Подземный поезд катился по синей ветке.
На этот раз обошлось без давки — суббота, день, толпа не ломится на работу. И чем дальше от центра, тем просторнее становилось в вагоне. После Семёновской, где многие вышли, даже освободилась пара сидячих мест.
Но Артём садиться не захотел. Стоял, прислонившись к стенке, в торце вагона; смотрел перед собой отрешённым взглядом, почти как настоящий москвич. Думал в основном о Марине, но мысли то и дело соскальзывали на ту коллекцию странностей, что пополнялась все последние дни.
Он вытащил из кармана смартфон, взглянул на экран.
Нет, новый значок с пером никуда не делся. Активировать его, правда, тоже не удалось. Хоть до посинения тыкай пальцем — реакция нулевая. И в списке приложений не появилось новых программ. Короче говоря, значок был, а толку от него не было.
Поезд выехал из тоннеля и минуту спустя подкатил к платформе. Артём вышел из вагона, вдохнул морозный воздух и огляделся.
Обындевелый парк прижимался к станции, а по другую сторону рельсов расположился блёклый микрорайон из кирпича и бетона. Виднелся торговый центр, облепленный рекламными баннерами. Вокруг него, как поросята вокруг свиньи, теснились табачные и водочные киоски. Несколько маршруток нетерпеливо коптили воздух в ожидании пассажиров.
Артём прошёлся взад-вперёд по перрону. Тот был полупуст; одиноких барышень не наблюдалось вовсе. Впрочем, до назначенной встречи оставалось ещё больше пяти минут.
Он сунул руки в карманы куртки и поднял воротник. Мороз за сутки усилился — хорошо хоть, не было ветра. Стылый антициклон выдавил с неба все облака; лишь несколько куцых пёрышек примёрзли к самому горизонту.
Подъехал поезд в сторону центра, вышли человек десять. Артёму заметил девчонку в дутой спортивной куртке и широких штанах — она двигалась энергично и резко, как Марина в игре. Хотел окликнуть её, но она равнодушно мазнула взглядом и зашагала прочь, к выходу с платформы. Он, глядя вслед, подумал — ну ладно, первый блин комом. Было бы неожиданно, если бы Марина пришла минута в минуту…
— Артём?
Он обернулся и удивлённо моргнул.
Встреть он её случайно — не узнал бы ни за что в жизни.
То есть, конечно, он и не ожидал абсолютного портретного сходства с игровым персонажем. И принял как должное, например, что сейчас она уже не сверкала фиолетовыми глазищами. Глаза у неё оказались вполне обычные, серые.
Но дело было не в этом.
В игре Марина была воровкой — наглой, шустрой и тощей. И одевалась так, чтобы иметь возможность бегать, прыгать и бить обидчикам морды.
А тут на него смотрела элегантная дама, наряд которой не допускал и мысли об акробатических подвигах. На ней была светлая короткая шуба и шапка из такого же меха; сапоги на внушительном каблуке; облегающая юбка средней длины. Округлые бёдра манили взгляд, а высокая грудь угадывалась даже под шубой.
И при этом Марина казалась слегка испуганной, щурилась близоруко. Как гимназистка перед экзаменом.
— Вау, — сказал Артём. — Это ты? Ну ничего себе.
— Не смущай меня. Ты так смотришь…
— Прости. И не сочти за банальность, но я сражён наповал.
— Спасибо. — Наконец она улыбнулась и, кажется, расслабилась. — Мне нравится комплимент и льстит твоё удивление. Ты думал, что я уродина?
— Не то чтобы уродина, но… Девушки обычно приукрашивают себе фигуру в игре, а ты почему-то — наоборот…
— Я там хотела стать не такой, как здесь. Ну, знаешь, не домашней тихоней, которую всё пугает, а спортивной пацанкой, авантюристкой, которая постоянно влипает в разные приключения. И внешность хотелось подходящую, и повадки. Нормально ведь получилось, как ты считаешь?
— Роль ты отыгрывала неплохо, согласен.
— В обычной игре, наверно, не вышло бы ничего, а вот в вашей — вполне. Иногда вообще забывала, что я всего лишь выпускница филфака…
Разговаривая, они спустились с перрона и углубились в парк. Вдоль дорожек тянулись невысокие сухие сугробы. Белые деревья стояли, не шевелясь. Солнце проблёскивало сквозь ветки, высекая льдистые искры.
— А ты, — сказала Марина, — более или менее похож на себя в игре. Внешне, я имею в виду. И такой же худой. Почему ты там, например, не нарастил себе мышцы? Пацаны это любят.
— Я ведь не просто геймер. И не могу радикально поменять внешность. Ну, то есть технически можно нарисовать совершенно другую морду и бодибилдерский торс. Но через пару часов искусственная личина размоется. Это как-то связано с тем, что я не теряю настоящую память. Мозговая активность влияет на внутриигровые кондиции. Малоизученная фигня, но что есть, то есть.
— Надо же… Интересный эффект, теперь буду знать. У тебя в виртуале, правда, лицо более суровое, мужественное… Ой, прости, не хотела тебя обидеть!
Артёму стало смешно:
— Переживу как-нибудь, не волнуйся… Расскажи лучше о себе. Значит, филфак закончила? А теперь что делаешь?
— Аспирантка. Удивляешься, наверно, откуда у меня деньги на кокон «платинум»? Просто родители небедные, ну и вот…
— Марина, окстись, я же не фининспектор. А с позавчерашнего дня — даже не наблюдатель из пернатого Ордена.
— Да, действительно… Кстати, чем теперь будешь заниматься?
— Работу искать.
— В Москве?
— Можно и в Москве, раз приехал.
— А кто ты по специальности?
— Почти твой коллега. Литинститут.
— Ой, правда? Класс! Но как тебя угораздило в этот Орден?
Он пожал плечами:
— Меня вчера об этом же спрашивал мой бывший однокурсник. Ругался много и долго… Короче, в Ордене я пять лет, а раньше был сценаристом. Разрабатывал лор, сюжеты…
— То есть это ты придумал игру?
— Скажем так — приложил к ней руку. Не в одиночку, само собой. Но потом начальство решило, что я полезнее в коконе.
— Хм… — Марина задумалась. — Может, ты ещё и поэтому сильный маг? Я ведь помню, как ты меня отправил в реал без всякого интерфейса… Если ты — один из сочинителей сказки, то это даёт тебе, по идее, дополнительные возможности. При условии, что мы всерьёз воспринимаем всю эту магию…
— Я сам не знаю, как к этому относиться, — сказал Артём. — В любом случае — сейчас от меня уже ничто не зависит. В игру не могу попасть. Меня туда, скорее всего, не пустят, даже если персонажа сменю.
— Да-да, извини… Тогда, знаешь, давай не будем больше про виртуал. Тем более что у меня к тебе есть вопрос, очень глубокомысленный.
— Не пугай меня.
— Строго между нами, коллегами, — сказала она, интимно понизив голос. — Признавайся — ты пишешь тайком роман?
Он заржал, она тоже засмеялась.
— Нет, — сказал Артём, — не пишу. Пробовал начать, но забросил. Лень помешала.
— Что же вы так, товарищ Снегирь? Лишаете мировую культуру своего бесценного вклада… Но вообще, Артём, мы вот пошутили — и ты опять стал какой-то грустный. Это из-за того, что без работы остался?
— Ну, как тебе сказать… Дело не в работе как таковой. Просто ощущение странноватое. Столько лет просидел в выдуманном мире, а теперь вдруг окунулся в реальность — и никак не могу поверить, что всё это по-настоящему… Как пацан, которому непонятны взрослые игры. Ещё и выборы эти…
— Пойдёшь голосовать, кстати, завтра?
— Прописан-то я не здесь, так что не судьба. Не допустят к заветной урне. Да не очень-то и хотелось, честно сказать… А ты? Определилась, за кого будешь?
Она снова смутилась:
— Я в политике не особо… За Громова, скорее всего…
— Ну да — красавец-мужчина, богатырь земли русской…
— Ой, ну вот чего ты подкалываешь? Не во внешности дело! Но он хотя бы решительный и не мямлит. Прямо говорит, что и как. Про корпорации, про страну… Не подумай, пожалуйста, что я какая-нибудь великодержавная шовинистка, но… На Кирьянова уже смотреть стыдно, тут я с Громовым соглашусь…
— Ладно, — сказал Артём. — Может, ты и права. Сама завтра разберёшься, где ставить галочку. А пока — отдыхаем.
— Да! Хорошо, что выбрались. Красиво тут, согласись?
Они остановились на пересечении двух дорожек. Артём заметил, что Марина подрагивает. Спросил:
— Замёрзла?
— Ага. Чуть-чуть переоценила свою морозоустойчивость.
— Ну, давай где-нибудь в тепле посидим.
— Можем съездить на Курскую. Там прямо рядом с метро здоровенный торговый центр, мне нравится — кафешки на любой вкус, пиццерия.
— Поехали.
И они направились обратно к платформе.
***
На перроне им пришлось проторчать ещё минут десять — поезд почему-то задерживался. Марина, кутаясь в шубку и пританцовывая на месте, призналась:
— Начинаю скучать по той локации, где каньон. Помнишь, какая там стояла жарища? И вообще — сейчас, пару дней спустя, вспоминать уже не так страшно. А многие нам позавидовали бы даже, наверно. У нас было настоящее эпичное приключение. А речка чернильная — прям ни в сказке сказать, ни пером описать.
— Пером? — переспросил Артём. — Гм…
— Ну да, обычная присказка. Что тебя удивило?
— Да просто насчёт пера появилась одна инфа…
— Расскажешь? Или опять секрет?
— Расскажу, там и быть. Даже покажу.
Он вытащил смартфон, но яркий послеполуденный свет мешал толком рассмотреть значок на экране. Пока Марина приглядывалась, подошёл-таки поезд. Дверь оказалась прямо напротив них, и они, войдя, устроились на сиденье, спиной к окну.
— Вот, — сказала Марина, — теперь уже лучше видно. Что это за приложение?
— Без понятия. Само загрузилось, а включить не могу.
Сняв перчатку, она коснулась экрана:
— Да, не работает. Но перо красивое, стильное. К нему только чернильницы не хватает, как у старинных писателей.
Уже не впервые за последние дни Артёму почудилось, что он вот-вот поймает за хвост некую ускользающую догадку.
— Да, — повторил он медленно, — у писателей… Перо и чернила…
— Артём, — сказала Марина, — а почему мы одни в вагоне?
Он поднял голову. И действительно — других пассажиров не было. Пустой и гулкий вагон покачивался на рельсах.
— Да, странно, — согласился Артём. — Может, поезд в депо идёт, и посадка запрещена? А мы с тобой прослушали объявление.
— Вряд ли. Никто не объявлял ничего…
Поезд влетел в тоннель. Лампы почему-то не загорелись, и навалилась тьма, непроницаемо-чёрная. Марина сдавленно ойкнула и прижалась к Артёму.
— Не бойся, — сказал он. — Едем — и ладно, можно без света. Скоро следующая станция.
— Мне кажется, — прошептала она, — там кто-то прячется в темноте…
— Перестань, что за детский сад…
В дальнем конце вагона раздался явственный скрип — не металлический, а другой, совершенно здесь неуместный. Мелькнула мысль — так могло бы скрипнуть старое дерево под порывом сильного ветра. Или весло в уключине…
А миг спустя, словно в подтверждение нелепой догадки, послышался плеск волны, размеренный и негромкий.
Артём, опомнившись, включил фонарик на телефоне.
В призрачно-белом свете прорисовался человеческий силуэт, который стоял в проходе, метрах в пяти от них. Человек был одет неброско, но несколько архаично, как всадник из реалистичного фэнтези — стёганая короткая куртка, грубые штаны, сапоги. А в ухе у него блеснула золотая серьга.
Он приближался — молча, неторопливо.
Это было словно во сне, в тягучем ночном кошмаре.
Но, к сожалению, всё-таки наяву.
— Ушкуйник? — Артём поднялся навстречу. — Как ты сюда попал?
— Не надо фамильярности, — ровно ответил тот. — Я ведь объяснил — в быту называйте меня магистром.
— Да хоть генсеком. Что тебе надо?
— Свои требования я изложил ещё в прошлый раз. Они неизменны, мне нужно ваше содействие. Но поскольку предыдущее моё предложение вы отвергли, я вынужден прибегнуть к более убедительным доводам.
Приподняв руку, колдун сжал пальцы, будто пытался раздавить что-то в кулаке. Это, похоже, стоило ему изрядных усилий — лицо на миг исказилось от напряжения, он хрипло вздохнул.
— Пытаешься колдовать? — поинтересовался Артём. — А вот хрен тебе. Здесь реал, а не сказка, если ты не заметил.
Ушкуйник прикрыл глаза — пережидал, казалось, приступ головокружения. А потом вдруг прыгнул вперёд — и его кулак врезался Артёму в грудину. Удар был страшен, словно вместо руки колдун отрастил кувалду.
Артём отлетел на несколько метров, упал навзничь между рядами пустых сидений. Воздух вышибло из груди, от боли помутилось сознание. Сквозь вязкую пелену донёсся отчаянный крик Марины.
Она вскочила, чтобы помочь Артёму, но Ушкуйник схватил её за плечо:
— Тише, барышня, тише. Вы пойдёте со мной — и чем меньше будете трепыхаться, тем лучше будет для вас… А вы, молодой человек, были в чём-то правы. Мы пока трудно пользоваться здесь магией. Но это временно, вы ведь помните — новолуние близко.
Смартфон, упав на пол, не разбился, но светил теперь вертикально вверх. Ушкуйника и плачущую Марину почти поглотила темень. Артём попытался встать, держась за пластиковую стойку возле двери. Получилось не очень.
— Мне пора, — обратился к нему колдун. — Как вы уже поняли, девицу я забираю. Будет ли она жить, зависит теперь от вас.
— Скотина… — сказал Артём. — Я тебя найду…
— На это я и рассчитываю. В день новой луны я жду вас на дороге в каньон, когда сядет солнце. Первый верстовой столб, если ехать со стороны Тень-города. Разумеется, вы должны быть один. В противном случае — понимаете сами. Я не любитель пустых угроз.
— Мне отрубили доступ в игру…
— Я думаю, вы решите эту проблему.
Поезд продолжал нестись по тоннелю. Следующая станция всё никак не показывалась, как будто перегон удлинился на многие километры.
Ушкуйник повернулся к Марине:
— Сударыня, от вас тоже потребуется кое-какая помощь. Ничего запредельного, не волнуйтесь. Потерпите секунду.
Он вытащил кинжал. Она закричала, но колдун не обратил внимания и полоснул ей лезвием по ладони. После чего потащил Марину в дальний конец вагона. Артём всё-таки поднялся и, подобрав телефон-фонарик, заковылял следом — ему казалось, что он бредёт по речному дну, сквозь неподатливую толщу воды.
Ушкуйник, дёрнув Марину за руку, приложил её окровавленную ладонь к стеклу на торцевой стенке. Стекло сверкнуло, как линза на телескопе, поймавшая серебряный свет луны. Два человеческих силуэта отчётливо проступили на этом фоне — а в следующий миг исчезли.
Колдун увёл свою пленницу.
Вагон же начал преображаться — теперь он напоминал придонный пейзаж. Петли на поручнях удлинились и потемнели. Они колыхались в призрачно-белом свете смартфона, как водоросли в воде, и загораживали проход.
Артём вдруг ощутил ледяное жжение в районе сердца.
Сунул руку во внутренний карман куртки…
…и нащупал рукоять плети.
Припомнил — да, он, кажется, сунул её зачем-то в карман, выходя из дома. А потом она словно затаилась, дожидаясь своего часа.
Теперь он снова достал её.
Синеватая вспышка рассекла полутьму.
Дёрнулись ленты водорослей, теряя ошмётки.
Артём двинулся вперёд. Теперь это стало проще — возникло невидимое течение, которое подталкивало его, постепенно усиливаясь. Плеть хлестала, кромсая чёрные заросли. О том, что прежде здесь был вагон, уже ничего не напоминало. Пол превратился в вязкое дно, сиденья — в продолговатые валуны, покрытие илом. Вместо потолка серебрилась зыбкая речная поверхность.
Время размылось, ум отключился — остался только инстинкт, который толкал туда, к мерцающей линзе, в которую втягивалась река. Шаг, другой, третий — всё остальное не имело сейчас значения.
Потом он оказался у цели.
Чиркнул себе плетью по кисти левой руки, между большим и указательным пальцем. Кровь из пореза растеклась по ладони.
Приложив пятерню к стеклу, он задержал дыхание.
Течение взревело и ударило его в спину, швырнуло в стеклянный омут.
Мгновением позже он вывалился из зеркала среди скал.