— О, он зашевелился — сказала супруга Гёкуё, поглаживая свой вздувшийся живот. Только начинало холодать, но с её плеч свисал толстый халат. Хоннян сходила с ума, когда Гёкуё позволяла себе хоть немного замёрзнуть, и это было ужасное зрелище.
Принцесса Линли закричала, увидев, как зашевелился живот её матери. Она лежала на толстом ковре на полу и играла с котёнком Мяомяо. Маомао терпеливо подстригала и притупляла когти котёнка, а также отговаривала его кусаться; так что до тех пор, пока Линли не сделает с котёнком ничего совершенно возмутительного, она, вероятно, не попадет в беду. Но опять же, никто никогда до конца не знает, что собирается сделать ребёнок. Поэтому Маомао сидела на коврике, внимательно наблюдая, как бы принцесса не сделала ничего опасного. Она всегда была готова схватить комочек шерсти за шиворот, если ей казалось, что он может попытаться укусить девочку.
— Это забавно. У младенцев начинает формироваться личность ещё до их рождения, — сказала Гёкуё, глядя на свой живот.
— Линли, она всё время брыкалась вверх, но этот ребёнок всегда брыкается вниз.
— Вниз, госпожа? Всегда? — Спросила Маомао, приподняв бровь. Она схватила котёнка и бросила его в корзину. Принцесса громко запротестовала, но Маомао просто поставила корзинку на стол, где Линли не могла до неё дотянуться. Затем она подошла к Гёкуё и встала перед ней.
— Можно мне взглянуть? Вы не возражаете, если я потрогаю ваш живот?
Гёкуё вопросительно уставилась на неё.
— Вовсе нет, но... всё в порядке?
Не ответив, Маомао нежно провела пальцами по животу супруги. Словно в ответ, она почувствовала ещё один толчок, вниз и наружу.
Маомао нахмурилась:
— Расскажите мне о рождении принцессы Линли.
Хоннян ответила:
— Это было удивительно легко, гораздо легче, чем я ожидала от первого ребёнка. Я полагаю, помогло то, что принцесса была немного маленькой.
Хоннян теперь держала корзинку с Мяомяо (Линли оказалась слишком усердной в своих попытках дотянуться до стола), и было видно, как котёнок выглядывал из-под крышки, как будто находил всё это очень интригующим.
— Кто присутствовал при родах? — спросила Маомао.
— Это была я, — сказала Хоннян, хотя выглядела при этом несколько встревоженной.
— На доктора здесь рассчитывать нельзя, а я кое-что изучила, так что у нас всё получилось. Просто...
— Да?
— С нами была дворцовая служанка, у которой был опыт принятия родов, но как раз в тот момент, когда принцесса должна была родить, она сильно заболела. Это было самое неприятное происшествие.
Хоннян была вынуждена вступить в эту роль без предупреждения. Она сказала, что была на грани срыва. Именно её природное упорство спасло положение.
— Акушеркой была пожилая женщина, которую временно оставили в заднем дворце, чтобы она помогала при родах. Но у неё в самый ответственный момент заболел живот — что ж, ей настоятельно рекомендовали уволиться. Насколько я понимаю, супруге Рифе помогала другая акушерка.
Маомао с интересом кивнула. Неужели они и на этот раз возьмут акушерку?
Но что-то всё ещё не давало ей покоя. Гёкуё, словно почувствовав её нерешённый вопрос, улыбнулась Маомао.
— У тебя что-то на уме? Пожалуйста, говори прямо.
Маомао восприняла это как разрешение высказать свои сомнения в конкретной формулировке.
— Меня беспокоит, сможет ли акушерка справиться, если это окажутся роды в тазовом предлежании.
— Роды в тазовом предлежании?
Гёкуё снова потерла живот, а затем нахмурилась, поняв, что, должно быть, был ещё один пинок.
— Вы говорите, что ребёнок всегда пинается вниз. Если это действительно пинок, который вы чувствуете, а не удар рукой, то это означает, что голова ребёнка направлена вверх.
При рождении голова должна появиться первой. Голова — самая большая часть ребёнка, и она, проходя через родовые пути, облегчает прохождение остальной части тела. То, что ноги стоят на первом месте, делает роды значительно опасней.
— Уверены ли мы, что это роды в тазовом предлежании? — спросила Гёкуё.
— Нет, госпожа; это только предположение. Более тщательное обследование могло бы прояснить ситуацию.
— Ты можешь это сделать?
Маомао было трудно ответить на этот вопрос утвердительно. Её старик, несмотря на всё, что он знал о медицине, на самом деле специально учил её только тому, что касается лекарств. Помимо этого конкретного предмета, знания Маомао состояли в основном из того, что она смогла почерпнуть, наблюдая за его работой.
По молчанию Маомао Гёкуё поняла, что вопрос был задан неправильно.
— Сделай это, пожалуйста, — сказала она.
Маомао на секунду взглянула в потолок, прежде чем подойти к супруге.
— Позвольте мне рассказать вам, что это будет включать, а затем вы скажите мне, хотите ли вы, чтобы я это сделала, — сказала она, а затем подробно описала суть осмотра.
— Боже мой, правда? — Спросила Гёкуё, прижимая руку ко рту. Такой метод привёл бы в глубокое замешательство защищённую принцессу; сделать то, что описала Маомао с таким человеком, означало бы навлечь на себя наказание как худшему из злодеев. Но Гёкуё сказала:
— Ну, это ничто по сравнению с настоящими родами. Сделай это.
— Да, госпожа.
Такова была сила матери. Маомао приготовилась приступить к осмотру.
«Фух», — подумала Маомао, пока мыла руки после осмотра. Это затронуло не только живот, но и гениталии, так что даже после её предупреждения это было не просто. В идеале обследование должно было быть проведено на более ранних сроках беременности, но она избегала его, зная, что это влечёт за собой. Кроме того, Маомао не была профессионалом; если бы ребёнок был слишком маленьким, она не смогла бы ничего рассказать.
Её окончательное суждение: с вероятностью восемьдесят процентов они имели дело с родами в тазовом предлежании. Она судила о местонахождении ребёнка по звуку его сердцебиения и ощущению от его пинков.
Младенцы в тазовом предлежании иногда меняли положение самостоятельно по мере роста. Однако тот факт, что ребёнок всё ещё был перевёрнут на этом этапе беременности Гёкуё, не был хорошим знаком. До рождения ребёнка оставалось всего около двух месяцев.
— Как ты думаешь, что нам делать? — спросила супруга Гёкуё, закончив переодеваться. Хоннян стояла рядом с ней, выглядя обеспокоенной.
— Мне говорили, что физические упражнения и прогревание могут помочь избавиться от этого состояния. Информацию о том, какие именно упражнения вы должны выполнять, лучше всего получить за пределами заднего дворца, но что касается прогревания, то я знаю, как его делать.
— Понятно. Я попробую спросить окружающих, чтобы узнать, нет ли других способов помочь, пока это возможно, — сказала Гёкуё. Тем не менее, она попросила Маомао заняться прогреванием. Затем она погладила свой живот и, словно только сейчас подумав об этом, спросила:
— Что мы будем делать, если он не изменит положение?
— В худшем случае нам, возможно, придётся разрезать вам живот.
Маомао не хотела думать об этом. Даже при наличии опытной акушерки опасность была велика. Вскрыть Гёкуё было последним средством, и если до этого дойдёт, на кону будет стоять жизнь супруги. Тот факт, что не было квалифицированного врача, к которому можно было бы обратиться, если бы что-то пошло не так, только усиливал дискомфорт Маомао.
«Если бы шарлатан хотя бы наполовину понимал, что делает».
Но она знала, что он всегда был и всегда будет шарлатаном. Милый человек, но абсолютно некомпетентный врач. Тем не менее, было бы непросто привести другого врача в задний дворец. Официально он должен быть евнухом, и он не сможет войти до тех пор, пока его не кастрируют. Можно ли найти подходящего человека вовремя, или, в противном случае, можно ли изменить систему достаточно быстро, чтобы помочь им?
«Подождите!»
Маомао приложила руку к подбородку. Она вспомнила одного человека, который идеально соответствовал бы их требованиям.
«Но... Чёрт.»
Она застонала и почесала затылок, а затем, после долгой внутренней борьбы, посмотрела на Гёкуё, зная, что если не рискнёт, ничего не добьётся.
— Я могу назвать одного человека, который мог бы нам помочь, госпожа. Человек с безупречными медицинскими навыками, который уже несколько раз принимал роды хирургическим путём.
— Боже мой, ты можешь?
— Неужели? — сказала Хоннян, её голос звучал гораздо менее убежденно, чем голос Гёкуё. – Ты ведь не думаешь о служанке господина Джинши? (Что Суйрен делала в этом павильоне?)
— Я не думаю о служанке. Я думаю о враче.
Была только одна проблема, а именно...
— Он преступник, которого изгнали из заднего дворца.
Она думала о своём приёмном отце, Луомене.
Супруга Гёкуё и бровью не повела, но Хоннян была возмущена.
— Мы никогда не подпустим такого мужчину к супруге, — решительно заявила она. Она не кричала, как часто делала, когда отчитывала одну из дворцовых служанок; вместо этого она спокойно, холодно отвергала идею Маомао.
— Этот человек будет держать жизнь супруги Гёкуё в своих руках. Это должен быть кто-то, кому мы можем доверять.
Это, безусловно, было правдой. И при других обстоятельствах Маомао, возможно, сочла бы нужным отступить. Но не в этот раз. На самом деле, Луомен был лучшим выбором для обеспечения безопасности Гёкуё, и Маомао испытывала глубокое и неизменное уважение к своему старику. Он мог быть мягкосердечным, невезучим и чересчур заботливым, но она также была убеждена, что он был лучшим врачом в их стране.
— Мы можем ему доверять, — сказала она. — Он не хуже десятка других врачей, которых вы можете найти.
— Это не похоже на тебя — настаивать в таком вопросе, — заметила Хоннян, хотя Маомао говорила только то, что было правдой. Тем не менее, главная фрейлина не собиралась сдаваться.
— Но ты же сказала, что он преступник. Я не знаю, в чем заключалось его преступление, но это факт, который мы не можем игнорировать.
Хоннян сохраняла спокойствие, но взгляд Маомао принял опасный оттенок. Когда две женщины повернулись лицом друг к другу, поменявшись своими обычными позами, вмешалась супруга Гёкуё.
— Может быть, ты расскажешь нам, что он сделал? Хоннян, мы должны выслушать, что скажет Маомао, вместо того чтобы отмахиваться от неё, а тебе, Маомао, нужно сохранять спокойствие и объяснить.
В этот момент Маомао почувствовала, как прилив крови к её голове утих. Она тихонько вздохнула и взяла себя в руки, а затем повернулась к Гёкуё и Хоннян.
— Этот человек был евнухом и врачом. Он был ответственен за рождение нынешнего правителя и его брата, а также ребёнка леди А-Дуо. Что касается того, почему он был изгнан из заднего дворца, я слышала только, что причина каким-то образом связана с супругой А-Дуо.
Дело в том, что у Маомао не очень хорошо понимала причину. Было бы неправдой сказать, что она не догадывалась, что могло произойти, но она совсем не была уверена и не собиралась выдвигать дикие предположения.
— Понятно... Так вот в чём дело, — сказала Гёкуё.
Как ни странно, она, казалось, уже знала об этом. Она была высшей супругой и жила в заднем дворце, потому что пользовалась благосклонностью императора. Она наверняка слышала эту историю.
— И, если позволишь, какое отношение этот человек имеет к тебе, Маомао?
Её беспокоил не столько его статус преступника, сколько то, каким человеком он был на самом деле.
— Он мой приёмный отец, а также мой учитель в вопросах медицины.
Гёкуё на секунду закрыла глаза, задумавшись, а затем снова открыла их.
— Хорошо. Я предложу его кандидатуру господину Джинши.
— Госпожа Гёкуё! — воскликнула Хоннян, но супруга только улыбнулась.
— Хоннян, я хочу окружить себя способными людьми и использовать их наилучшим образом. Ещё лучше, если они заслуживают доверия. Он не может быть плохим человеком, раз он так приглянулся нашей бродячей кошке.
«Бродячая кошка, да? Хорошо».
— Но он же преступник.
— Да, так говорят, но ты, должно быть, слышала хотя бы несколько рассказов о том, каким был задний дворец в те дни. Скольких выгнали во времена великой императрицы-регентши? Ты хочешь сказать, что примешь такую клевету за чистую монету? — её слова были мягкими, но настойчивыми.
«Императрица-регент».
— Если ты всё ещё чувствуешь себя некомфортно, мы можем оставить его под присмотром. Будет ли это справедливым компромиссом? — сказала Гёкуё, а затем взяла со стола бумагу с кистью и начала писать письмо Джинши.
Через два дня после обсуждения этого вопроса с Хоннян, в заднем дворце появился евнух, похожий на бабушку. Маомао была удивлена; они действовали быстрее, чем она ожидала.
Гаошун сопровождал старика Маомао, когда тот отдавал дань уважения в Нефритовом павильоне, после чего они направились в медицинский кабинет. Он собирался какое-то время побыть с доктором-шарлатаном. Отец Маомао питал слабость к кошкам, поэтому она ожидала, что шерсть котёнка станет ещё более блестящей.
Сначала она беспокоилась о том, что произойдёт, если шарлатан окажется без работы после того, как появится её отец, но, похоже, не было необходимости беспокоиться об этом, по крайней мере на данный момент. В конце концов, допуск её старика в задний дворец был экстренной мерой, компромиссом.
«Во всяком случае, я рада этому».
Без него в районе удовольствий не было врача, достойного им называться. Может быть, ей не стоило беспокоиться об этом, учитывая, что она предложила эту идею с самого начала, но она волновалась, что если он не вернётся домой к концу года, старая мадам может ворваться в задний дворец, чтобы утащить его обратно.
Такие мысли занимали её, когда она работала над уборкой Нефритового павильона. Возможно, отчасти из-за визита её старика, все домашние дела были запланированы на сегодняшний день, и все они должны были усердно работать. Инфа подошла, неся ведро свежей воды.
— Так этот мужчина — он твой отец, верно, Маомао? — спросила она.
— Мм... Ага.
Инфа выглядела озадаченной. Строго говоря, Луомен был двоюродным дедом Маомао, но они не были похожи друг на друга, что, вероятно, и было причиной замешательства Инфы. Как бы то ни было, Маомао была довольна тем, что эту тему оставили в покое. Пытаться объяснить дальше было бы только головной болью.
— Он просто... — Инфа подбирала слова. — ... совсем не такой, каким я его себе представляла. Думаю, можно сказать, что он почти... нормальный. Я подумала, неужели это тот парень, который вырастил Маомао?
«И что именно вы себе представляли?»
— Гм. Ну, Вы знаете. Он, кажется, совершенно...
Гуйэн и Сэки-у, которые работали с ними, кивнули вместе с Инфой. Хаку-у, которая ещё не очень хорошо знала Маомао, просто слушала разговор с улыбкой на лице.
— ... разумным? — заключила Инфа.
— Точно! — согласились Гуйэн и Сэки-у в унисон.
«Я никогда не пойму этих людей».
Как ни старалась, она не могла представить, чего они ожидали.