— Мелин?
Пека при этом звуке перекосило, и он закрыл свой скривившийся рот ладонью, и простонал что-то невразумительное.
— Лорд Мелин? — Гай Гош повторил свой вопрос, протягивая левую, невооруженную руку рыцарю Илидола.
— Никогда! Нет! — выкрикнул юноша отчаянно и, забыв обо всем на свете, рванулся прочь из битвы.
За ним, свистя и созывая соратников, побежали обратно в город участники ночной вылазки. Им много удалось сделать: они развалили таран, подожгли несколько шатров, зарубили достаточно врагов.
Рычащего от боли лорда Гая подняли с земли два рыцаря, остальные хотели пуститься в погоню, но Гош приказал:
— Всем назад! Никого не трогать! — бросил свой меч одному из оруженосцев. — Перевяжите меня, дайте бумагу, перо — буду писать королю.
— Королю, мой лорд? — удивился оруженосец, что держал Гая с левой стороны. — Это повредит нашей кампании…
— Напротив. Ожидаю приятных сюрпризов, — ухмыльнулся Гай Гош. — Сюрпризов, подобных сегодняшнему, — бросил взгляд на темные стены города, за зубцами которых метались желтые огни факелов. — Илидол, Илидол, ты — прям волшебная шкатулка…
Глава шестнадцатая
— Ого! — так Ларик встретил приятеля, которого только что втянули на канате на стену.
Пек без лишних разговоров выронил меч и привалился к зубцу спиной. Его порванная кольчуга ниже прорехи, штаны и правый сапог были не только в грязи, но и в темных пятнах крови, шлем отсутствовал, а лицо имело цвет полотна, выбеленного жарким июльским солнцем.
— Меня подрезали, — слабым голосом пожаловался он Ларику и потерял сознание, съехал на пол.
— Да вижу, — буркнул тот, подхватывая парня, и позвал товарищей. — Живо несите братишку в лазарет. Похоже, дело серьезное.
Пека тут же подняли и унесли, а Ларик, насколько позволяла раненая рука, продолжал помогать затягивать на стену остальных возвращавшихся диверсантов. Судя по полыхавшему в стане Гая Гоша огню, вылазка прошла успешно. Чуть позже выяснилось, что и потери были не так велики, как думал сэр Альвар — пятеро убитых и трое раненых. Капитан же перед началом вылазки мрачно обещал не менее десятка смертей.
— Странно, — говорил он теперь, глядя на вражий стан. — И погони не было?
— Нет, сэр, — докладывал один из сержантов. — Люди лорда и сам лорд так испугались боевого искусства нашего Пека, что побоялись нас преследовать. Он один уложил столько и так быстро, что нам и не снилось.
— О-очень интересно, — погладил бороду капитан — этот жест вызывало у него чувство крайней задумчивости. — Мечом опять орудовал?
— Да-да! И не одним — двумя мечами сразу, да так ловко! Он и самого лорда потом подрезал! Ногу ему укоротил! — сержант продолжал весьма эмоционально рассказывать и махал при этом руками, еще и показывая, как Пек управлялся с клинками. — Ну и бой был — заглядение…
— Лорда? Гоша? — изумился Альвар. — Ну, дела… Гай Гош — один из признанных мастеров меча. Его синий клинок в свое время узнал кровь многих опытных воинов. Когда была война в Каменном русле, я видел его и других принцев королевской крови в бою. Он один стоил сотни. А тут какой-то мальчишка…
— Ну, Пеку тоже досталось, — заметил, ступив ближе к рыцарям, Ларик. — И не слабо… Кстати, пойду проведаю.
— Да, конечно, — кивнул Альвар. — И передай от меня пожелание скорее выздоравливать.
Молодой человек кивнул и побежал к лестнице.
Капитан же повернулся к сэру Тофану. Тот задумчиво смотрел на пламя, что с ревом разгуливало по лагерю противника, словно вырвавшийся из заключения безумец, и сокрушало шатры, пожирало осадные машины. А дождь будто принял сторону Илидола и ослабел, и теперь мало что могло успокоить бушующий огонь.
Альвар тронул старого приятеля за плечо и спросил:
— Как тебе новость про то, что наш мальчишка лорда Гая подрезал?
— Сказка какая-то, — пожал плечами Тофан, засовывая ладони за пояс.
— Я думаю о том же, — кивнул капитан. — Кажется, в темноте парни не то увидели…
— Что вы, сэр? — встрял в их разговор сержант. — Лорд сам вызвал Пека на бой из-за того, что Пек убил его рыцарей. И они дрались, и никто им не мешал! Я своими ушами все слышал, своими глазами видел!
Альвар и Тофан переглянулись и на этот раз ничего не сказали. А в стане лорда Гоша с жалобным стоном развалилась последняя катапульта…
В лазарете Ларика даже передернуло, когда он увидал, как 'чинят' его героического друга.
Пек, голый по пояс, лежал на специальном высоком столе, прижав к лицу подушку, и глухо рычал в нее, а лекарь — здоровый лысый детина в кожаном фартуке, заляпанном кровью, и с закатанными выше локтей рукавами, быстро, ловко зашивал широкий и глубокий порез на торсе юноши. Один санитар прижимал к столу ноги раненого, чтоб тот не брыкался, другой — стоял в изголовье, чтоб держать там, если врачуемый не справится с болью и вздумает дергаться. Но Пек терпел, только рычал громко.
Все это больше походило на работу заплечных дел мастеров, чем на лечение.
Лекарь закончил 'штопку', ножницами перерезал нити, приказал санитарам вымыть и забинтовать раненого и пошел сполоснуть окровавленные руки в медном тазу с водой, что стоял на табурете у входа. Там врачеватель и наткнулся на Ларика:
— А, здорово! О друге справиться пришел? С другом твоим порядок — жить будет, — сказал он парню, опуская ладони в воду. — Поболеет недельку и на ноги встанет. Ну, а ты как? — спросил, уже вытираясь полотенцем.
— Тоже порядок, — кивнул молодой человек, наблюдая, как Пека уносят на носилках в комнату, где размещались больные. — К нему сейчас можно?
— Конечно, — кивнул лекарь. — Иди, поболтай, если он сам тебя не прогонит.
И Ларик обрадовано поспешил за санитарами.
Пека пронесли мимо занятых кроватей и топчанов и осторожно уложили на плетеную из лозы кушетку под окном. Юноша как был с подушкой у лица, так и остался. Только рычать прекратил.
Ларик обождал, пока уйдут санитары, подтянул ближе табурет с прохода, сел у изголовья друга и осторожно позвал:
— Братец, ты как?
— Проклятие! — простонал из подушки Пек и ударил в нее сверху кулаком.
— Больно, верю, — кивнул Ларик, — но это временно. Поболит — перестанет. Пусть не сразу…
— Не в этом дело, — выдохнул раненый и откинул подушку в сторону. — Не в этом…
Его друг поразился, увидав замешательство и даже что-то напоминающее отчаяние на лице, которому привычней было выражение беспечности и самоуверенности.
— Я влип, братишка, — с невыразимой тоской в голосе проговорил Пек, а в глазах его (Ларик мог бы поклясться) блеснуло то, что было подстать девице, а не храброму рыцарю, сразившему лорда Гая Гоша, — в глазах Пека-Рифмача блеснули слезы. — Я не знаю, что мне делать. Но я не могу больше оставаться в Илидоле. Мне как-то надо бежать…
— У тебя жар! — уверенно заявил приятель.
— Эх, — еще тоскливей вздохнул Пек, — всем ты хорош, братишка, всем… кроме того, что рассказать я тебе всего не могу, — и вновь набросил подушку на лицо.
Ларик нахмурился — он не знал, что говорить, что делать. Чуть поразмыслив, он решился и тронул приятеля за руку: