С Путником у нас оказалось много общего во взглядах на жизнь.
— Да, Шиза! Люди — те же самые животные, просто возомнившие себя богами и придумавшие животным инстинктам красивые названия и легенды. Животное половое влечение для продолжения своего рода назвали любовью, агонию слабого животного перед более сильным при защите своей жизни и территории назвали мужеством, захват и освоение более сильным животным новой территории назвали войной… Назови мне любое человеческое чувство или действие, и я укажу на наличие в нем основной составляющей, которая и будет являться обычным инстинктом. Люди, как и у животные, нападают лишь на слабых, на сильных — никогда. Думаешь, чеченцы решились бы ввязаться в войну с Россией, если бы мы были сильны? Хотя здесь все дров наломали. Чеченцы около тридцати тысяч русского населения вырезали, более 200 тысяч славян, бросив квартиры и имущество, бежали… Воевать — последнее дело. Мудрость древнекитайской стратегии учит: «Искусный полководец одерживает победу без боя. Величайший воин — не воюет». А великий китайский военный философ Сунь-цзы сказал: «… победоносная армия сначала осознает условия победы, а затем ищет битвы; проигравшая армия сначала сражается, а затем ищет победу». Так что проиграли мы заранее… Точнее не мы, а наши политики…
И снова — тренировка за тренировкой.
— Конечно, Рэмбо я из тебя не сделаю, — усмехается Путник, — но самое главное — у тебя есть характер. Твой мозг не засорен спортивными ограничениями и правилами, что нельзя делать удушающий прием на шею, что нельзя ломать пальцы и рвать суставные связки, что запрещается выдавливать глаза и бить в пах… И потому, просто опасного человека и неплохого уличного бойца из тебя можно попытаться сделать.
Капитан гонял меня, нисколько не щадя. Наработка индивидуальных навыков боя — когда все твои недостатки превращают в преимущества. Оценка противника, когда по очереди против меня становились на спарринги его спецназовцы, а я должен был по стойке оценить стиль противника, его уровень мастерства, и принять решение на тактику боя. Принял боксерскую стойку, держится легко и уверенно, передвигаясь на носочках — значит единственный мой шанс — обманное движение, проход в ноги или в позицию для броска, а затем — в партер, где ни один боксер не устоит против удушения или болевого приема. Ага, противник в борцовской стойке, пытается осуществить захват и бросок! Попробуем поработать руками, удерживая дистанцию. Раз-два! Раз-два! Получил! На еще раз! Все-таки зеваю, и чувствую, как мощная энергия отработанного годами броска отрывает меня от земли и поднимает в воздух. Ничего, это не проигрыш! Чем выше мастерство борца, тем сильнее он зациклен на соблюдении всяких правил и ограничений. В полете успеваю захватить за плечо своего противника и втянуть его в энергию броска, добавляя свою собственную и вес своего тела. Иди ко мне, родимый! Имитирую надавливание в глаз большим пальцем руки, что в реальном бою сделало бы меня победителем. При нажиме на глаз или на нос ни одна накаченная боксерская шея не устоит, потому мне удается легко отклонить голову спарринг-партнера назад, и пока он не успел ничего сообразить — успеваю оплести его голову своей ногой, опрокидывая назад, при этом, не выпуская кисть противника и заканчивая банальнейшим болевым на руку. Спецназовцы улыбаются, одобрительно поглядывая на меня. Я понимаю, что они поддаются, работая не в полную силу, но гордость и вера в собственные силы охватывает меня…
Интересно было наблюдать за тренировками спецназовцев. В большинстве своем они приходили в подразделения, уже обладая довольно высоким уровнем мастерства рукопашного боя, имея различные разряды по бойцовским видам спорта. Здесь их выучка доводилась до требуемого уровня с учетом выполняемых задач. Но главное внимание уделялось работе в группах. Собранные вместе отличные спортсмены, стрелки, гимнасты, могут так и остаться группой спортсменов. Спецназ — другое дело. Это единая команда, боевая семья, которая профессионально и психологически настроена на решение любых поставленных перед нею задач, в любой обстановке, не считаясь порой с потерями и своими жизнями. Каждый жил с четким осознанием того, что выполнение профессионального долга может забрать твою жизнь ради выполнения поставленной задачи. Каждый был готов пожертвовать собой…
Они нарабатывали слаженность в группах по два, три, четыре и более человек. Они понимали друг друга с полуслова. Смотришь — пошли работать по зачистке здания две «двойки», но если необходимо, эти две «двойки» мгновенно перетекают в одну «четвертку». Изменение ситуации — один остается на прикрытие, а слаженная и сработанная «тройка» зачищает подозрительную квартиру…
Сказка не может продолжаться вечно… Моряки так и говорят, что за белой полоской следует черная… Затем белая… Потом опять черная — и так до самой смерти. Бывает, что черная полоска гораздо шире предыдущей белой. Как в поговорке — «пришла беда — отворяй ворота»…
Беды не было. Пришел дембель, которого каждый солдат дожидается с нетерпением. Только не я. Что ждало меня дома, я не знал. Ни друзей, ни подруги, ни нормальной семьи, никаких перспектив на будущую работу… «Без флага и без Родины»… Путник вызвал меня к себе. Перед ним на столе лежали мои документы.
— Ну, что решил? — внимательно взглянул мне в глаза, — Какие планы?
Я вздохнул, и отвел взгляд.
— Я лучше бы остался, товарищ капитан…
— Лучше бы… — сморщился он, — Не могу. Сам понимаешь. Если останешься на контрактника, и то к нам не попадешь. И смысла в этом не вижу. Значит, планов нет?
— Нет, — обиженно буркнул я себе под нос.
— Могу посодействовать с трудоустройством. Но — только в Москве. Сослуживец у меня там, охранной фирмой заведует. Кое-чему ты научился, кое-что умеешь… Но самое главное — верю я тебе. И могу походатайствовать. Пойдешь? Или подумаешь?
Думать было не о чем. Это был, какой-никакой шанс на будущую жизнь…
Москва златоглавая. Зажратая. Сверкающая сытым лоском от проступающего через зажиревшую кожу сала. Отвращение к этому самодовольному городу охватило еще при въезде в «дорогую мою столицу». После жизни в провинции я не мог относится к ней по-другому. После службы в Чечне тем более…
Незадолго до Москвы в купе подсел недокормыш-студентик, который, узнав, что я еду из Чечни после службы, с умным видом начал учить меня жизни. Что оказывается он — не дурак, и никогда не будет служить в нашей армии. Что она такая плохая. Что там дедовщина. Что он — смог бы в ней за себя постоять, но не захотел служить. Ему было жаль меня. Мне его не было жаль. Сначала возникло желание набить ему морду, которое пропало с мыслью о том, что зачем обижать обиженного богом. Поэтому я молчал, размышляя о своей судьбе, а он все рассказывал о своей любви к России, о том, что он станет выдающимся юристом и прочую чушь, свойственную трусам-паразитам нашего общества.
Друг Путника меня ждал. В его небольшом уютном кабинете на подоконнике одиноко стоял цветок молочая, своим хрупким видом навевая мысли об аристократичности характера хозяина, и в то же время показывая колючками, что он готов ужалить любого, кто попытается его тронуть.
— Так вот ты какой, Шиза? — насмешливо уставился на меня взгляд его зеленых глаз. С легкостью вытащив свое стокилограммовое тело из кресла, он вышел из-за стола и подал руку. Рукопожатие было сильным и жестким, сразу снимающим все вопросы о том, кем ранее был этот человек. Явно, что в кабинетах он стал рассиживать не так давно.
— Я вас не устраиваю? — в лоб поставил я вопрос.
Он расхохотался.
— Молодец! А ты без комплексов! Если честно, приди сам ко мне устраиваться на работу — не стал бы даже разговаривать. Но Путнику я верю. И даже не буду тебя проверять. Беру сразу. Рекомендация Путника говорит о том, что «товар» ты стоящий, цены немалой… Все остальное зависит от тебя лично. Сможешь работать, значит, будешь работать. Путник сказал, что ты волк-одиночка, в команде не любишь работать. Есть тут одна работенка. У олигарха сыночка охранять. Вроде бы и угрозы никакой нет, а по статусу положено. По кабакам да вечеринкам за ним шататься, чтоб никто не обидел. А чертенок с характером, специально телохранителя подставляет, то убежать пытается, то подстроить что-нибудь. Прикалывается так. Если справишься — две штуки баксов в месяц. Не справишься — поедешь домой. Все документы на оружие и охранную деятельность сделаем за три дня. Послезавтра — на беседу с работодателем. Ферштейн?
Я кивнул. Все понятно…
Начальник службы безопасности оглядел меня и в его взгляде промелькнуло удивление и недоумение от моего внешнего вида. Явно было, что он ожидал увидеть что-либо наподобие Шварцнеггера, а тут какое-то чудо ростом ниже среднего, по лицу которого проскакала вся конница Буденного, в костюме, который, хоть и стоил треть будущей зарплаты, сидел на мне как джигит на ишаке. Выучка удержала его эмоции при себе, и он сделал приглашающий жест рукой:
— Проходите, Валерий Афанасьевич ждет вас.
Глава крупной корпорации был невысокого роста, взгляд карих глаз был внимателен и быстр, оценку мне дал мгновенно, но прочитать я ничего не успел. Свои эмоции и чувства скрывать он умел.
— Мы изучили ваши рекомендации и приняли решение принять на работу. Испытательный срок три месяца. Остальное вам расскажет Сергей Викторович, ваш непосредственный начальник, — кивнул он на начальника службы безопасности, давая понять, что разговор окончен.
Вы думаете легко быть сыном олигарха? Когда с детства за тобой ходит куча нянек, гувернанток, учителей, телохранителей и т. д.? Когда даже в носу не дадут поковыряться, обязательно из-под земли возникнет фрау, и начнет читать лекции об этике, эстетике и этикете.
Вокруг — одни дебилы и недоноски. Аж противно смотреть в глаза прохожим на улице. В глазах — отчаяние и пустота. Неудачники. Которые ничего не смогли добиться в жизни, как мой папочка. Работать надо было! Тогда бы не убирали московские улицы и не торговали с лотков…
Предыдущего телохранителя уволил начальник службы безопасности Сергей Викторович. Урод. После того, как мы с Витьком, то есть охранником, зависли на три дня в сауне с девчонками. Оторвались по полной программе. У папы добавилось седины, у мамы была истерика, Сергей Викторович чуть не всю Москву на уши поставил.
А что предки хотят-то? Они что мне дали? Дома я чувствую себя ужасно одиноким! Как я могу себя чувствовать, если родители уезжают на работу, когда я еще сплю, а приезжают тогда, когда уже сплю… Может быть они думают, что я в них больше не нуждаюсь? И когда хочу поговорить с ними, их всегда нет дома… А потом они закатывают истерики, почему я ночь провел в каком-нибудь клубе… Да просто потому, что они мне нужны, а их нет!
Охрана! Воспитание! Зубы — визитная карточка состоятельного человека. Иностранные языки — ключ к успеху! Английский, немецкий, французский. Репетиторы. Не пей из пластиковой бутылки — дешево смотрится! Пусть крестьяне пьют! Мускулов можно не стесняться, но лучше, когда они запрятаны под костюм от «Армани»… Тьфу, как все надоело! Одно спасение от всего — «экстази»!
Тут еще Витька уволили, а взамен дали… Лучше и не думать! С Витьком было не стыдно появиться в самом лучшем московском клубе, а с этим и в забегаловку для рабочих могут не пустить… Откуда такие берутся? Причем ненависть и презрение друг к другу почувствовали сразу. Все было написано в глазах. Но мне было легче. Этот уродец работал на меня, и платил ему мой папочка, так что, как ни крути, хозяином положения был я! И ему приходилось терпеть все мои прихоти.
— Эй, как там тебя зовут! — позвал я своего уродца.
— Зови меня Шизой, — окатил волной презрения новый телохранитель.
От такой наглости я опешил, и не смог придумать что сказать. Ну ладно, уродец! Посмотрим, сколько ты сможешь здесь продержаться!
— Макс! Сделайте моего уродца! Достал меня — не могу. Все ржут, таких еще никто не видел, — я обиженно скривился, — папочка узнает, может быть нормального подберет.
— Да без базара! — засмеялся Максим, — Фрюндель! Ко мне!
Громила Ефим, под два метра роста, с огромными мышцами и атрофированным мозжечком, приблизился, преданно и угодливо глядя в глаза мальчишке.
— Так, Фрюндель! — по-хозяйски начал объяснять Макс, — Сегодня в пивняке надо будет его Уродцу лицо подправить.
— Зачем? — тупо уставился тот.
— Может быть красивее станет, — засмеялся Максим.
— А-а! — понятливо закивал головкой амбал.
— Только не убейте его! — высокомерно взглянул Макс на меня….
Я знал, что Уродец не любит людных и шумных мест, а осознание того, что в добавок к этому его еще и уволят — делало настроение бодрым и веселым. Уродец не замечал, или делал вид, что не замечает моего прекрасного настроения, но я знал, что это не надолго.
— Два пива! — показал я официантке, которая приветливо кивнула мне.
— Мне не надо, — негромко проронил хранитель моего тела, окидывая зал быстрым внимательным взглядом и присаживаясь спиной к стене.
— А тебе никто и не заказывает, — презрительно скривился я, но тот остался совершенно равнодушным к моим словам. Ну, ничего, ты еще поплачешь — с ненавистью подумал я.