Это было более пятидесяти лет назад, и тогда кочевников было вдвое больше, чем сейчас.
Я был одним из них, родился в племени, которое было... ну, можно сказать, более воинственным, чем многие другие. Боевой дух — это, конечно, хорошо, но на самом деле мы были не более чем разбойниками. В основном мы занимались скотоводством, но если кому-то из нас нужна была жена, он шёл в одно из соседних племён или в деревню и просто брал её. Воровство и даже продажа людей были для нас обычным побочным бизнесом.
О, не смотри на меня так. Я знаю, что это было неправильно. Но в то время я не задавался этим вопросом, я думал, что так устроена жизнь. Так поступал мой дед, и мой отец. Моя бабушка и мать были похищенными женщинами. Всё это казалось мне совершенно естественным. Но я лучше, чем кто-либо другой, знаю, насколько всё это плохо.
Двигаемся дальше.
Тогда я был совсем юнцом, всего лишь подростком, но даже вождь доверял моей руке с луком. Он всегда хотел, чтобы я участвовал в набегах. Я знал, что если мы выигрываем битвы, то едим хорошую еду, получаем больше вещей. Если проигравшим это не нравилось, то они сами были виноваты в том, что позволили нам победить их. Легко гордиться, когда сам никогда не испытывал поражения.
Эта гордыня распространялась, пока не поразила всё племя.
Однажды сын вождя сказал, что ему нужна девушка из племени Чтецов ветра.
Племя Чтецов ветра., они были... Хм. Что-то вроде жрецов, наверное. Им поручались ритуалы для всех на равнинах. Они держали птиц и передвигались по степи, читая ветер. В этом племени было много очень умных людей, они могли сказать, какой будет погода в каждом году, и никогда не ошибались.
Среди нашего племени было много суровых людей. Жестоких людей. Но существовало негласное понимание — никто не трогал племя Чтецов ветра.
Пока мы не нарушили это правило.
Мы напали на племя Чтецов ветра, чтобы взять жену для нашего будущего вождя. Они были в самом разгаре одного из своих ритуалов, у них не было ни лука, ни меча. Что же у них было? Странные вещи. Похоже, в ритуале участвовали одомашненные птицы и мотыги. Женщины следили за птицами, а мужчины обрабатывали землю мотыгами.
Забавная штука, правда? Но таков был ритуал, я думаю. Я помню, как смеялся сын вождя. Как он усмехался: "Они похожи на кучку фермеров". А потом сказал: "Огонь".
Помню, как скрипнул мой лук перед тем, как я выпустил стрелу. Как он дребезжал, по какой дуге летела стрела. Как она попала в голову одного из Чтецов ветра.
Это был сигнал к атаке.
Они были беззащитны, как младенцы. У них не было оружия, они просто работали на земле. Чтобы убить их, не требовалось никакого мастерства — это было так же просто, как загнать в угол раненого оленя.
Набег, который произошёл в тот день, был самым ужасным из всех, что я видел в своей жизни, хотя это я осознал только позже. Мы без колебаний убивали тех, кто служил нам в качестве жрецов. На самом деле это только усугубляло ситуацию. Может быть, это был страх перед их убийством — страх, что если мы оставим кого-нибудь из них в живых, то они могут рассказать богам о том, что мы сделали.
Мы убили всех взрослых мужчин и женщин постарше. В живых мы оставили только молодых женщин. Младших детей мы продали в рабство, а птицы племени? Они стали нашим обедом.
Ужасная история, не правда ли? Но мы сделали это. У нас даже было что-то вроде эйфории.
Поэтому мы и не заметили, как во время грабежа одна особенно глупая птица продолжала клевать землю. Я помню, что видел её, но просто ударил по ней копьём. Только позже я узнал, что она была единственным, что стояло между нами и катастрофой.
После этого мы дали волю своим аппетитам, которые разгулялись ещё больше, чем раньше. Сын вождя взял в жены девушку из Чтецов ветра против её воли, и она забеременела. Когда она родила второго ребёнка, наступила катастрофа.
Над всей равниной нависла огромная темная тень, словно уголь на фоне неба. Сначала мы подумали, что это несезонный ливень.
Затем мы услышали звон в ушах. Скот был встревожен. Дети с тревогой жались друг к другу, а женщины прижали их к себе.
Один мужчина ускакал на своей лошади, сказав, что собирается провести расследование, но вскоре он вернулся, почти бегом направившись к нам. Его одежда была в клочья, как и волосы, и даже кожа. Его лошадь была почти безумна от испуга; скажу я вам, успокоить её было делом нелёгким. Она выглядела так, будто её что-то укусило. Мы спросили мужчину, не нападали ли на него.
Похоже, вы уже имеете представление о том, что он нашёл, но позвольте старику рассказать вам об этом. Жители деревни совершенно не верят в эту историю. Здесь уже несколько десятилетий не было ничего такого огромного, говорят они мне.
В общем, разведчику не пришлось рассказывать нам, что он нашёл, потому что через мгновение оно нашло нас.
Жуки. Жуки были по всему лагерю, их было больше, чем можно сосчитать. Саранча.
Они чёрной тучей надвигались на наши палатки. Биение их крыльев было оглушительным, и хуже был только звук их жевания. Пасущиеся на полях овцы в ужасе разбежались, а собаки завыли, как одержимые звери.
Мужчины дико размахивали мечами, но что им оставалось делать, как сбивать тварей с неба? Мы попробовали размахивать факелами, но хуже идеи и быть не могло. Горящие кузнечики заполонили всё и вся, и трагедия становилась только хуже.
Я начал топтать насекомых на земле — это было единственное, что я мог придумать. Ни один из них не был больше пары сан, но мы словно оказались в брюхе громадной саранчи.
Женщины пытались спрятаться в палатках, но жуки проникали внутрь через щели. Я слышал, как внутри плакали дети. Я слышал, как кричали их матери; они даже не останавливались, чтобы успокоить своих детей. Они осыпали оскорблениями своих мужей, мужчин, которые не смогли защитить свои семьи от насекомых. Это были женщины, которых выкрали из родных домов, чтобы сделать невестами, и теперь они выплескивали всё, что хранили до этого момента.
Тварям было недостаточно травы, они набросились и на наши продовольственные запасы. Конечно, пшеница, бобы и овощи, но они добрались и до нашего сушёного мяса. Они прогрызли дыры в наших палатках. Когда они наконец ушли, на их пути остались только измученные криками люди и бесчисленная мёртвая саранча.
Они съели всё, а наш скот разбежался.
Нам каким-то образом удалось найти лошадь, и мы отправились в деревню, чтобы попытаться раздобыть хоть какую-то еду. Мы знали, что для них мы просто разбойники, поэтому постарались выбрать кого-нибудь, кого бы они не узнали. Но этого было недостаточно. Как только он приблизился, они застрелили его. Мы и представить себе не могли, что они будут стрелять в человека, даже не пытаясь выяснить, кто это.
Мы побежали. Они не могли за нами угнаться, но мы всё равно бежали. Я помню, как он тянулся к нам, умоляя о помощи, но мы ничего не могли для него сделать. Вместо этого мы просто оставили его там.
Я оглянулся, всего один раз. Жители деревни затащили нашего друга и его лошадь в деревню. Наверное, мы должны были догадаться. Мы были не единственными, кого разорила и оставила голодать саранча.
Я просто молился, чтобы человек, которого мы бросили, не мучился перед смертью. Я знаю. Смешно, правда? Молитва от тех, кто убивал своих священников.
Нам больше нечего было есть, и мы убили тех немногих животных, которые у нас остались. Мы сварили суп, пытаясь заправить его какими-то травами, но всё, что мы получили — это тошноту. Некоторые дети были так голодны, что стали есть лежавшую на земле саранчу, и один из них умер. Может, саранча была ядовитой, а может, они ели её, не отрывая сначала ножек, я не знаю. Они истощались от недостатка питания, а потом начинали умирать, так как становились слишком слабыми, чтобы продолжать жить.
Потом были беременные женщины — им требовалось в два раза больше питания, чем остальным, поэтому, конечно, они тоже слабели. Их тела истощались, а животы становились всё больше. Так было и с женой следующего вождя, после трагедии для неё не нашлось еды. Её первый ребёнок прижался к ней и сосал большой палец, пытаясь отвлечься от голода.
Вы не удивитесь, узнав, что второй ребёнок был мертворождённым.
Смерть ребёнка почти сломила сына вождя, и он получил ещё один удар, когда вскоре после родов умерла его жена.
Собрав последние силы, она сказала:
— Вы, ублюдки, осквернили ритуал, и теперь больше не будет ни одного Чтеца ветра, который бы выполнит за вас эту работу! Насекомые будут угрожать жителям равнин до конца времён!
Должно быть, эти слова она вынашивала в себе годами, с тех пор как мы убили её народ и похитили её. Она смеялась и умерла, прижимая к своему исхудавшему телу иссохшего ребёнка.
Люди стали сходиться во мнении, что всё так и было: мы стали причиной этого бедствия, прервав соблюдение ритуала. Все на равнине считали нас своими врагами.
Я не собираюсь притворяться, что мы этого не заслужили, но, тем не менее, мы хотели выжить. Мы ели траву, ели жуков, убивали и были убиты, но продолжали бежать.
Один голодающий прибег к поеданию плоти своего мёртвого друга. Когда этого стало недостаточно, он начал пытаться убивать живых ради еды. Мой левый глаз? Я потерял его из-за стрелы, пущенной кем-то, кто хотел меня съесть. Я вытащил его обратно и выстрелил в ответ.
Я не хотел ни есть, ни быть съеденным, поэтому я убежал. Но бежать было некуда, и я обнаружил, что умираю от голода, а в горле у меня пересохло. Не в силах больше терпеть голод, я пошёл на запах конгэ в город. По милости местного губернатора там проходила раздача еды. Раздаваемое блюдо было безвкусной жижей, едва ли пригодной для скота, но для меня это было самое замечательное, что я когда-либо ел.
Я всё ещё сопел и плакал, когда меня арестовали стражники. Похоже, кто-то в городе узнал меня по какому-то бандитскому поступку. Я не сопротивлялся. Мне надоело бороться, я просто надеялся, что в тюрьме меня будут кормить. Мысль о том, что перед повешением я получу несколько порций еды, радовала моё сердце.
Меня так и не повесили.
Вместо этого в наказание мне отрубили палец, чтобы я больше никогда не мог пользоваться луком. Затем меня сделали фермером. И по сей день я думаю, что меня легко отпустили, учитывая то, что я сделал.
Губернатор, как оказалось, знал о Чтецах ветра и их ритуале. Им было позволено продолжать таинственный ритуал для получения пищи, потому что они находились под защитой губернатора. Ритуалы, которые считались бессмысленными, имели смысл
Что? Кто был этот губернатор? Его уже нет в живых, вместе с остальными членами клана И, как вы, я уверен, знаете. Это было ещё до того, как этот выскочка Гёкуэн сделал себе имя.
Клан И знал о церемонии Чтецов Ветра, поэтому они разбросали нас по всей земле в качестве крепостных, чтобы заменить Чтецов Ветра.
К сожалению, всё, что может делать крепостной — это обрабатывать землю. Клан И не знал, что делают с птицами Чтецы Ветра, да и вообще, куры — это почти всё, что у нас было. Так что мы продолжили ритуал, но в неполном виде.
Так что ты права. Мне позволили жить только для того, чтобы ритуал продолжался. Я — человеческая жертва, которую они называют крепостным.
Эта деревня была основана такими жертвами, как я. Мы построили это святилище в память об убитых нами Чтецов ветра. Я заплатил своей жизнью — ничтожная плата по сравнению с убийством наших жрецов и навлечением на нас бедствий. Уверен, что никто из тех, кто обратил на нас внимание, не поверил бы, что обмен стоил того.
Всё это произошло семнадцать лет назад. Когда клан И был уничтожен, крепостные разбрелись кто куда. Несколько глупцов, которые всегда были жестокими людьми, вернулись к бандитизму. А-а, мне знаком этот взгляд. Вы и сами встречали несколько разбойников. Кто знает? Может, я бы узнал их, если бы увидел.
Хотите знать, почему я остался здесь? Всё просто — потому что я больше никогда не хочу, чтобы меня терзала саранча. Нет, никогда больше...
Ладно, хватит бредить. У вас есть ко мне ещё вопросы?