** См. Th. Noldeke, Das iranische Nationalepos, 2. Aufl., Berlin-Leipzig, 1920.
Из этих источников и был почерпнут материал, который такие компиляторы, как Абу Ханифа ад-Динавари (ум. в 282/895 г.) и Ибн Вадих ал-Йа'куби (ум. в 284/897 г.), сделали достоянием мусульманской историографии. Однако интересы ал-Йа'куби настолько обширны - они охватывали даже северные народы и китайцев, - что его труд следовало бы назвать исторической энциклопедией, а не всеобщей историей. К этому же {129} типу принадлежит "Книга заметок" (Китаб ал-ма'ариф) традиционалиста Ибн Кутайбы (ум. 276/889 г.), а в следующем столетии - дошедшие до нас исторические труды Хамзы ал-Исфахани (ум. около 360/970 г.) и ал-Мас'уди (ум. около 345/956 г.). Ал-Мас'уди по праву может считаться одним из самых крупных арабских историков; однако утрата более обширных его сочинений, по отношению к которым сохранившиеся представляют собой их сокращения, затрудняет возможность составить точное представление о его методах. Из подобных трудов явствует, что в арабскую историографию проник новый духовный элемент, который мы могли бы определить как жажду знания ради знания. Весьма знаменательно, что такие авторы, как ал-Йа'куби и ал-Мас'уди, были не только историками, но также и географами, добывшими свои познания главным образом в результате больших путешествий. В этом достижении арабской историографии мы, вне всякого сомнения, можем проследить влияние того наследия эллинистической культуры, которое в течение II и III/VIII-IX вв. проникало во все области духовной деятельности мусульманского мира. Правда, в историографии это влияние дальше не пошло, но возникшая таким образом связь между историей и географией поддерживалась рядом авторов вплоть до османского периода.
Однако таких чужеродных элементов лишена - за исключением раздела об истории Ирана - знаменитая "История пророков и царей" Мухаммеда ибн Джарира ат-Табари (ум. в 310/923 г.), труд, в котором классическая историческая традиция достигла своего апогея. Ибо ат-Табари прежде всего традиционалист и своей "Историей" он хотел дополнить составленный им "Комментарий" к Корану, приведя в ней мусульманские исторические предания с той же полнотой и критичностью, с какой он это сделал в первом труде. В том виде, в каком она дошла до нас, эта книга представляет, по-видимому, сокращенную редакцию первоначально намеченного объема, но в то время как в "Комментарии" критический подход автора совершенно отчетлив, в "Истории" он затушеван. Ее недостатки характерны для сочинения традиционалиста: в ней отдается предпочтение псевдоисторической компиляции Сайфа, например, перед ал-Вакиди из-за подозрений, которые питали к этому последнему {130} мухаддисы. Но этим недостаткам следует противопоставить несравненное достоинство труда в целом, по своей авторитетности и полноте ознаменовавшего конец целой эпохи. Никогда больше ни один компилятор не брался заново собирать и исследовать материал по ранней истории ислама; он либо брал его у ат-Табари- иногда с дополнениями из ал-Балазури - либо начинал, с того момента, на котором ат-Табари остановился.
В то же время бедность последней части труда ат-Табари явилась предупреждением о недостаточности чисто традиционалистического подхода к истории. В качестве авторитетов в области политической истории бюрократическая организация управления выдвинула чиновников и придворных, оттеснив людей религии на задний план. Также и по этой причине III/IX век знаменует конец определенного периода в развитии арабской историографии.
Б. Получив признание как самостоятельная наука, историография вступила в период быстрого развития; количество исторических трудов между III и VI/IX-XII вв. достигло таких размеров, что здесь можно дать лишь краткий обзор основных направлений.
1. Уже в III/IX в. провинциальные ученые начали собирать местные исторические предания. Не считая "Истории Мекки" ал-Азраки, которая по существу относится к литературе сиры, самым ранним трудом по истории провинций является история Египта и завоеваний на Западе, составленная 'Абд ар-Рахманом ибн 'Абдаллахом ибн 'Абд ал-Хакамом (ум. в 257/871 г.). Следует отметить, что этот труд содержит тот же характерный материал, что и вышеупомянутые труды по всеобщей истории, однако ему недостает присущей этим последним критичности. Завоевания изложены на основе мединской традиции и далеко не достоверных местных преданий; вводная часть основана не на подлинных египетских материалах, а преимущественно на еврейских источниках и арабских преданиях в передаче мединской школы. Такое же некритическое объединение легенд с более или менее подлинными преданиями находим в приписываемой 'Абд ал-Малику ибн Хабибу (ум. в 238/; 853 г.) ранней истории мусульманской Испании и в энциклопедии южноарабских древностей (ал-Иклил), составленной ал-Хамдани (ум. в 334/945-46 г.). Более трез-{131}выми и реалистичными были, вероятно, местные истории различных городов, написанные в течение III/IX в.; они, за исключением одного тома "Истории Багдада" Ибн Абу Тахира Тайфура (ум. в 280/893 г.), до нас не дошли. В последующие столетия появилось еще больше местных хроник, принимавших обычно форму либо биографического, либо исторического труда, в зависимости от того, какого рода событиям уделялось главное внимание. Дошедшие до нас исторические хроники, например хроники ан-Наршахи, Ибн ал-Кутийи, 'Умары и Ибн Исфандийара, хотя и не всегда лишенные романтического элемента, часто представляют значительный интерес благодаря содержащемуся в них ценному материалу, не вошедшему в более обширные исторические сочинения. Поскольку и по стилю и по методам изложения эти хроники, как правило, сообразуются с нормами, характерными для данной местности и для данного времени, мы здесь исключаем их из дальнейшего обзора. Однако следует отметить, что они составляют отнюдь немаловажную часть мусульманской историографии и на арабском и на персидском языках.
2. Со второй половины IV/X в. тем не менее трудно проводить грань между общей и провинциальной историей. Отныне основным видом исторического сочинения являются современные анналы, часто предваряемые кратким обзором всеобщей истории. В этих анналах интерес и осведомленность автора не остаются больше "всеобщими"; каждый из них ограничен пределами области, в которой он живет, и редко бывает в состоянии заниматься событиями, происходящими в других, более отдаленных местностях. Остается открытым вопрос, было ли это сужение рамок исторического изложения отражением в области духовной жизни потери мусульманским миром своего политического единства. Более важным для нас является то, что фиксация политической истории переходит в основном в руки чиновников и придворных. Это изменение сразу же отразилось на форме, содержании и духе сочинений. Для опытных писцов и секретарей составить хронику текущих событий было делом нетрудным и привычным. Источниками, откуда они черпали свои сведения, были официальные документы, личные связи с чиновными и придворными кругами, а также ходившие среди них сплетни; поэтому внешне иснад сво-{132}дился к краткому указанию на источник, а позднейшие компиляторы часто обходились и без него. Однако их изложение неизбежно отражало предубеждения, и односторонние взгляды социальные, политические и религиозные - того класса, к которому они принадлежали. Старая теологическая концепция, в свое время определившая широкий кругозор историографии, была отброшена, и анналистика обнаруживала тенденцию все больше и больше сосредоточивать свое внимание на деятельности правителей и жизни двора. С другой стороны, сведения, приводимые в этих секретарских сочинениях о внешнеполитических событиях своего времени, в целом достоверны при всех недостатках каждого отдельного автора. Современные анналы Ибн Мискавайха (ум. в 421/1030 г.) или Хилала ас-Саби' (ум. в 448/1056 г.) отражают утвердившееся требование строгой точности и относительную свободу от политических предубеждений; общепризнанность этих норм доказывают сохранившиеся части историй Египта и Андалусии, написанных 'Убайдаллахом ибн Ахмадом ал-Мусаббйхи (ум. в 420/1029 г.) и Ибн Хаййаном ал-Куртуби (ум. в 469/1076-77 г.), если ограничиться лишь наиболее выдающимися именами.
Секуляризация историографии имела и другое серьезное последствие. Вместо прежних теологических доводов в ее защиту историки теперь указывают на моральную ценность занятий ею: историография увековечивает память о добродетельных и дурных деяниях и делает их примером для назидания будущим поколениям. Этот довод оказался приемлемым для толпы моралистов и дилетантов: если историография была лишь ветвью этики, а не наукой, то им не нужно проявлять щепетильности, приспосабливая так называемые исторические примеры к своим целям. Книги по адабу и "княжие зерцала", наполненные подобными извращениями, во многом способствовали порче общественного вкуса и мнения, и даже сами историки и хронисты не всегда могли уберечься от этой заразы.
3. В связи с этим здесь можно упомянуть о многочисленных исторических подделках, пущенных в обращение в течение этого периода или немного позже. Как и упомянутые труды Сайфа ибн 'Умара, большая часть этих фальсификаций не сплошная выдумка, а содержит зерно подлинной традиции, перемежающейся-{133} обычно с определенными политическими или религиозными целями - со всевозможными народными преданиями, романтическими легендами, узкопартийным или пропагандистским материалом.
4. Хотя в области политической историографии место ученого и традиционалиста занял чиновник, в руках первых по-прежнему оставалась еще более обширная область биографии. Как было сказано, биографическая литература была также ветвью классической традиции. В то время как политическая история приняла форму династийных анналов, биографическая литература более строго придерживалась старой концепции, ибо, по мнению ученых, жизнь улемов - "наследников пророка" - вернее отражала действительную историю уммат Аллах ("общины Аллаха") на земле, чем эфемерные (иногда светские) политические образования. Наряду со списками разрядов (табакат) мухаддисов и законоведов той или иной школы, служившими в основном для технических целей и едва ли являвшимися строго биографическими сочинениями, материал о выдающихся личностях с давних пор составлял содержание отдельных сводов. К наиболее ранним из дошедших до нас трудов такого рода относится биография халифа 'Умара ибн 'Абд ал-'Азиза; она составлена братом упомянутого Ибн 'Абд ал-Хакама и основана, по признанию автора, частью на письменных документах, частью на предании благочестивых кругов, главным образом Медины. Однако чаще всего эти компиляции охватывали различные группы или определенную категорию людей. Например, у мистиков несколько трудов было посвящено жизни святых, в частности обширный труд Абу Ну'айма ал-Исфахани (ум. в 430/1038 г.) Хилйат ал-аулийа'. В то же время среди шиитов распространялись не только книги о шиитских ученых и их трудах, но и обширная литература жизнеописаний алидских мучеников. Характерным видом сочинений этого периода являются биографические словари ученых и знаменитых лиц, связанных с каким-нибудь городом или областью. Они составлялись местными учеными и часто достигали внушительных размеров, как словарь ал-Хатиба ал-Багдади (ум. в 463/1071 г.), состоящий из четырнадцати томов печатного издания. Хотя большая часть этих трудов утрачена, но обширная "История Дамаска" Ибн 'Асакира (ум. в 571/1176 г.), - веро-{134}ятно, наиболее всеобъемлющее сочинение такого рода в арабской литературе, - так же как серия андалусских биографий Ибн ал-Фаради, Ибн Башкувала, Ибн ал-Аббара и несколько более кратких словарей, все же уцелела.
Биографическую литературу питали также другие источники. Как и можно было ожидать, обильный материал доставили обе ветви филологии - как в узкоспециальном, так и в более широком смысле. Из первой возникли табакат грамматиков и биографии знаменитых филологов, а из второй - обширная литература о поэтах и литераторах (Ибн Кутайба, ас-Са'алиби). Аналогичные сочинения посвящались представителям других профессий - врачам и астрономам. Музыка дала стимул к составлению величайшего арабского биографического труда первых веков хиджры - Китаб ал-агани Абу-л-Фараджа ал-Исфахани (ум. в 356/967 г.).
С другой стороны, автобиографическая литература, видимо, была мало развита; из этого периода до нас дошло всего лишь два автобиографических сочинения: ал-Му'аййад фи-д-Дина (ум. в 470/1087 г.) и Усамы ибн Муршида ибн Мункиза (ум. в 584/1188 г.).
Биографическая литература в целом, как и все позднейшие мусульманские биографии, имеет определенные общие черты. Обычно аккуратно делаются ссылки на иснад, с большой тщательностью отмечаются хронологические данные, особенно даты смерти, и кратко излагаются основные события жизни описываемого лица. Краткие биографии этим и ограничиваются, добавляя еще перечень трудов, если речь идет об ученом, и отрывки стихов, если речь идет о поэте. В более пространных же биографиях большую часть содержания составляют отдельные эпизоды, расположенные, по-видимому, без какого-либо хронологического или тематического принципа. Созданный таким путем образ часто бывает не только ярким, но и ложным, особенно когда надежность рассказов не гарантирована. Несмотря на расплывчатость и склонность к сплетне, этот вид литературы благодаря близости к жизни людей дает ценные дополнения и коррективы к политическим анналам.
5. Уже довольно рано сочетание истории и биографии дало то, что мы могли бы назвать биографической хроникой. Она оказалась весьма удобной формой {135} для историй везиров Мухаммада ибн 'Абдуса ал-Джах-шийари (ум. в 331/942-43 г.), упомянутого Хилала ас-Саби' (ум. в 448/1056 г.), 'Али ибн Мунджиба ас-Сайрафи (ум. в 542/1147-48 г.), писавшего о везирах фатимидских халифов, а также для историй судей (кади). Самыми ранними образцами этих последних были история судей Египта, принадлежащая Мухаммаду ибн Йусуфу ал-Кинди (ум. в 350/961 г.) и история судей Кордовы Мухаммада ибн Хариса ал-Хушани (ум. в 360/970-71 г.). Своеобразное сочетание политической и литературной биографий представляет история Аббасидов (Китаб ал-аурак) ас-Сули (ум. в 335/946 г.). С появлением местных династий тот же метод применяли и при составлении трудов по истории этих династий до тех пор, пока в V- VI/XI-XII вв. династийные истории, по крайней мере в восточных областях, не вытеснили традиционные анналы. Это был роковой шаг, ибо рост личного элемента дал широкий простор для проявления личных факторов, особенно когда современные хроники начали составлять по приказу и под наблюдением самих правителей. История превратилась в предмет изощренного мастерства, место незатейливого повествования занял риторический и вычурный стиль секретарских реляций. Новую форму изложения ввел, по-видимому, Ибрахим ас-Саби' (ум. в 384/ 994 г.) своим несохранившимся трудом по истории Бундов - ат-Таджи, а популярной она стала благодаря сходному с ним труду по истории Сабуктегина и Махмуда Газнави - ал-Йамини, составленному ал-'Утби (ум. в 413/1022 г.). Быть может, эта форма связана с возрождением персидского языка и персидской исторической традиции на востоке халифата и, возможно, даже подверглась влиянию создававшейся в это же время персидской эпической поэзии. Если авторам этих "официальных историй" даже простить преднамеренное отклонение от правды, обычные пороки раболепия и suppressio veri **, то все же их напыщенность и отсутствие собственного мнения производят самое неблагоприятное впечатление. К несчастью, высокая репутация некоторых из этих трудов среди литераторов, а также огромное количество аналогичных произведений последующего периода часто являлись причиной того, что их рассматривали в качестве {136} образцов мусульманской историографии вообще; но эта точка зрения беспочвенна по отношению к науке, созданной терпеливым трудом первых поколений мусульманских ученых.
______________
** Утаивание истины.
6. В этой неблагоприятной обстановке исторические труды снова стали писать по-персидски. Примечательно, что многие ранние исторические сочинения на персидском языке начиная с несколько произвольного сокращения классической хроники ат-Табари, выполненного в 352/963 г. везиром Абу 'Али ал-Бал'ами, представляли переводы - часто с важными дополнениями - и сокращения арабских трудов. Впрочем, из написанных по-персидски в течение этого периода местных и династийных историй уцелела лишь часть. При этом она мало отлична от арабских трудов, созданных в восточных провинциях за тот же период. Отдельные авторы, такие, как ан-Насави (ум. в 639/1241 г.), по-видимому, пользовались в зависимости от обстоятельств то арабским, то персидским языком. Выдающееся исключение из обычного ряда таких сочинений представляют содержательные и беспристрастные "записки" Абу-л-Фадла Байхаки (ум. в 470/1077 г.) - единственный в своем роде труд во всей дошедшей до нас домонгольской литературе.
Возрождение персидского литературного языка, которое началось при персидских династиях IV/X в., во многом обязано также и тюркским правителям последующих столетий, как правило, не знавшим арабского языка. Распространив свои завоевания в западном направлении в Анатолию, а в юго-восточном - на Индию, они принесли с собой и персидский язык; уже с конца VI/XII в. в этих областях хроники начали писать по-персидски: в Малой Азии - Мухаммад ибн 'Али ар-Раванди (ум. около 600/1203 г.), в Индии - Фахр ад-Дин Мубарак-шах (ум. после 602/1206 г.), родоначальник длинного ряда индо-персидских хронистов.
7. Прежде чем перейти к следующему периоду, необходимо кратко охарактеризовать два других вида литературной деятельности, связанных с историей. Применение математической и астрономической науки для установления хронологии - следы этого можно обнаружить и в отдельных ранних трудах оставило один выдающийся памятник - ал-Асар ал-бакийа Абу Райхана ал-Бируни (ум. в 440/1048 г.). Вторая группа сочинений, {137} обнаруживая интерес больше к древностям, чем к строго историческим сюжетам, освещает историю поселения арабских племен на новых территориях. Эта топографическая литература, или литература хитат, возникла, по-видимому, в Ираке (важнейший в этой области - утраченный труд Хайсама ибн 'Ади, умершего в 207/822-23г.), но особенно она развилась в Египте.
Наконец распространение арабского языка среди общин восточных христиан привело к появлению компиляций на арабском языке, касающихся истории христианских церквей, иногда в сочетании с историей арабов и византийцев. Среди них выделяются сочинения мелькитского патриарха Евтихия и яковитского епископа Севера ибн ал-Мукаффа'. Курьезом в этой области является история христианских монастырей в Египте и Западной Азии, составленная мусульманским автором 'Али ибн Мухаммедом аш-Шабушти (ум. около 388/998 г.).
В VI/XII в. арабская и персидская историография все дальше отходят друг от друга. Когда в результате монгольского нашествия завершился процесс вытеснения из литературы арабского языка персидским в областях персидско-тюркской культуры, а последняя благодаря мусульманским завоеваниям одновременно распространялась и в Индии, развитие персидской историографии получило мощный толчок. Тем не менее число исторических трудов на арабском языке также продолжает расти. При таком громадном объеме материала необходимо литературу на арабском и персидском языках рассмотреть по отдельности.
I. Арабская историография этого периода, развиваясь в основном по наметившимся ранее линиям, претерпевает ряд новых изменений, главным образом во взаимоотношениях между биографией и политической хроникой и в составных частях компиляций по общей истории. Эти изменения обусловлены следующими факторами: во-первых, появлением снова историков-ученых рядом с историками-чиновниками, во-вторых, перемещением центра арабской историографии из Ирака в Сирию, а позднее - в Египет.
1. Наиболее характерная черта, знаменующая начало нового периода в анналистике, - это возрождение жанра всеобщей хроники, начинающейся с сотворения мира, или преимущественно общей хроники, на-{138}чинающейся с возникновения ислама. Вновь восторжествовал более старый и более общечеловеческий взгляд на историю, как на анналы мусульманской общины, хотя новых изысканий по истории первых веков ислама не проводится. Кроме того, точка зрения ученого проявляет себя в стремлении объединить политические и биографические анналы, как это действительно уже было сделано в некоторых ранних местных хрониках, таких, как хроника Дамаска Ибн ал-Каланиси (ум. в 555/1160 г.). Соотношение обоих этих элементов, конечно, меняется в зависимости от интересов автора; в некоторых хрониках - Ибн ал-Джаузи, аз-Захаби, Ибн Дукмака и др. - некрологические заметки настолько заслоняют политические события, что сообщения о них часто сводятся к отрывочным фразам, но в знаменитом Камиле 'Изз ад-Дина ибн-ал-Асира (ум. в 630/1233 г.) соотношение обратное. Хроника эта замечательна также попыткой автора дать менее статичное изложение истории, группируя события по эпизодам в рамках погодной записи. Хотя при внимательной проверке выявлены известные недостатки в обращении автора с материалом, но благодаря изяществу и живости изложения этот труд почти сразу приобрел известность и стал признанным источником для последующих компиляторов.
По всей вероятности, можно предполагать, что источником этого широкого взгляда на историю была отчасти вновь ожившая идея единого халифата. Но поданному однажды примеру подражала, даже слишком, целая вереница последующих хронистов, большинство которых - Ибн Васил, Сибт ибн ал-Джаузи, Бар Эбрей, Абу-л-Фида, Байбарс ал-Мансури, Ибн Касир, ал-Йафи'и и другие сильно зависит от Ибн ал-Асира, хотя и дополняет свои заимствования местным и более поздним материалом. Более самостоятельны анналы египетского энциклопедиста Шихаб ад-Дина ан-Нувайри (ум. в 732/1332 г.) и Ибн ал-Фурата (ум. в 807/1405 г.), а работа христианина Джирджиса ал-Макина (ум. в 672/1273 г.) во многом обязана Евтихию. Все-таки наиболее интересные труды с точки зрения историографии среди этих позднейших общих историй на арабском языке созданы в Испании и Магрибе. По сравнению со своими восточными современниками у западных авторов часто более широкий взгляд на историю и меньшая при-{139}страстность в восприятии фактов. От многочисленных исторических трудов Ибн Са'ида ал-Магриби (ум. в 673/1274 г.) - неутомимого путешественника и исследователя, сумевшего даже добиться аудиенции у грозного Хулагу, - сохранились лишь фрагменты; но они все же свидетельствуют, что его труды основывались на многочисленных и точных списках многих ранних сочинений. Здесь мы не можем охарактеризовать в должной мере всемирно известную историю 'Абд ар-Рахмана ибн Халдуна (ум. в 808/1406 г.). Как автор хроники Ибн Халдун иногда вызывает чувство разочарования; однако как о философе истории о нем, несомненно, последнее слово еще не сказано, хотя написано уже много. С точки зрения мусульманской историографии нерешенной проблемой остается тот факт, что нет никакого указания хотя бы на изучение, не говоря уже о применении кем-либо из преемников Ибн Халдуна выдвинутых им положений. А это в то время, когда в последующие столетия существовала блестящая школа историков в Египте и весьма развитая историография в Турции, где перевод Мукаддимы был сделан в XII/XVIII вв.
2. Наряду с общими существовало большое количество местных, династийных и биографических хроник, авторами которых часто были те же составители общих хроник. В Иране и в Ираке арабская культура, почти подавленная в результате монгольского завоевания, смогла дать, помимо утраченной истории Аббасидов Тадж ад-Дина ибн ас-Са'и (ум. в 674/1275 г.), всего лишь несколько небольших хроник и компендиев (например, компендий Ибн ат-Тиктаки). Впрочем, еще до этого центр арабской историографии переместился в Сирию, где выдвижение династий Зенгидов и Айюбидов дало толчок к составлению ряда хроник. Среди подвизавшихся на этом поприще был 'Имад ад-Дин ал-Исфахани (ум. в 597/1201 г.), один из последних представителей персидской и иракской школ рифмованной прозы. Но сирийцы, отдав предпочтение более простой и естественной прозе, отвергли этот витиеватый стиль, что принесло большую пользу последующей арабской историографии. Так, биографические труды Баха' ад-Дина ибн Шаддада (ум. в 632/1234 г.) и Абу Шамы (ум. в 665/1267 г.) стоят намного выше аналогичных сочинений 'Имад ад-Дина.
Однако время от времени снова появляются хроники, {140} написанные витиеватым стилем, а египетский секретарь Ибн 'Абд аз-Захир (ум. в 692/1293 г.) даже сделал это модным, составив в стихах хронику правления султана Байбарса. Появление таких трудов, а также употребление садж'а в хронике стилиста Бадр ад-Дина ибн Хабиба (ум. в 779/1377 г.), по-видимому, нельзя объяснить внешними влияниями. Но знаменитая биография Тимура в рифмованной прозе, на этот раз порочащая, дамаскинца Ибн 'Арабшаха (ум. в 854/1450 г.), несомненно, испытала влияние современных ей персидских сочинений. С другой стороны, риторическая история династии Фатимидов йеменского да'и 'Имад ад-Дина Идриса ибн ал-Хасана (ум. в 862/1467 г.) 'Уйун ал-ахбар читается с любопытством, как запоздалое эхо сасанидской традиции.
Покровительство, которым историография пользовалась при Айюбидах, оказывали ей и сменившие их мамлюки. Дамаск и в меньшей степени Алеппо оставались очагами живой традиции, которая, хотя и была до некоторой степени связана с каирской, все же сохраняла известную самобытность, особенно в области биографии. Уже в последнее столетие правления мамлюков возникла специфически египетская историческая школа, которая, дав замечательную плеяду историков, внезапно пришла в упадок. Эта плеяда начинается с плодовитого Таки ад-Дина ал-Макризи (ум. в 845/1442 г.) и его соперника ал-'Айни (ум. в 855/1451 г.); ее продолжает ученик ал-Макризи Абу-л-Махасин ибн Тагри Бирди (ум. в 874/1469 г.) и его соперник 'Али ибн Да'уд ал-Джаухари {ум. в 900/1494-95 г.), затем - Шамс ад-Дин ас-Сахави (ум. в 902/1497 г.) и, наконец, всеобъемлющий Джалал ад-Дин ас-Суйути (ум. в 911/1505 г.) и его ученик Ибн Ийас (ум. около 930/1524 г.). Представитель следующего поколения Ахмад ибн Зунбул (ум. после 951/1544 г.), автор хроники об османском завоевании, придерживался уже иной традиции. Хотя они все разделяют многие недостатки ранних авторов политических анналов, но чередование между ними ученых и придворных способствовало выработке более широких взглядов и оценок, и они отнюдь не были только панегиристами. Отличительной особенностью их трудов является исключительный интерес к Египту в такой степени, что они даже в общих хрониках ограничивались узкоегипетскими рамками. Самый выдающийся среди них - ал-Макризи, но не столько {141} точностью (она небезупречна), сколько своим трудолюбием, широтой интересов, а также уделяемым им вниманием к сугубо социальным и демографическим аспектам истории.
Сочинения других провинциальных хронистов отличаются от указанных главным образом объемом, а не методом или индивидуальными особенностями. Такие труды из Йемена, как сочинения Ибн Ваххаса ал-Хазраджи (ум. в 812/1409 г.) или Ибн ад-Дайба' (ум. в. 944/1537 г.), по материалу очень сходны с египетскими хрониками, хотя рамки их более ограниченны. То же самое можно сказать и о местных и династийных хрониках, написанных в Магрибе и Испании. Некоторые авторы этих работ, в частности 'Абд ал-Вахид ал-Марракуши в VII/ХIII в. или Ибн Абу Зар' в VIII/XIV в., по своим материалам или по методу изложения, быть может, поднимались выше других западных хронистов, но лишь один из них - гранадский везир Лисан ад-Дин ибн ал-Хатиб (ум. в 776/1374 г.) - выделяется виртуозностью, доходящей до гениальности. Впрочем, в отношении критики исторического материала с ним равнялся, если даже не превосходил, его современник Ибн 'Изари, насколько об этом можно судить по их сохранившимся трудам.
3. Несмотря на такое интенсивное развитие политической истории, истинный гений арабской историографии проявил себя скорее в биографии, чем в хронике. Как мы видели, соединение биографии с политическими анналами, как общими, так и местными, было почти всеобщим явлением среди арабских историков этого периода; но нам еще остается рассмотреть тот обширный круг литературы, который определенно не имел отношения к политической биографии.
В течение первой половины VII/XIII в. тенденции к специализации, характерные для предыдущего периода, достигли высшей точки в ряде важнейших биографических сводов, имеющих особую ценность. Шесть веков арабской литературы охвачены в Иршад ал-ариб грека Йакута ар-Руми (ум. в 626/1229 г.). Полная картина деятельности мусульман первых веков в области естествознания и медицины отражена в словарях египтянина Ибн ал-Кифти (ум. в 646/1248 г.) и дамаскинца Ибн Абу Усайби'и (ум. в 668/1270 г.). Региональная биографическая "история" продолжена в истории Алеппо судьи {142} Камал ад-Дина ибн ал-'Адима (ум. в 660/1262 г.), в истории Гранады Ибн ал-Хатиба и в других сводах, обычно дополняющих ранние труды. Существовали также обычные табакат законоведов и других категорий людей и исследования о старине, примером которых служит "Словарь сподвижников" (Усд ал-габа) историка Ибн ал-Асира.
Наряду с такими специализированными трудами возникли и развивались, особенно в Сирии, два новых типа исчерпывающего биографического словаря. Создателем первого был Ибн Халликан (ум. в 681/1282 г.), труд которого вкусом и тщательностью в подаче материала оправдывает свою высокую репутацию. Даже при наличии дополнения Ибн Шакира ал-Кутуби (ум. в 764/1363 г.) труд Ибн Халликана по широте охвата материала и по объему намного превзойден словарем Халила ибн Айбака ас-Сафади (ум. в 764/1363 г.), объем которого до сих пор создает препятствие к его изданию. Словарь ас-Сафади в свою очередь был дополнен историком Абу-л-Махасином ибн Тагри Бирди в труде ал-Манхал ас-сафи. Второй тип биографического словаря был также широко распространен, но в пределах ограниченного периода. Метод его следует, вероятно, поставить в связь с общей хроникой аз-Захаби, в которой весь биографический материал расположен по десятилетиям вплоть до конца VII в. и может быть выделен из самой хроники как самостоятельный труд. Идею расположения материала no-столетиям можно проследить у ал-Бирзали (ум. в 739/1339 г.), современника аз-Захаби. В Дурар ал-камина Ибн Хаджара ал-'Аскалани (ум. в 852/1449 г.) окончательно утверждена новая система расположения материала: имена всех выдающихся мужчин и женщин VIII/XIV в. в словарь включаются в алфавитном порядке, причем основной принцип системы некролога сохраняется в том, что каждого человека относят к тому столетию, в котором он умер. Подобный же словарь для IX/XV в. был составлен учеником Ибн Хаджара, упомянутым ас-Сахави (ум. в 902/1497 г.), под названием ад-Дау' ал-лами', a следующие поколения довели эту серию до XII/XVIII в.
II. 1. При всем различии персидских исторических школ с VII/XIII по X/XVI в. их единая подоснова обнаруживается в традиционном построении общей мусуль-{143}манской истории. Труды на персидском языке приобретают значение и своеобразие только в зависимости от того, насколько самостоятельно строится на этом фундаменте само сочинение. Авторы многочисленных общих историй - все равно, писали они в Иране или в Индии, приводят извлечения из ранних источников, дополняя их материалом своего времени. Работы эти столь же подражательны и второсортны, как и аналогичные труды на арабском языке, и часто обнаруживают даже меньше критического чутья. Такие сочинения, как, например, труд Минхадж ад-Дина Джузджани (ум. после 664/ 1265 г.), малоинтересны с точки зрения историографии, хотя и представляют известную ценность как местные хроники. Поэтому мы обратим внимание главным образом на произведения различных "школ", которые время от времени расцветали в тех или иных местностях Ирана и Индии, создавая свою особую историческую литературу.
2. Создание в Восточной Азии монгольской империи дало толчок к появлению той характерной серии трудов, которую предваряет одинокая и оригинальная хроника 'Ала' ад-Дина 'Ата' Малика Джувайни (ум. в 681/ 1283 г.); ее, впрочем, скорее следовало бы поставить в связь с описанным выше типом "секретарской истории". Собственно монгольская "школа" начинается знаменитым "Сборником" ("Джами' ат-таварих"), везира Фадлал-лаха Рашид ад-Дина Табиба (ум. в 718/1318 г.), являющимся непосредственным результатом обращения ильханов в ислам. Труд Рашид ад-Дина написан частично по-арабски, частично по-персидски. Первая часть его представляет династийную историю, основанную главным образом на монгольских преданиях и дополненную впоследствии историей Улджайту. Вторая часть тесно связана с давно пренебрегаемой энциклопедической ветвью арабской историографии, так как она включает также сообщения по истории Индии, Китая и Европы. Сочинение Рашид ад-Дина отличается от предшествовавших тем, что берет материал от информаторов-современников, но так же, как и в них план лучше его исполнения, хотя последнего тоже нельзя преуменьшить. Труд этот примечателен и простотой прозаического стиля и заботой больше о деталях и точности, чем об удовлетворении эстетических запросов. Принадлежит ли эта заслуга на самом {144} деле Рашид ад-Дину или 'Абдаллаху ибн 'Али Кашани, с нашей точки зрения не имеет большого значения. Знаменательно, что этот труд, несмотря на свою огромную славу, рано вышел из употребления и что все другие представители этой школы, хотя и пользовались покровительством Рашид ад-Дина, решительно отвергли его метод. Исключение составляют авторы конспектов "Сборника" Банакити (ум. в 730/1329-30 г.) и Хамдаллах Мустауфи Казвини (ум. после 750/1349 г.). В самом деле, большинство из них, включая и Казвини, пыталось перещеголять Фирдоуси, сочиняя длинные эпические хроники характерным для этого последнего метром. Помимо "Сборника" Рашид ад-Дина, еще лишь один выдающийся прозаический труд - высокопарная хроника 'Абдаллаха ибн Фадлаллаха по прозвищу Вассаф (ум. после 712/1312 г.) - вернулся к старому типу "чиновничьей истории". Он также стал классическим, предназначенным соблазнять поколения будущих персидских историков на пустые риторические упражнения.
От начала упадка монгольской школы до появления Тимура историография переживала застой. Тимур возил за собой в свите штат секретарей с тем, чтобы они составляли историю его походов, и приказывал читать ему законченные труды. Таким образом его правление было увековечено на тюркском языке в хронике в стихах (Та'рих-и хани), а на персидском - в труде Низам ад-Дина Шами, получившего специальный приказ "избегать напыщенности и риторики". Тем не менее его Зафар-наме почти забыли, отдав предпочтение одноименному, но более витиеватому труду Шараф ад-Дина 'Али Йазди (ум. в 858/1454 г.), слывшему за образец изящества. Однако деятельность в области историографии достигает высшей точки только при преемниках Тимура, в особенности в лице "гератской школы", которая возродила при их покровительстве традицию Рашид ад-Дина. Шахрух сам заказал Хафизи Абру (ум. в 833/1430 г.) переработать и дополнить Джами' ат-таварих. Этот же историк составил для сына Шахруха Байсункура другую всеобщую историю, малооригинальную, но простую и ясную по стилю. Такую же ясность стиля мы видим в Муджмале Фасиха ал-Хвафи, написанном около 845/1441 г., и, вероятно, также в "Истории четырех улусов" образованного и разностороннего султана Улугбека (ум. в {145} 853/1449 г.), дошедшей до нас, по-видимому, лишь в сокращении. Однако цветистая элегантность стиля, культивируемая тогда такими авторами, как Хусайн Кашифи, затронула и историографию. Большая часть авторов тимуридской эпохи поддалась ее влиянию, а историки "гератской школы" еще глубже увязли в высокопарности и риторике. Относительно сдержанному стилю 'Абд ар-Раззака Самарканда (ум. в 887/1482 г.) не удалось соперничать в популярности с цветистым Раудат ас-сафа' Мир Хазанда (ум. в 903/1498 г.). Внук последнего Хвандамир (ум. в 942/1535-36 г.) позднейшую традицию "гератской школы" перенес в Индию, где она нашла столь же благоприятную почву.
3. Первые шаги персидской историографии в Индии как результат завоевания Гуридов и создания делийского султаната были уже отмечены. Развитие индо-персидской анналистики в следующие столетия протекало главным образом в рамках этой традиции. Основным трудом после Тадж ал-ма'асир Хасана Низами (около 614/1217 г.) является продолжение хроники Джузджани, составленное Дийа' ад-Дином Барани (ум. после 758/1357 г.). Помимо этого, существуют небольшие, но цветистые и хвалебные биографические хроники. В провинции Синд имеются, однако, признаки существования местной традиции, которая восходит к периоду арабского завоевания в I/VIII в. Она, по-видимому, и легла в основу исторического романа, известного в VII/XIII в. под названием Чач-наме. В то же время местная историография в Гуджарате и на юге, по-видимому, связана с историографией Фарса.
4. В течение всего этого периода персидская литературная традиция все еще сохраняла свои позиции в пределах тюркских и османских владений. С литературной точки зрения ни прозаические труды, ни эпические поэмы, например Ибн Биби, повествующие об анатолийских сельджуках, не являются примечательными. Тем не менее они, послужив в какой-то степени образцами для зарождающейся турецкой историографии, представляют некоторый интерес. И здесь простая форма, повествования, хотя и не была вытеснена целиком, в конечном счете заслужила меньше благосклонности, чем витиеватый стиль. Этот последний был доведен до предела искусственности и напыщенности в прозаическом {146} труде Хашт бихшит, написанном Идрисом ибн 'Али Бидлиси (ум. в 926/1520 г.) по приказу Баязида II. Однако было бы легкомысленно поставить знак равенства между напыщенностью и тривиальностью. Ибо труд Бидлиси, так же как история Вассафа и ряд других сочинений с витиеватым слогом, под высокопарностью скрывает хронику большой исторической ценности.
5. Одно из самых значительных различии между арабской и персидской историографией заключается в почти полном отсутствии исторической биографии на персидском языке. Литературные биографии писали, конечно, в большом количестве; ряд трудов по общей истории включает некрологические заметки, составленные по обычному шаблону, или раздел, посвященный знаменитым людям, особенно везирам, поэтам и писателям. Далее идут биографии святых и мистиков, посвященные как отдельным личностям, например биография шейха Сафи ад-Дина, составленная в 750/1349 г. Таваккулом ибн Баззазом, так и общим или особым группам лиц. Два биографических труда о везирах принадлежат авторам "гератской школы": Асар ал-вузара' Сайф ад-Дина Фадли (написана в 883/1478 г.) и Дастур ал-вузара' Хвандамира (написана в 915/1509 г.). И все-таки лишь, в следующем периоде встречаются труды на персидском языке, выдерживающие сравнение с современными им арабскими биографическими словарями. Причину этого, очевидно, следует искать в тесной связи биографии и богословских изысканий. Если вспомним, что до сефевидской эпохи арабский язык даже в Иране и Индии оставался языком богословия и науки, а персидским языком пользовались почти исключительно в поэзии, художественной литературе и при составлении придворных хроник, то причины отсутствия биографических сочинений на персидском языке станут вполне понятными. Труднее объяснить, почему и на арабском языке не было написано ни одного биографического труда, посвященного лицам, жившим в областях распространений персидского и турецкого языков.
Г. Первая четверть X/XV в. ознаменовалась изменениями в расстановке политических сил почти на всем пространстве мусульманского мира. Турки-османы установили свое господство над Западной Азией и Северной Африкой до границ Марокко; Сефевиды создали замкну-{147}тое шиитское государство в Иране; в Центральной Азии возникли узбекские государства Шейбанидов; в Индии была основана династия Моголов; новая династия Шарифов повела в Марокко наступление против испанского и португальского ига; негритянские области по р. Нигер в правление Сонгаи получили более отчетливый мусульманский тип государственной организации. Эти изменения сопровождались перегруппировкой и переориентировкой в области культуры, что оставило свой след на всех видах литературы и особенно истории. Наиболее серьезно была затронута арабская историография, но и персидская историография также пострадала от сектантской изоляции Ирана. С другой стороны, возникла новая и богатая историческая литература на турецком языке, развитие которой при сохранении связи с предшествующей литературой пошло до известной степени самостоятельным путем.
I. 1. Вследствие того что покорение центральных арабских провинций османами лишило арабскую историографию местных стимулов, до того времени поддерживавших ее существование, она пришла к почти полному упадку. Небольшое число жалких общих хроник ал-Бакри, ал-Дийарбакри, ал-Джаннаби и других, несколько местных хроник или историко-библиографических трудов различного достоинства - вот все, что дала историография в строгом смысле этого термина в Египте, Сирии, Ираке и Аравии до начала XIII/XIX в. К этому времени сочинениями двух довольно значительных авторов - 'Абд ар-Рахмана ал-Джабарти (ум. в 1237/1822 г.) в Египте и Хайдара Ахмада аш-Шихаби (ум. в 1251/1835 г.) в Ливане - старая арабская историческая традиция закончила свой путь. В центральной, восточной и южной Аравии она просуществовала до конца столетия, а в Магрибе в лице ан-Насири ас-Слави (ум. в 1315/1897 г.) она дала последнего достойного представителя после ряда похожих друг на друга второстепенных хронистов: ал-Вафрани, аз-Заййани и других, - ряда, нарушенного лишь выдающейся фигурой ал-Маккари из Тлемсена (ум. в 1041/1632 г.), чьи "Сборник"** по исто-{148}рии Андалусии и биография Ибн ал-Хатиба представляют достойный эпилог блестящей традиции ислама в Испании.
______________
** См. Analectes sur lhistoire et la litterature des arabes dEspagne, par al-Makkari. Publies par R. Dozy, G. Dugat, L. Krehl et W. Wright, t. I-II, Leyde, 1855-1861.
Упадок арабской исторической традиции в исконных очагах был до некоторой степени возмещен ее ограниченным развитием в самой Турции, включая сюда и ценную общую хронику Мунаджжим-баши (ум. в 1113/1702 г.), а также распространением ее на отдаленные, недавно обращенные в ислам районы, в частности на Западную Африку. Здесь был написан ряд местных хроник, важнейшими из которых были хроники Май Идриса из Борну (правил в 910-932/1504-1526 гг.), принадлежащие Имаму Ахмаду, и хроника государства Сонгаи, составленная 'Абд ар-Рахманом ас-Са'ди (ум. после 1066/1656 г.). Из Восточной Африки, помимо поздних произведений ибадитской школы Омана, до нас дошла ранняя история г. Кильвы и хроника войн Ахмада Граня в Абиссинии, написанная около 950/1543 г. Шихаб ад-Дином 'Арабфакихом. Тесные связи западного побережья Индии с Аравией привели, особенно на юге, к принятию арабского языка в качестве официального; поэтому не удивительно, что здесь мы встречаем историю войн с португальцами, написанную по-арабски Зайн ад-Дином ал-Ма'бари (ум. в 987/1579 г.). Но к северу арабский язык столкнулся с персидским. Сохранилась единственная арабская хроника Мухаммада ибн 'Умара Улугхани из Гуджарата (ум. после 1014/1605 г.), который значительную часть материала извлек из персидских трудов. В самом Иране на арабском языке была написана лишь одна или две краткие хроники.
2. В противоположность исторической биографическая традиция, меньше зависящая от политических изменений, все еще существовала, особенно в Сирии. Дамасские ученые ал-Бурини, ал-Мухибби, ал-Муради и другие продолжили серию словарей знаменитых людей X/XV, XI/XVI и XII/XVII вв. и создали ряд других трудов, увековечивающих память об ученых отдельных городов и областей. Кроме того, в Египте и Сирии получил распространение биографический словарь в рифмованной прозе, с витиеватым и сложным стилем. Этот вид словаря во многом имел такое же отношение к предшествующим сочинениям, как исторический труд в рифмованной прозе к незамысловатой хронике. Главным представителем этой школы был египтянин Шихаб ад-Дин ал-Хафаджи (ум. в {149} 1069/1659 г.). О популярности его труда можно судить хотя бы по тому факту, что дополнение к нему было составлено в Индии в 1082/1671 г. 'Али-ханом ибн Ма'сумом, которого в свою очередь цитирует упомянутый выше ал-Мухибби (ум. в 1111/1699 г.), составивший второе дополнение к сочинению ал-Хафаджи.
Даже в областях распространения персидского и турецкого языков важнейшие биографические труды были написаны по-арабски. Аш-Шака'ик ан-ну'манийа Ахмада ибн Мустафы Ташкёпрюзаде (ум. в 968/1561 г.), стамбульского судьи, представляет фундаментальный труд по истории ислама в Турции, дополненный впоследствии и на арабском и на турецком языках. Связи, существовавшие между арабскими шиитскими общинами и шиитами в Иране и Индии, отражены в нескольких шиитских словарях, принадлежащих не только арабу ал-Хурр ал-'Амили, но также персу Мухаммад-Бакиру Мусави (Хвансари) и его индийскому современнику Саййиду И'джаз Хусайн ал-Кантури (ум. в 1286/1869 г.). В Индии было написано и несколько суннитских биографических трудов.
Арабская биографическая традиция продолжала развиваться в Магрибе, откуда она проникла в Западный Судан, где нашла выдающегося представителя в лице Ахмада Бабы из Тимбукту (ум. в 1036/1627 г.). В Восточном Судане в Табакат Мухаммеда вад Дайфаллаха (ум. в 1224/1809-10 г.) была увековечена память о благочестивых и ученых людях царства Фундж.
II. Хотя после утверждения шиизма в качестве государственной религии Ирана не были прерваны целиком его культурные связи с Османской империей и Индией, но в результате этого сектантского раскола историография в Иране и историография в Индии значительно отошли друг от друга. Важнейшая особенность историографии в этих странах состояла в том, что она находилась почти исключительно в руках чиновников. Относительно независимые и беспристрастные ученые появлялись весьма редко. Хозяин положения подобострастный секретарь - важные и незначительные детали топит в потоке манерно-изысканного многословия и посредственных стихов. Есть, конечно, и исключения, особенно среди многочисленных авторов компилятивных общих хроник, но они склонны впадать в другую крайность: излагать сухо и кратко. Таким образом, общая картина историографии {150} этого периода в Иране и Индии представляет собою однообразный ряд общих историй, местных или династийных хроник, нарушаемый периодами оживления деятельности по составлению квазибиографических трудов, поддерживаемой, как правило, царственными покровителями. Труды эти имеют иногда значительную ценность, но обычно они страдают закоренелой склонностью рассматривать историографию как отрасль художественной литературы.
1. Большая часть общих историй, составленных в Иране или Индии, малооригинальна или же невелика по объему. Она ценна лишь в разделах, посвященных современной истории. Преимущественно материал изложен по династиям; некоторые авторы уделяют один том или раздел биографии; изредка дается добавление по географии. Среди таких трудов, в прочих отношениях ничем не примечательных, могут быть упомянуты: хроника Низам-Шахи (ум. в 972/1565 г.); Та'рих-и алфи, коллективный труд, составленный по приказу Акбара в ознаменование тысячелетия мусульманской эры; Субх-и садик ваки'а-нависа Мухаммада Садика Азадани (ум. в 1061/1651 г.); Хулд-и барин Мухаммада Йусуфа Валиха (написана в 1058/1648 г.); труды Мухаммада Бака' Сахаранпури (ум. в 1094/1683 г.); Тухфат ал-кирам Мир 'Али-Шира Кани (ум. после 1202/1787 г.) с дополнением о Синде; и, наконец, три персидских труда предшествующего столетия: Рида-Кули-хана, Сипихра и Мухаммад-Хасан-хана. Труд Мир'ат ал-адвар Муслих ад-Дина Лари (979/1572) интересен в том отношении, что это - последняя общая история Османской империи на персидском языке. Хроника Хайдара ибн 'Али Рази, написанная в 1028/1619 г., обращает на себя внимание оригинальностью построения и принадлежностью автору, вышедшему не из чиновничьих кругов. В туркменских государствах** Центральной Азии придворные хроники также писали на персидском языке, часть из них, например хроника Абу-л-Хайра, - дошла до нас.
______________
** Точнее, в тюркских государствах. (Прим. перев.)