- Что еще скажете?
- Ничего особенного. А может, вам лично ремонтировать оружие не под силу? Может быть, с вашей внешностью и знанием немецкого вам лучше устроиться в гебиткомиссариат? - сказал Ликер и тотчас получил звонкую пощечину. Влепив ее, Дина отпрыгнула, как кошка, и сама немного растерялась - не ожидала от себя такого эмоционально-грозового разряда.
Ликер растерянно потрогал свою щеку и недоуменно глянул на Зораха.
- Вы неправильно поняли моего друга Натана, Дина, - невозмутимо сказал Кремень. - Мы ни в коем случае не подозреваем вас в желании сотрудничать с немцами, служить им. Но если б в гебиткомиссариате был наш человек, это сильно бы нам помогло.
- Кому это «нам»? Оружейным мастерам и радиолюбителям?
- И не только. Немцы все больше ужесточают режим оккупации. Чуть не каждый день на улицах хватают двадцать-тридцать человек, увозят на расстрел за город. В ближайшее время будет создано гетто - всех евреев сгонят сюда, к каналу Огинского и Щаре, огородят колючей проволокой, поставят охрану. Выходить можно будет только колоннами на работу или по пропускам. Потом проведут следующий крупный отстрел на несколько тысяч человек. Когда это будет, как спасать людей, как предупредить, что можно противопоставить врагу? Имея своего человека в гебиткомиссариате, зная план его действий, нам легче будет принимать правильные решения.
- Опять «нам».
- Мы - это группа еврейской молодежи, решившая, если и умереть, то не даром, а уничтожив сколько можно врагов. Без оружия этого не сделать. А его огромное количество на складе военных трофеев. Мы приложили много сил, чтобы устроиться туда на работу. Предлагаем и тебе. Говори со всей своей прямотой - согласна или нет? - сердито проговорил Кремень.
- Да, согласна. Только не работать в гебиткомиссариате, а ремонтировать оружие.
- Ну что ж, завтра ждем тебя у входа в бойтелагерь, - сухо сказал Кремень, и молодые люди, не прощаясь, ушли.
Дина смотрела им вслед, сжимая и разжимая кулачки.
- Посмотрим, что за бойтелагерь и сколько там трофейного оружия, - проговорила она им вслед.
Бойтелагерь представлял собой достаточно большой участок огороженной колючей проволокой территории, на которой находилось несколько бараков и склад фундаментальной кирпичной постройки. У ворот лагеря постоянно дежурили полицейские. Рано утром Дина поспешила к бойтелагерю. Ликер и Кремень уже стояли у входа. Еще издали увидев Дину, Ликер попрощался с Зорахом и быстро пошагал в свою радиомастерскую. Дина и головы в его сторону не повернула.
- Добрый день, господин Кремень.
- Здравствуйте, Дина. Нас уже ждет господин унтер-офицер Муц. Надо спешить, - сказал он.
Полиция пропустила Дину без вопросов, видимо Кремень уже говорил о ней. В бойтелагерь сходилось с разных концов немало молодых людей. У каждого на груди и спине был пришит желтый круг или шестиконечная желтая звезда. Но на юных лицах, заметила Дина, не было выражения подавленности, обреченности, безысходности, угнетенности, что характерно стало для лиц людей более старшего возраста. Все здоровались друг с другом, иные пошучивали и бодро расходились по работам.
Вообще-то бойтелагерем ведал пожилой немец, оберлейтенант, но на производстве он появлялся очень редко. Главной заботой всей его службы стало обеспечение оставшейся в Германии семьи продовольственными посылками. И поэтому в бойтелагере распоряжались унтерофицер Муц и ефрейтор Лепес. Еще накануне Кремень поговорил с унтером, и тот разрешил привести рекомендуемую для работы девушку. Увидев Дину, он был приятно удивлен.
- Гут, фройлен Дина, гут, - сказал он. - Надо работать, за работу будет хлеб.
- Большое спасибо, герр офицер, - процедила Дина. И Кремень повел её на производство.
С удивлением увидела Дина, как на территорию лагеря въехал грузовик, выше бортов нагруженный оружием, - когда борта грузовика открыли, оно просто посыпалось во все стороны. Молодые люди быстро и весело его тут же сортировали. Отдельно - винтовки, отдельно - автоматы, пистолеты, пулеметы, гранаты, патроны, взрывчатка и всевозможное военное снаряжение. Дина видела, что в течение дня грузовик несколько раз привозил оружие.
- Не удивляйся, - сказал ей Кремень, - трофейное советское оружие в Слоним привозят вагонами. Мы должны его ремонтировать, смазывать, приводить в боевое состояние.
Он завел ее в барак, где еврейская молодежь старательно работала с оружием. Иногда в бараке появлялся немец или полицейский. Пройдясь туда-сюда мимо работающих, уходили. А на молодых лицах - энтузиазм и чуть ли не радость.
- А чего они такие. - Дина не сразу подобрала нужное слово, - бодрые? Воодушевленные, я бы сказала.
- Ты вот загорелась идеей работать здесь, с оружием. О чем ты подумала при этом? - улыбнулся Кремень.
- Ну уж не о том, чтоб усиливать вооруженность немчуры.
- Вот-вот. Но тебе об этом пока думать рано. Несколько дней побудешь ученицей. Надо как следует изучить устройство механизмов огнестрельного оружия. - С этими словами он подвел Дину к симпатичной, кудрявой, какой-то особенно легкой в движениях девушке. - Вот, Голда, твоя ученица. Знакомьтесь и - за работу. - А сам ушел.
- Бери табуретку, подвигайся поближе. Я Голда Герцовская. А ты?
- Дина Янковская, - почти не слыша вопроса, ответила Дина, широко раскрытыми глазами глядя на разложенные детали боевого оружия.
Перед Голдой на столе лежал разобранный советский автомат ППД, и она, ловко орудуя отверточками, щипчиками, ершиками, щеточками, масленкой, очищала его от грязи, ржавчины и собирала, приводя в эксплуатационную готовность.
- Если какая-то деталь в механизме поломана, ее необходимо отремонтировать или заказать токарю, слесарю, чтоб выточили новую. Понятно? А теперь я буду рассказывать, а ты запоминай, что как называется и для чего предназначено.
И Дина на весь день погрузилась в новую для себя, интересную, а главное, очень нужную - как и чем - Дина еще не понимала, но ни на минуту уже в этом не сомневалась, - работу. Странное дело. Дина никогда в своей жизни не работала на производстве - ни в мастерских, ни на заводе - и считала это занятие скучным, изнурительным и даже противным, сковывающим свободу человека, не дающим возможности гармонично и разносторонне развиваться личности. Но взявшись за работу с оружием, она вдруг почувствовала несказанную радость, огромное удовольствие. Желание работать, научиться всему, что делают здесь молодые незнакомые ей люди, охватило её сразу, и со свойственным ей азартом, нетерпением и полной самоотдачей она окунулась в работу.
Когда объявили обеденный перерыв, оказалось, что Дина ничего с собой не взяла поесть. Голда развернула свои припасы - кусок вареной рыбы, пара картофелин, несколько редисок.
- Ну что, ученица, поделимся по-братски, - сказала, усмехаясь, она. - Знаешь, какую про нас, евреев, сложили поговорку: живем как братья, считаемся как евреи. Так что завтра ты кормишь меня.
Дине стало стыдно. Она жила у родителей Софы, ела-пила, а нигде не работала, не зарабатывала и ничего в дом, кроме пистолета и двух обойм с патронами, не принесла. Ни разу. И надо же, совесть ее не мучила, что жила иждивенкой на шее у чужих людей и даже ни разу не вознамерилась где-то заработать эту немецкую марку, кусок хлеба. Вообще, за всю свою юную жизнь Дина нигде никогда не работала ради заработка. Отец ее был преуспевающий предприниматель, что обеспечивало семье полное изобилие и достаток. Дина ходила в престижнейший Варшавский женский лицей, училась музыке, танцам, светским манерам, немецкому и французскому языкам, верховой езде. Брат в детстве учил ее стрелять из рогатки, а в юности - из пистолета, и это занятие ей понравилось до невозможности. Когда в сентябре 1939 года они с матерью при приближении немцев спешно бежали из Варшавы в Белосток, то первое, что сделала Дина на новом месте, - купила на толкучке пистолет и кучу патронов. Выехала за город и с удовольствием все расстреляла. И еще купила. Денег хватало, - мамуся захватила всю имевшуюся в доме валютную наличность. Отец и брат еще раньше, задолго до 1-го сентября, когда немцы перешли польскую границу, уехали по коммерческим делам в США. Потом они разыскивали их уже в Советском Союзе и, в конце концов, разыскали, но они с мамой уехать не успели - опять началась война. Двадцать второго июня они с мамой бежали из Белостока в Гродно, но попали под сильную бомбежку, и Дина потеряла мать. Искала целый день - среди живых и мертвых - безрезультатно. А колонны беженцев и отступающих войск шли и шли на восток. И Дина решила идти со всеми. Она была уверена, что при самом плохом раскладе дел дальше Немана немцы ни за что не просунутся. Неман и станет, думала она, тем самым водным рубежом, на котором Красная Армия разгромит фашистские орды и погонит их до Берлина. Имея с собой пистолет, она решила принять участие в оборонительных боях на Немане. Но боевые действия развернулись по другому сценарию, и когда Дина поняла, что надо отступать, уходить, если нет желания оказаться в оккупации, бежать, по сути, уже было поздно. Самые сообразительные, а именно партийные носители власти пролетарского государства - секретари горкомов, райкомов и обкомов партии большевиков, удрали первыми, угнав с собой почти все вагоны и поезда. И Дина пошла в толпе беженцев. Питалась чем придется - кто даст кусок хлеба, кто картофелину, но чувство голода не угнетало ее, она вся жила новой охватившей ее идеей: обязательно примкнуть к советской воинской части, вступить в ее ряды и участвовать в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Родители Софы деликатно не задавали ей вопросов о родителях, о прежнем материальном положении семьи, но со слов дочери знали то немногое, что сама Дина рассказала ей по пути к Слониму.
И вот теперь она в оккупации, с позорными желтыми звездами на спине и груди, сидит в бараке бойтелагеря в роли ученицы-неумехи по ремонту оружия, а ее наставница, такая же, как она, молодая и красивая остроглазая девчонка, учит ее, как надо в жизни работать руками, кормит ее рыбой и вареной картошкой. И все вокруг молодые ребята и девчонки - рабочие люди, знают цену хлебу, цену жизни, они умеют по-настоящему работать руками, они организованны и дружны, они не форсят сами перед собой, как она, завернутым в шелковые кружевные трусы и комбинашку пистолетом. Их могут в любой день всех расстрелять за то, что они евреи. Они почти все ярко выраженной семитской наружности, но из-за этого не рыдают и даже не вешают даже носа, а действуют.
«А как они действуют, что они делают? - задала себе вопрос Дина. - Ремонтируют оружие, из которого их потом и расстреляют? Наверное, дело не в этом. В их лицах нет печати угнетенности, неизбежной близкой гибели, значит, у них есть на чем-то основанная уверенность, что они не умрут, не будут убиты, как бессловесное стадо, по воле оккупантов. Откуда в них эта уверенность?»
Дина внимательно слушала, что ей говорила Голда, старательно выполняла ее указания, самостоятельно разбирая-собирая под ее присмотром автомат ППД. Затем еще один, затем еще. К концу рабочего дня Дина почувствовала себя усталой. Труд сам по себе хоть и не очень тяжелый, но весь день пребывать в однообразном сидячем положении, с напряженным вниманием выполнять одни и те же операции, оказывается, утомительно. Утомительно, оказывается, орудовать весь день легкой отверточкой, щипчиками, а ведь где-то приходится приложиться молотком, плоскогубцами. Руки грязные, в оружейном масле, пальцы поцарапаны, побиты, в заусеницах.
Вытирая ветошью руки, Голда сказала негромко:
- За воротами пойдешь за мной. Близко не подходи, евреям запрещено ходить парами. По тротуару тоже не ступай - запрещено. Веди себя так, чтоб не привлекать внимания. Хотя ты такая яркая - за версту тебя видно. Завтра оденься поскромней, победней, повяжи темный платок. Смотри всегда только вниз, под ноги. По сторонам учись смотреть так, чтоб это было незаметно. - И громко добавила: - Молодец, хорошая ученица, толк будет.
По бараку прошел человек - хоть не в военной форме, но какой-то здесь начальник, покрикивая: «Работа окончена, барак закрывается!»
Сразу все повставали из-за столов и шумно двинулись к выходу. Вместе с Гол- дой вышли из барака, но та не спешила к воротам. Наконец Голда пошла к выходу из лагеря, следом двинулась и Дина. И вдруг в воротах полицейский схватил ее за груди. Она сообразить не успела, как влепила «бобику» со всего размаха звонкую пощечину. Все замерли. Больше всех обалдел, наверное, сам полицман. Он стоял неподвижно, вытаращив глаза, открыв рот и держась за горящую от удара щеку.
- Ах ты сука! - очнувшись наконец, заорал он. - Убью! - схватился за винтовку. - Убью, мать твою!
Тут и все вокруг зашумели - и выходившие из ворот евреи, и полицейские. Причем еврейская молодежь - с беспокойством, а полицейские весело заржали и принялись подшучивать над пострадавшим.
- Ну, Петро, ты похабник, - балагурил старший наряда. - Новую девку хотел первым ощупать. Кобылка-то хороша! - И похлопал Дину по заду.
Она вдруг поняла, что в эту минуту ее жизнь вещь условно относительная. Выстрелит полицман - и нет ее. А кто и что ему может помешать в нее выстрелить? Она уже поняла, что на выходе рабочих обыскивают. И отнять жизнь у еврея - их полицейское право, данное фашистами.
- А ты, жидовочка, привыкай, мы тебя теперь всегда будем щупать, все по очереди. А пану полицейскому завтра принесешь за обиду бутылку водки, - говорил Дине старший наряда.
- Чтоб по морде меня жидовки всякие били! Убью суку! Это не при коммунистах! - орал обиженный, а полицманы все ржали, и Дина поняла - пронесло, но надо поскорее уходить. И она поспешила за маячившей в стороне стройной фигурой Голды.
- Это я виновата, - говорила через час Голда, объясняя случившееся товарищам. - Я забыла ее проинструктировать про обыск.
- Принимается объяснение, - сказал Кремень. - А теперь ты, Дина, запомни. Первая заповедь подпольщика - быть незаметным, не выделяться из толпы никак и ничем. Немцы хотят видеть нас, евреев, забитыми, испуганными, покорными. Такими мы и должны притворяться. Наше человеческое достоинство, характер и воля к сопротивлению при нас - и мы будем сопротивляться, а значит, уничтожать фашистов. Но до поры до времени надо притаиться, схитрить, притвориться глупыми покорными рабами, чтоб потом неожиданно нанести врагу удар! Схватить его за горло и не выпускать, пока зверь не издохнет. Ты поняла? Терпеть унижения, издевательства, оскорбления тяжело, слов нет. Но пусть нам сейчас помогает все это вынести осознание справедливости нашей борьбы, чувство, что мы будем мстить врагу за наш народ. Конспирация, выдержка и терпение - вот наши главные союзники. Уяснила?