- Не могли бы вы сделать это сейчас же?
- Да, сэр.
Я отдал ему бланк телеграммы и деньги и проследил, как он тут же направился к окошку "Вестерн Юнион". Из-за за колонны я мог наблюдать за ним, оставаясь незамеченным. За несколько минут он покончил с делом и довольный удалился с чаевыми.
В кассе аэропорта, где был записан мой предварительный заказ, я выкупил по кредитной карточке билет и вернулся в бар. Я был очень доволен собой.
Конечно, полиция легко определит аэропорт Логана - место отправки телеграммы, как только полным ходом начнется розыск Джоан. Они займутся здесь расспросами. Но что из этого получится? Если служащая у окошечка вообще о чем-нибудь вспомнит, то только об одном из работников аэропорта, который отправлял телеграмму, как тысяча других. Это было для неё обычной работой.
Я потому и не послал телеграмму сам, что телеграфистка могла оказаться особенно внимательной или иметь хорошую память и впоследствии дать полиции описание моей внешности. Следствием этого стали бы дальнейшие расспросы, откуда мог появиться в это время мужчина, соответствующий данному описанию и прилетевший на частном самолете. Будут рассмотрены все варианты и выйдут на Дейва Томпсона, который, конечно, сразу расскажет, зачем он летал в Бостон. Я понимал, что вероятность такой цепи совпадений была очень мала, но, учитывая все те удары, которые уже нанесла мне судьба, счел целесообразным принять все возможные меры предосторожности. Если даже служащая телеграфа и Томпсон в своих показаниях укажут на меня, я мог бы все отрицать, и на этом дело, вероятно, закончится. Но я не хотел ни при каких обстоятельствах и ни в какой форме быть уличенным в связи с Джоан.
Использовав носильщика, я почувствовал себя значительно увереннее. Он, как зачарованный, уставился на пятидолларовую купюру в моей руке и едва ли разглядел меня самого. Служащая у окошка взглянула на бланк, взяла деньги, отдала сдачу, не сказав ни единого слова и даже не улыбнувшись носильщику. Он был для неё просто человеком в форме, выполнявшим обычное поручение, и я мог спорить, что она не смогла бы описать его внешность даже сейчас, не говоря уже о том, чтобы сделать это через несколько дней.
Короче, я пришел к заключению, что очень удачно выиграл время.
Я просидел в баре, пока не объявили посадку на мой рейс. Незадолго до того, как уйти, я услышал по телевизору, стоявшему в баре, выпуск новостей с официальным сообщением о том, что никто из находившихся в самолете не мог выжить при катастрофе, и пройдут дни, а возможно и недели, прежде чем будут установлены причины катастрофы, а также найдены и идентифицированы трупы или части трупов.
Я испустил вздох облегчения, поднялся на борт самолета и тут же провалился в глубокий сон.
18
В воскресенье, ровно в 4. 45, я приземлился в Нью-Йоркском аэропорту Кеннеди, сошел с самолета и взял первое попавшееся такси до Манхеттена, до квартиры Джоан.
Когда мы перед посадкой делали круг над аэродромом, у меня вдруг закружилась голова. Не от полета, а от всего, что случилось за последние шестьдесят часов, с тех пор, как я проводил здесь Джоан в тот роковой полет. Я устал, смертельно устал. Но времени для отдыха не было. Я должен был выдержать.
То, что происходило за время моего пребывания на Западе, не имеет большого значения для этой истории. Поэтому я буду краток.
В Солт-Лейк-сити я нашел отца Эллен, совершенно убитого горем. Он считал себя виноватым в том, что Эллен летела именно этим рейсом. Полученные сообщения не содержали ничего нового, разве что теперь мы слышали их ближе к месту катастрофы. В тот же день мы со стариком Вильямсом поехали домой; при промежуточной посадке в Лос-Анжелесе я купил пижаму и остался ночевать у Вильямсов. Пришлось играть роль почтительного и безутешного зятя и пытаться утешать их обоих. Единственным болезненным для них решением, которое мы приняли, было то, что панихида должна состояться в Крествилле. Мистер Вильямс должен был сообщить мне, когда они смогут вылететь, а я обещал все подготовить.
Поскольку больше мне делать было совершенно нечего, рано утром в воскресенье я улетел, чтобы, как я выразился, "привести в порядок дела на Востоке". Они это понимали, или думали, что понимали. О, если бы они знали, какие дела мне нужно было привести в порядок!
Часам к шести такси через Куинсборо-бридж доставило меня в Манхеттен. Я вышел на углу 57-й улицы и 9-й авеню. Оставшиеся до дома Джоан на 54-й улице три с половиной квартала я решил пройти пешком. Такая предосторожность не была безусловно необходимой. Но я не хотел давать шоферу такси точного адреса, что позднее могло быть использовано против меня. Я довольно часто читал в газетах, как при сообщении о пропавшем человеке какой-нибудь шофер такси вдруг вспоминал, что доставлял некоего пассажира по адресу пропавшей, и при этом был в состоянии дать описание его внешности и сообщить, где и когда тот сел к нему в машину.
Дойдя до 54-й улицы, я торопливо зашагал на запад по её южной стороне, хотя дом Джоан находился на противоположной.
Темнело, слабый свет шел лишь от редких магазинов, ресторанов, от уличных фонарей, проезжающих автомобилей и сверкающей неоновой рекламы. Я опустил голову и постарался идти медленнее, чтобы не привлекать к себе внимания. Приблизившись к дому Джоан на другой стороне улицы, я осторожно осмотрелся, не видно ли знакомых лиц. Нельзя позволить быть кем-либо узнанным именно сейчас. К счастью, на улице народу было мало, вероятно из-за сырой, холодной погоды и ледяного восточного ветра, продувавшего насквозь. Во всяком случае, я не заметил никого знакомого.
В окнах квартиры Джоан на четвертом этаже было темно. Я быстро оглядел улицу в обе стороны. Ни полицейской машины, ни подозрительных фигур перед подъездом.
Тогда я поднял воротник пальто, надвинул на лоб шляпу, пересек улицу и вошел в дом.
Тесный, мрачный вестибюль был пуст. Я подошел к старому, затхлому лифту. Светящаяся кнопка говорила о том, что он движется вниз. Чтобы никого не встретить, пришлось подняться пешком. Дойдя до третьего этажа, я услышал шаги сверху, спрятался за дверью коридора и подождал, пока человек пройдет мимо.
Поднявшись на этаж Джоан, я осторожно заглянул в коридор и с ключом в руке поспешил к её двери. С минуту я прислушивался, нет ли в квартире подозрительных звуков, потом отпер замок, вошел в маленькую, совершенно темную прихожую и тихо закрыл за собой дверь.
Здесь я остановился и опять прислушался. Ничего. Только сердце мое стучало, как барабан.
Я открыл дверь гостиной. В свете уличных фонарей мебель отбрасывала на пол огромные тени. Я пересек комнату, опустил жалюзи, ощупью вернулся в прихожую и включил свет. Перчаток я не снимал.
Не теряя времени, я достал из шкафа свой плащ и положил его на маленький столик в прихожей, чтобы, уходя, не забыть. Затем осмотрел гостиную, спальню, ванную и кухню в поисках каких-то своих вещей, которые мог когда-нибудь оставить. Но кроме плаща ничего не обнаружил.
Затем я, начиная с ванной комнаты, с носовым платком обошел все помещения и протер всю мебель и каждый предмет, на которых мог остаться хоть один отпечаток моих пальцев. Передвигаясь по строгой системе, я постепенно приближался к прихожей.
Так как Джоан в то последнее утро торопилась, и поскольку она не относилась к числу аккуратных хозяек, её вещи были разбросаны повсюду. Платье на стуле в спальне, пижама на неубранной постели, просыпанная пудра на туалетном столике, грязная чашка с блюдцем в раковине, полупустой кофейник на плите и окурки сигарет в каждой пепельнице. В квартире стоял затхлый запах. Я все оставил по-старому - это соответствовало моим целям. Беспорядок мог говорить о поспешном отъезде с какой-то таинственной целью, откуда она не вернулась.
Половина работы была сделана, когда тишину в первый раз разорвал телефонный звонок. Он звонил и звонил, доводя меня до безумия. Каждый следующий звонок казался более пронзительным и угрожающим, чем предыдущий, почти оглушая в маленьком помещении. Неужели эта проклятая штуковина никогда не умолкнет? И тут звонок стих. Снова наступила тишина, только с улицы доносился приглушенный шум, да где-то вдали слышалось бормотание радио или телевизора.
Я вновь принялся за дело и, волнуясь, старался закончить побыстрее. Почти добрался до прихожей, когда меня до полусмерти напугал новый звонок. Звонок в дверь. Я перестал тереть, застыл, как вкопанный и затаил дыхание. Этот звонок тоже дребезжал не переставая.
Раздраженный мужской голос сказал:
- Салли, перестань звонить. Ты же видишь, что она ещё не вернулась.
Женский голос:
- Я определенно что-то слышала там, внутри.
- Послушай, милая, в этом клоповнике ты можешь услышать кого-нибудь даже двумя этажами выше. Идем же, наконец. Я голоден.
- Но, Джордж, она вернулась! Я вижу свет под дверью.
- Ради Бога, прекрати это, наконец. Горит свет, ну и что? Она только что вернулась и, возможно, вышла поесть. Почему бы нам не сделать то же самое? При всех "но" и "если", я умираю с голоду. Для чего, черт возьми, ты звонишь в пустую квартиру? Она ведь телеграфировала Майку, что вернется в понедельник.
- Да, Джордж, но я волнуюсь. Вся эта история выглядит так необычно для Джоан. Просто взять и испариться, без единого слова, куда и зачем. И потом эта сумасшедшая телеграмма Майку. Тут что-то не так.
- Да, да, у Джоан есть тайна, и ты сгораешь от любопытства. Послушай, милая, я ухожу есть и смотреть тот фильм с Питером Селлерсом. Идем же, наконец. Ты ведь можешь позвонить ей ещё раз после кино. К тому времени она наверняка вернется.
Девушка позвонила ещё раз. Пауза.
- Довольна? - спросил мужчина. - Или ты хочешь, чтобы я принялся ломать дверь?
- Нет, я недовольна, но думаю, что тут ничего не поделаешь. Позвоню ещё раз из ресторана.
Их шаги удалились, и я смог перевести дух. Рухнув в кресло, я не решался пошевелиться, не убедившись, что они ушли. Через несколько секунд со скрипом открылась и вновь закрылась дверь лифта.
- Уфф, - простонал я.
Счастье, что Джордж, очевидно, был голоден, как волк, и не относился к числу любопытных. Будь эта Салли одна, она наверняка стала бы выспрашивать соседей и, возможно, уговорила швейцара открыть дверь. Нет, очень удачно, что я послал телеграмму. Иначе они к этому времени давно бы вызвали в квартиру полицию.
Хотя очень хотелось удрать оттуда, я заставил себя закончить работу и удостовериться в том, что я ничего не пропустил. Потому, уже закончив, я сделал ещё один, последний обход квартиры. Затем взял свой плащ и протянул руку к выключателю, но в последнюю минуту решил свет оставить.
Это было сделано для тех назойливых гостей, которые могли, уходя, бросить последний взгляд с улицы на окна. Если свет пробивался сквозь жалюзи, и они, выходя, заметят, что он погас, она тут же потащит своего Джорджа обратно и застигнет меня прямо у двери квартиры. Может быть, мои опасения были преувеличены, но к тому времени я уже дошел до такого состояния, что боялся даже мухи на потолке.
Я вышел в прихожую и прислушался у двери, нет ли какого шума в коридоре. Затем я осторожно открыл дверь, посмотрел в обе стороны и поспешил на лестницу, чтобы уйти так же, как и пришел.
Прежде чем мне удалось покинуть дом, случилось ещё одно неожиданное происшествие. На втором этаже я увидел внизу поднимавшуюся мне навстречу по лестнице женщину. Я её уже несколько раз встречал в этом доме раньше. Наверняка и она меня не раз видела вместе с Джоан.