленые выпустив лапы —И попленчатым веком сокрывТайны лет и веков.Плоскогубый растянутый рот,Ужимаясь, молчит в хи-хи-ках.И у времени, может, такое лицо,Когда время одно, без людей.Две огромных фалангиИз трещины камняНа игольчатых космахПромчались дугой. Тихо.ЭТЮД МОЕГО ВРЕМЕНИ
Солнце выжгло киргизские горыФиолетовы к вечеру склоныИ чернее ущелья, откосыИ зубчатее гор вышина.Я стою,А кругом колючкиНи единой травинки нетуНи единого нет листа.Вот приходит воздушный ветерИ шарами колючие стеблиНа прозрачные руки беретЯ гляжу и дивлюсьДля чего эти смерти сидят на стебляхЭти острые иглыВкруг красивых соцветийИ шипы как венцыУ цветов на челах…Я стоюя молчуМимо вихрь охапки колючек проноситЗабивая на зиму расселины скал.Взор мой, кинутый внизПораженный — опешилНад обрывом карнизВ одежине из медных заплатИз карниза встает старик.Когда-то сиреневый волос сиделПотом его птицы иссохшись склевалиИ вот вкруг лысой его головыШилья короною ржавою стали.И каждый листЗакончен был зубцамиИ копии зубцы торчалиТень упала под ноги мнеЯ голову вверх поднялаМедленно шевеля крыломСтервятник кружил надо рвомТак низко висел на крылахИ отчетливо видела яКак по белой груди егоРазмазана свежая кровь.Я стою Я молчу.Публикация, предисловие и комментарии Евгении Коробковой
Ольга Ефимовна Наполова, сестра Еликониды (Лили) Ефимовны Поповой-Яхонтовой, жены актера и чтеца Владимира Николаевича Яхонтова. После самоубийства Владимира Николаевича Яхонтова в 1945 году Ксения поселилась в дом его вдовы и долгое время жилы у Лилии Поповой-Яхонтовой, ночуя под роялем на полу, где хранился прах В.Н. Яхонтова.После смерти Некрасовой Ольга Наполова взяла опекунство над шестилетним Кириллом Некрасовым, сыном Ксении.Сестры много сделали для формирования архива Ксении Некрасовой, предоставив собранные и систематизированные рукописи Ксении.
Воспоминания Поповой-Яхонтовой представлены пятью записками, выполненными на отрывном календаре «Художественные промыслы РСФСР, 1958 год».
Дневниковые записи Ксения вела всю жизнь и оформляла их на библиотечных карточках. Не все карточки имеют датировку.