Двери в конце коридора сегодня были невелики: в рост человека. Иногда они бывают такие, что и слон спокойно пройдет. Были они светло-серые с золотыми краями, очень в стиле Луи какого-нибудь. Я не стала спрашивать Риса, не сменила ли королева убранство. Ситхен, как и Черная Карета, сам себя декорировал.
Рис открыл изящные створки дверей, но мы так и не прошли в них, потому что нас остановил Холод. Не в том дело, что он загораживал их физически, хотя это тоже имело место. Он переоделся в наряд королевы, и при виде его я встала как вкопанная. А Рис, наверное, потому что остановилась я.
Рубашка была полностью прозрачна, до такой степени, что непонятно было, то ли она белая, то ли это белеет кожа под ней. На груди она прилегала плотно, но рукава топорщились прозрачной тканью, стянутые чуть выше локтя широким аплике из сверкающего серебра. Остальная часть рукава спадала прозрачными складками, похожими на хрустальное утро. Сшита была рубашка серебряной нитью, сверкающей в каждом стежке. Штаны серебристого атласа отрезаны несколько ниже талии, и сквозь рубашку виднелись подвздошные кости. Попытайся Холод надеть белье, оно бы выглядывало из-под штанов. Единственное, почему эти штаны не падали, — они были неимоверно тесны. Белые шнурки над пахом, похожие на шнуровку корсета, заменяли молнию.
Волосы Холода были разделены на три секции. Верхняя собрана резной костью так, что серебристые волосы раскинулись вокруг головы подобно струям фонтана. Вторая секция просто стянута назад с обеих сторон и закреплена костяными заколками. Нижний ярус волос висел свободно, но их оставалось так мало, что тонкая серебристая вуаль подчеркивала тело, а не скрывала его.
— Холод, ты так красив, что этого почти не может быть!
— Она с нами обращается как с куклами, которых одевает по своему капризу.
Самое критическое замечание о королеве, которое я от него вообще слыхала.
— А мне нравится, Холод, — сказал Рис. — Вот это ты.
Он глянул на Риса мрачно:
— Это не я!
Никогда я не видела, чтобы этот высокий страж так злился из-за такой мелочи.
— Это всего лишь шмотки, Холод! И ничего с тобой не случится, если ты их будешь носить с изяществом. А вот если ты будешь показывать свое недовольство, то с тобой может случиться много чего нехорошего.
— Я выполнил волю моей королевы.
— Если она узнает, насколько тебе это не нравится, она придумает еще многое в том же роде. Ты ее знаешь.
Он скривился так, что сумел добиться морщин на своем идеальном лице. Но тут из дальней комнаты раздался вопль. Даже без слов я узнала голос. Голос Галена.
Я шагнула вперед — Холод не отступил.
— Холод, с дороги, — сказала я.
— Принц велел, чтобы его наказали, но любезно разрешил, чтобы это было не публично. Никто не смеет войти, пока наказание не кончится.
Я посмотрела на Холода в упор. С дороги мне его не столкнуть, а убивать его я не собиралась. Других вариантов не было.
— Мерри сегодня поименована сонаследницей, — сообщил Рис.
Холод посмотрел на меня, на него.
— Я этому не верю.
Гален снова вскрикнул, и у меня мурашки пошли по коже, руки сжались в кулаки.
— Сегодня ночью я стану сонаследницей, Холод.
Он покачал головой:
— Это ничего не меняет.
— А если бы она тебе сказала, что наш целибат отменяется для Мерри, и только для нее? — спросил Рис.
Холод сумел сделать вид надменный и недоверчивый.
— Я не собираюсь играть с тобой в игру "что, если…"
Снова резко вскрикнул Гален. Вброна королевы не так-то легко заставить кричать. Я шагнула к Холоду, и он напрягся. Наверное, ожидал драки.
Я легонько провела пальцами спереди по его рубашке, Он дернулся, будто я его ударила.
— Королева сегодня объявит, что я могу выбирать себе в любовники стражей. Она велела мне сегодня же переспать с одним из вас, иначе завтра мне придется играть главную роль в ее милых оргиях. — Я обняла его за талию, чуть прижавшись к нему. — Поверь мне, Холод, сегодня же я буду иметь одного из вас, и завтра, и послезавтра. Обидно будет, если ты не окажешься в этом списке.
Надменность сменилась какой-то жаждой — и испугом. Испуга я не поняла, откуда он, но жажда была мне ясна. Он посмотрел на Риса.
— Дай клятву, что это правда.
— Клянусь, — сказал Рис. — Пропусти ее, Холод.
Он посмотрел на меня. Пока что он не ответил на мои прикосновения — моя ласка была как поцелуй в безжизненные губы, — но он отошел с дороги, освободившись от кольца моих рук. Смотрел он на меня, как смотрят на свернувшуюся гремучую змею — никаких резких движений, и все равно никакой уверенности, что она не ужалит. Он боялся того, что происходило в дальней комнате.
Я прошла мимо. Спиной я ощущала, что Рис идет за мной, но видела я только то, что было в середине комнаты. А там располагался водяной садик с большой декоративной скалой посередине. К ней вели ступени, в каждую из которых были намертво вделаны цепи. Гален был прикован к скале. Тело его почти скрылось под медленными взмахами бабочковых крыльев полуфей. Они были похожи на настоящих бабочек на краю пруда, пьющих воду и медленно помахивающих крыльями. Но пили они не воду, а его кровь.
Он снова вскрикнул, и этот крик подстегнул меня. Вдруг передо мной оказался Дойл — он сторожил другую дверь.
— Это нельзя прекратить, раз они начали пить.
— Почему он кричит? Это не должно быть так больно!
Я попыталась проскочить мимо Дойла, и он поймал меня за руку.
— Нет, Мередит. Нет.
Гален закричал долго и протяжно, и тело его выгнулось в цепях. От этого движения несколько полуфей взлетели, и я поняла, почему он кричит. Пах его превратился в кровавое месиво. Они жрали не только кровь, но и плоть.
— Мерзкие твари! — прошипел Рис.
Дойл сильнее сжал мне руку.
— Они его увечат! — попыталась возразить я.
— Заживет.
Я попыталась вырваться, но пальцы Дойла держали ках стальные.
— Дойл, прошу тебя!
— Извини меня, принцесса.
Гален взвизгнул, и скала дернулась от рывка его тела, но цепи выдержали.
— Это слишком, и ты это знаешь.
— Принц в своем праве наказывать Галена за неповиновение.
Дойл попытался оттянуть меня в сторону, будто так было бы лучше.
— Нет, Дойл. Если Гален должен это выдержать, я не отвернусь. Теперь отпусти меня.
— Ты обещаешь не делать ничего непродуманного?
— Даю слово.
Он отпустил меня, и когда я тронула его за плечо, он шагнул в сторону, чтобы не загораживать мне вид. Крылья были всех цветов радуги, а были и такие цвета, которым радуга может только завидовать, — огромные крылья, больше моей ладони, медленно складывающиеся и раскрывающиеся, на миг открывая почти голого Галена. Штаны его были спущены до лодыжек, а другой одежды я не видела. Страшная красота была в этой сцене, будто идеально сделанный срез ада.
Одна четверка крыльев была больше других, как два светлых воздушных змея с ласточкиными хвостами. Сама королева Нисевин пировала над его пахом. У меня возникла мысль.
— Королева Нисевин! — сказала я. — Не подобает королеве делать грязную работу для какого-то принца.
Она приподняла бледное личико и зашипела на меня. На губах и подбородке краснела кровь Галена, перед белого платья заляпан алым.
Я подняла руку с кольцом:
— Этой ночью я должна быть провозглашена сонаследницей.
— А мне что с того?
Голос ее звучал как колокольчик зла — мелодично и волнующе.
— Королева заслуживает лучшего, чем кровь простого сидхейского лорда.
Она смотрела на меня блеклыми глазками. Как прокаженная она была в этой бледности, как крошка-призрак.
— То, что ты предлагаешь, нежнее этого?
— Не нежнее, но сильнее. Кровь сидхейской принцессы для королевы полуфей.
Она уставилась на меня, крошечной ручкой вытирая кровь с губ. На своих огромных крыльях она поднялась в воздух — остальные продолжали жрать. Нисевин повисла у меня перед лицом, потоки воздуха от крыльев овевали кожу.
— Ты заняла бы его место?
— Нет, принцесса… — начал Дойл.
Я остановила его жестом.
— Я предлагаю королеве полуфей Нисевин свою кровь. Кровь сидхейской принцессы — слишком ценный приз, чтобы им делиться.
Холод и Рис встали рядом с Дойлом и смотрели на нас, будто никогда подобного не видели.
Нисевин облизала губы язычком, похожим на лепесток цветка.
— Ты дашь мне пить твою кровь?
Я показала на нее пальцем:
— Отпустите его, и ты можешь прокалывать мне кожу и пить.
— Принц Кел просил нас, чтобы мы лишили его мужественности.
— Как сказал Дойл, он исцелится. Почему бы это принц просил одолжения у полуфей ради чего-то столь не вечного?
Она летала возле моего пальца ну точь-в-точь как обычная бабочка, осматривающая цветок.
— Об этом надо спрашивать принца Кела. — Она перевела взгляд с моего пальца на лицо. — Жаль, ты не слышала, о чем он нас попросил сперва. Хотел, чтобы мы изувечили его на всю жизнь, но королева не допускает, чтобы ее любовники становились порченым товаром. — Нисевин подлетела ближе, крошечные ручки стали трогать кончик моего носа. — Принц Кел напомнил мне, что когда-нибудь он будет королем. — Она миниатюрными пальчиками стала трогать мои губы. — Я ему напомнила, что он еще не правит и что я не стану рисковать гневом королевы Андаис ради него.
— Что он на это сказал?
— Пошел на компромисс. Мы пробуем сидхейской плоти и крови, что драгоценно, а этот на сегодняшнюю ночь будет негоден для постели королевы. — Она наморщила брови, сложила ручки на груди. — Не знаю, почему он так ревнует к этому, а не к другим.
— Не от постели королевы старается он сегодня отстранить Галена, — сказала я.
Она склонила головку набок, паутина длинных волос качнулась вместе с нею.
— Ты?
Я показала ей кольцо.
— Мне сегодня приказано спать со стражниками.
— И этого ты бы, наверное, и выбрала?
Я кивнула.
Нисевин улыбнулась:
— Кел ревнует тебя.
— Не в том смысле, о котором ты говоришь, королева Нисевин. Так мы договорились — моя кровь в твой прелестный ротик, и Гален свободен?
Она еще несколько секунд полетала у моего лица, потом кивнула:
— Договорились. Протяни руку и дай мне место, куда сесть.
— Сперва освободи Галена, а потом пей сколько душе угодно.
— Как скажешь.
Она отлетела к своим подданным, что-то им сказала, и они разлетелись к потолку ярким цветным облаком. Бледно-зеленую кожу Галена покрывали крошечные красные укусы, тонкие струйки крови текли по телу, будто кто-то пытался соединить точки невидимым пером.
— Раскуйте его и займитесь его ранами, — сказала я.
Рис и Холод двинулись выполнять. Только Дойл остался стоять рядом, будто не доверял нам, никому из нас.
Я протянула руку, чуть подняв согнутую ладонь. Нисевин села на предплечье. Она была тяжелее, чем казалось, но все равно легкой и какой-то хрустящей, будто босые ножки были сделаны из сухих косточек. Обеими руками она обхватила мой указательный палец, потом опустила лицо к кончику пальца, будто хотела запечатлеть поцелуй. Бритвы крошечных зубов впились мне в палец. Боль была резкая, немедленная. Лепесток язычка стал слизывать кровь с кожи. Она обернула тельце вокруг моей руки, прижимаясь каждым дюймом. В этом было что-то странно сексуальное, будто не только кровь она получала, когда пила.
Остальные полуфеи висели надо мной в воздухе цветным ветром, медленно перемещаясь. Ротики измазаны кровью, ручки красные от крови Галена. Нисевин гладила мне руку своими ручками, ножками, в ладонь мне вдавилось ее коленце.
Она подняла голову и вздохнула.
— Я полна плоти и крови твоего любовника, больше мне не удержать. — Она села мне на ладонь, положив голову на палец. — Когда-нибудь в другой раз я дорого бы дала за более долгий поцелуй, принцесса Мередит. В тебе вкус высокой магии — и секса.
Она встала и медленно взлетела с ладони неспешными взмахами крыльев. Потом повисла у меня перед лицом, просто глядя на меня, будто видя что-то, чего не видела я, или пытаясь найти что-то, чего там не было. Наконец она кивнула и сказала:
— Увидимся с тобой на пиру, принцесса.
С этими словами она взмыла высоко в воздух, и ее подданные метнулись за ней разноцветным шлейфом. Сами по себе растворились массивные двери в другом конце комнаты, и когда яркое облако исчезло за ними, так же сами по себе закрылись.
Тихий звук привлек мое внимание. Гален сидел, прислонившись к дальней стене; штаны его были уже надеты, но не застегнуты. Рис кропил мелкие укусы из бутылки с прозрачной жидкостью, пока голый торс Галена не заблестел на свету.
Он поднял глаза на меня:
— Это правда — о снятии целибата?
— Правда, — ответила я, присаживаясь около него.
Он улыбнулся, но глаза его при этом наполнились болью.
— Сегодня от меня тебе мало будет пользы.
— Сегодня не последняя ночь, — сказала я.
Он улыбнулся шире, но дернулся от боли, когда Рис залил очередную рану.
— Почему Келу так не хотелось, чтобы именно я оказался в твоей постели?
— Наверное, он думал, что если я сегодня не смогу спать с тобой, то буду спать одна.
Гален посмотрел на меня.
Я не стала ждать, пока он скажет что-нибудь, от чего станет еще более неловко.
— Не знаю, слышал ли ты, что я уже говорила другим, но если сегодня я не буду спать с кем-нибудь по своему выбору, завтра я буду забавлять Двор с группой по выбору королевы.
— Тебе придется кого-то сегодня взять в свою постель, Мерри.
— Я знаю.
Я тронула его лицо и нашла его холодным на ощупь и чуть влажным от испарины. Он потерял много крови — ничего фатального для сидхе, но сегодня он будет слишком слаб для многого, не только для секса.
— Если так наказал Кел тебя за неповиновение, каково было наказание Баринтуса?
— Ему запрещено быть сегодня на пиру.
Я приподняла брови:
— Галена изрезали, а Баринтуса просто оставили без ужина?
— Баринтуса Кел боится, а Галена он не опасается, — сказал Холод.
— Просто я слишком мягкий, — сказал Гален.
— Это да, — подтвердил Холод.
— Я же пошутил, — пояснил Гален.
— К сожалению, — заметил Дойл, — это не смешно.
— Нельзя заставлять королеву ждать, — напомнил Рис. — Идти можешь?
— Помогите мне встать, и я пойду.
Дойл и Холод поставили его на ноги.
Гален пошел медленно, походкой ревматика, будто ему было очень больно, но когда ему помогли добраться до двери, дальше он двинулся сам. Раны заживали на глазах, кожа поглощала укусы. Как в кино наоборот или как в кино показывают раскрытие цветка.
Бальзам ускорил этот процесс, но в основном работало его тело. Изумительная машина тела сидхейского воина. Через несколько часов от укусов не останется и следа, через несколько дней он восстановится полностью. Через несколько дней мы с Галеном сможем загасить пылающий между нами жар. Но сегодня будет кто-то другой. Я посмотрела на трех остальных почти взглядом собственника, как заходишь на кухню и ищешь на полках взглядом любимое лакомство. Никто из них не был судьбой хуже пытки. Весь вопрос в том, кто это будет. Как выбрать из прекрасных цветов, если о любви речь не идет? Я понятия не имела. Может, стоит бросить монету?