- Уверен, уверен, товарищ Щипцов. Кому она нужна? Я сейчас принесу.
И Староверцев поднялся к себе.
- "Уверен, уверен", - передразнил его Яков. - А я вот не уверен.
Староверцев долго не возвращался.
- Пойдем к нему, - не выдержал Яков.
Мы вошли в кабинет. Афанасий Иванович рылся на полках. Он повернул к нам растерянное лицо.
- Ну что? - быстро спросил Яков.
- Вот, - Староверцев протянул фотоаппарат. - Вот тот самый аппарат. Цел и невредим.
- А фотография?
- Фотография? - неуверенно переспросил Афанасий Иванович. Фотографии я что-то не могу пока найти.
Мы переглянулись.
- Она лежала прямо на аппарате, вот здесь, завернутая в папиросную бумагу, надписанную карандашом. Вот здесь, в шкафу. Но что-то я ее не вижу.
- И не увидите, - вздохнул Яков. - Не найдете.
Он вытащил из-за шкафа скомканный лист папиросной бумаги с карандашной надписью.
Мы вышли на берег реки, медленно поднялись на вал и сели на скамейку, смахнув с нее мокрые листья. Яков, подняв воротник, рассеянно курил, ронял пепел на колени. Я чертил прутиком по земле, собирал им в кучку опавшие листья и по порядку вспоминал все, что знал об этой фотографии. В ушах у меня звучал Сашин голос: "Эту фотографию принес нам один красный следопыт вместе с целой горой имущества какого-то немца: фотоаппарат, бинокль, записные книжки, письма и даже Рыцарский крест с мечами, орден такой фашистский. Все это валялось в сарае его деда, в старом самоваре, и в общем-то неплохо сохранилось. А фотографии особо повезло: она пролежала все эти годы между чистыми страницами блокнота. Правда, немного поработать с ней пришлось: возили ее в Званск, в фотоателье, на ретушь. Там же ее пересняли и увеличили..." Ага!
Я хлопнул Якова по плечу. Он едва успел подхватить очки и недовольно посмотрел на меня.
- Все в порядке, Яша! Фотографию переснимали в Званске, оригинал - я имею в виду. Его переснимали в званском фотоателье, чтобы увеличить. Там мог сохраниться негатив.
- Они обязаны их хранить, а если нет, то хотя бы контрольки, подхватил Яков. - Прекрасно! Дуй сейчас же в Званск, к фотографу, и, если, конечно, пленка цела, закажи ему один отпечаток того же формата, что был на стенде, понял? И забери у него негативный кадр с этим снимком. Сделаешь?
Фотограф - старенький, дружелюбный и разговорчивый - чуть ли не обиделся на мой осторожный вопрос, как долго он хранит негативы.
- С тех пор, как я работаю здесь. А тому уже двадцать лет миновало. Вот смотрите, - он направился к самодельному, во всю стену, шкафу со множеством ящичков. На их крышки были наклеены таблички с буквами латинскими и русскими и цифрами - римскими и арабскими.
- Моя собственная система каталога, - с гордостью отметил он. - Так сказать, двойная шахматная. Она позволяет при необходимости отыскать негатив любой давности в течение тридцати секунд.
- Не может быть, - очень естественно усомнился я. - Ничего подобного не видел.
- Сейчас увидите, - пообещал фотограф, доставая из ящика стола толстую тетрадь. - Загадывайте.
Я подумал и "загадал".
Старичок сунул нос в тетрадь, черкнул карандашом, поднял глазки к потолку, пошевелил губами и ткнул пальцем в один из ящиков.
- Десять секунд, - отметил я.
Он быстро выдвинул ящик, пробежал по конвертам сухими ловкими пальцами, вытянул один и показал мне.
- Ну как?
- Изумительно, - прошептал я, подходя к свету. - Просто невероятно.
Фотограф смущенно мял руки.
- А нельзя ли с него сделать отпечаток? Форматом что-нибудь тридцать на сорок?
- Э! - пригрозил мне пальцем догадливый старичок. - Вот к чему все это было нужно! Вы такой же корреспондент, как я сотрудник уголовного розыска. - Он засмеялся, очень довольный своей шуткой. - Но - понимаю и молчу. И сделаю сейчас же.
- У меня будет еще одна просьба. Нельзя ли получить этот негатив на пару дней?
- Только с отдачей! Непременно с отдачей! Иначе из моей системы выпадет целое звено. А ведь вы убедились, что ей цены нет?
Он взял негатив и скрылся в комнатке за тяжелой шторой, откуда продолжал громко говорить. Я уселся поплотнее, положил на колени старый номер "Советского фото" и прослушал увлеченный рассказ фотографа о его необыкновенном щегле, который справлял свои делишки только в старую чернильницу, для чего научился сталкивать с нее клювом крышку. Поддерживать разговор мне не удавалось, да я и не делал попыток.
- Вот, пожалуйста. - Он протянул мне еще чуть влажный снимок.
Я нетерпеливо схватил его. Так и есть! Теперь этот снимок не вызывал, как раньше, неосознанного раздражения какой-то неясной деталью, напротив: я уже точно знал, что привлекало в нем мое внимание. Лицо полицая, который натягивал веревку. Оно казалось мне странно знакомым. Где я мог его видеть? В каком фильме?
- Спасибо! Большое спасибо. Вы очень помогли нам. - Я горячо поблагодарил старика.
- Ну что вы! Не стоит благодарности. Подождите, вы же хотели взять негатив. Да нет же, не в карман. Вот конверт - вложите в него. Аккуратнее, ради бога!
Щитцов говорил по телефону. Увидев меня, он бросил трубку, не окончив фразу. Я показал ему снимок.
- Подожди. Я сейчас.
Яков сорвался с места и бойким воробьем порхнул за дверь.
- Я тут кое-что предпринял, - сообщил он, вернувшись.
- Что именно?
- Об этом потом. Много будешь знать - плохо будешь спать.
- Я теперь и так плохо сплю.
- Тем более, - разговаривая со мной, Яков шарил в ящиках стола, и его лысая голова то появлялась, то исчезала за краем крышки. - Сергей, у меня есть мыслишка.
- Неужели? - удивился я.
Яков оставил без внимания мою реплику: