36848.fb2
- С кем? - повторил я и огляделся. Люди вокруг меня стояли притихшие, испуганные, бледные.
- С Германией! - ответил наконец кто-то.
- С какой Германией?
- О господи! - вздохнул Асало. - С зеленой!
Я понял, что случилось нечто страшное, пришла великая, небывалая, необычная беда. Столько испуганных, онемевших людей я никогда еще не видел. И я испугался Меня обуял страх, какой находит на мальчишку, которого в полночь заманили на кладбище и оставили там одного Я подсел к дяде Герасиму и положил руку ему на колено.
Герасим удивленно взглянул на меня, потом погладил по голове и сказал:
- Идя, сынок, домой и не бойся!
Я встал и поплелся.
- Сумку и мотыгу забыл!
Я вернулся, забрал свои манатки и пошел домой.
Солнце уже стояло высоко над Толебскими горами, когда я миновал мост через Супсу и свернул на тропинку.
- Сосойе Мамаладзе - мой привет!
Я поднял голову. Передо мной стоял Лука Поцхишвили с огромной корзиной за спиной. Пот лил с него ручьями.
- Будь другом, Сосойя, помоги-ка снять корзину!
И помог; Лука кряхтя сел, уперся спиной в корзину, рукой показал мне место рядом с собой и начал:
- Яблоки вот несу на базар. Знаешь ведь мою яблоню? Ну да, у свинарника... А свинью мою видел? Супоросая... И корова стельная... Ты погляди-ка на яблоки...
Вынь, посмотри. Только не ешь! Этих - не ешь, они для базара, а завтра приходи ко мне и нарви сколько душе угодно... Табачок у тебя найдется? Вот спасибо!.. Хороший сегодня день. Мне бы с утра да в поле! Но что поделаешь! Деньги-то тоже нужны. Дай-ка бумажку... Вот спасибо!.. Спросить нашего бригадира, так... Спички есть?
Вот спасибо!.. Ему-то что? Ни жены, ни детей! Мальчика, говорит, пришли с утра. Вот еще! Мальчик в этом году в институт поступает, а я его пошлю поле мотыжить? Как же! Только и думаю! Прав я? Что ты молчишь, дурень?
Скажи хоть слово!
- Война, дядя Лука!
- Что? Какая война?
- Германия напала!
- На кого? - На нас.
- На кого - на нас?
- На нас, на Советский Союз.
- Когда?
- Сегодня!
Лука вдруг побледнел, поперхнулся дымом и зашелся от кашля. Он схватил меня за руку и сжал ее так, что пальцы у меня посинели. Отдышавшись, он с трудом выговорил;
- Кто это сказал? - Радио...
- Не может быть!
- Радио сказало...
- Ты шутишь! Шутишь ведь, а? - в голосе Луки прозвучала мольба.
- Да нет, дядя Лука... Передали по радио...
Лука не ответил. Он долго сидел, уставившись в землю, потом поднялся, словно побитый, взвалил на спину корзину и пошел. Отойдя несколько шагов, он остановился, обернулся и собрался было что-то сказать, но передумал. Так он стоял и смотрел на меня.
- Что, дядя Лука?
Лука махнул рукой и, так и не вымолвив ни слова, побрел домой.
...Тетя одной рукой месила в корыте кукурузное тесто, другой подливала горячую воду из кувшинчика. Дверь в кухню была открыта, и я вошел, не замеченный тетей.
- Тетя, сегодня утром Германия напала на нас!
Тетя в недоумении взглянула на меня.
- По радио объявили, что Германия начала войну с нами!
У тети задрожали руки. Она не сводила глаз с меня, вода из кувшинчика лилась в корыто, потом густая белая жижа стала переливаться через край корыта и стекать к ногам тети. Я остолбенело глядел на ее дрожащие руки.
- Ты понимаешь, что говоришь? - донесся до меня голос тети откуда-то издалека. Я отрицательно покачал головой. Я не понимал, что говорил, но чувствовал, что случилось нечто страшное, что в наш дом пришла великая, небывалая, необычная беда.
ОТЛИВ
Во дворе районного клуба полно народу. Люди смеются, поют, плачут, о чем-то просят, что-то обещают друг другу, обнимаются, целуются, вновь возвращаются к уже сказанному, договариваются, еще раз обнимаются, и так без конца.
На траве под ветвистой шелковицей сидит дядя Герасим. Он курит и не сводит глаз со своего сына, который с громкими возгласами "Гоп-на! Гоп-на!" подбрасывает в воздух и ловит маленькую дочь. Девчурка смешно дрыгает ножками, визжит и хохочет. Здесь же стоит невестка Герасима, чернобровая Машико. Она кусает губы и украдкой смахивает слезы.
Асало Гудавадзе пристроился на лестнице клуба. Рядом с ним - сын, у ног парня - молодая женщина. Она уткнулась лицом в колени мужа и не переставая плачет.
- Ты ее к родителям не отпускай, батя! - наставляет парень Асало и нежно гладит жену по голове.
- Никуда я ее не отпущу, сынок! - обещает Асало.
- Слышь, Маргарита, не оставляй папу! Жалко старика!