— Что значит — Кэролайн жива?
Глаза у нее расширились, и в них читалось недоверие.
Сарин отшатнулся, испуганный неожиданным взрывом негодования. Мысли путались. Он был уверен, что она обрадуется.
— Она жива, — повторил он, надеясь, что на этот раз она отреагирует иначе. Собственный голос звучал для него будто издалека. — Мне нужно еще… что-то сделать, только никак не вспомню что… Я очень устал…
Джейни была уже возле кровати, приложившись ухом к груди Кэролайн.
— Есть сердцебиение!
Она выпрямилась и взяла почерневшую руку, нащупывая пульс. Пульс был слабый, неровный, но он все же был. Джейни и не ожидала услышать его в теле, до такой степени разрушенном болезнью.
— Мистер Сарин! — воскликнула Джейни. — Мне понадобится тут у вас кое-что. Мне понадобятся полотенца, ведро горячей воды, простое мыло и острые ножницы…
Не успела она договорить, как он ее перебил:
— Ничего этого не нужно.
Она замерла на полуслове.
— Что вы имеете в виду: не нужно? Я врач, и я знаю, что говорю…
Он посмотрел ей в лицо. Она видела, как он возвращается из полузабытья. Ее удивило, насколько острым стал его взгляд, теперь будто проникая в душу.
— Вы ничем не можете ей помочь. Это моя работа, и я почти закончил ее, когда умер мой пес…
Он опустил глаза на собаку, которую держал на руках, и снова глаза его заволокло слезами.
— Не понимаю, — сказала Джейни.
Сарин положил пса на пол и еще раз погладил голову. Пошатываясь, он поднялся, опираясь на руку Брюса, и принялся объяснять:
— Всю свою жизнь я готовился к этому дню. Он был предсказан шестьсот лет назад, когда было сказано, что чума вновь поднимется из земли и попытается обрести власть над миром.
Старик сдвинул брови.
— Потому-то я и не мог разрешить вам брать пробы. Я знал, что из этого выйдет…
В памяти всплыли воспоминания о той ночи, когда они с Кэролайн тайком пробрались на участок и взяли пробу. Джейни вспомнила свои страхи, ощущение, что за ними наблюдают… «Как же я могла отмахнуться от всего этого?!»
— О господи, это я виновата… Я же чувствовала, — простонала она.
Сарин хотел, чтобы она поняла.
— Все это время, — продолжал он бубнить, — здесь, в нашем доме — ах ты боже мой, мать ведь предупреждала! — здесь кто-то был. Кто-то, кто следил за тем, чтобы не потревожили души ушедших.
— Ушедших? — переспросила Джейни. — Не понима… Каких ушедших?
— Должно наступить время… другое время, — продолжал старик, — и мы его ждали, и вот оно наступило… Боже мой…
— Что вы имеете в виду? Кто такие «мы»? — спросила она, все больше изумляясь тому, что слышала.
Ее вопросы сбивали с толку. Она задавала их слишком быстро и напористо, и он не успевал подобрать хороший ответ. Бормотание его стало почти совсем неразборчивым, и он со страхом смотрел, как женщина, стоявшая перед ним, все больше нервничает.
Потом ему вспомнилось: книга.
— Погодите, — сказал он. — Сейчас покажу.
Он направился в свою спальню, и она последовала за ним. Он взял в руки рукопись в заплесневелом, растрескавшемся переплете и почтительно передал Джейни.
Она принялась быстро перелистывать страницы, пытаясь разобрать древний почерк, отчего он встревожился:
— Прошу вас, осторожнее. Мне дала ее мать.
Он забрал у нее книгу и сам принялся листать, до тех пор пока не остановился на каком-то месте.
— Вот, — сказал он. — Смотрите. — И он вернул ей книгу.
Пока Джейни вчитывалась в строки, написанные на потемневшей от времени странице, он принялся рассказывать. Голос его стал спокойней и приобрел уверенность:
— Последнюю запись здесь сделала моя мать. До нее была моя бабушка, до бабушки бабушкина мать. И так далее, до начала времен, когда началось первое бдение.
У трех последних женщин были фотографии. От предыдущих остались портреты — одни попроще, будто рисовал или писал ребенок, другие искусно выписанные. Под каждым изображением стояло одно только имя: Сара. На последней, черно-белой фотографии была молодая женщина. Она стояла, в платье по моде тридцатых годов, прикрыв от солнца глаза и держа на руках ребенка, без сомнения Сарина.
«Ни одного мужчины, кроме него», — подумала Джейни.
Ей показалось, будто он читает ее мысли, потому что старик тут же сказал:
— Все эти женщины, от первой и до последней, готовы были отдать жизнь за то, чтобы держать чуму в повиновении. Они охраняли секреты исцеления и ждали, когда их можно будет применить. Моя мать не нашла в жизни утешения. У нее не было дочери. Никого, кроме меня…
Джейни остановила его, положив ладонь ему на руку:
— Секреты исцеления?..
Ее вопрос сбил его. Его история и есть объяснение, догадалась Джейни. Сам он, возможно, даже не понимает смысла того, что рассказывает просто по памяти.
Он взял у нее из рук книгу и открыл в самом начале.
— Видите? — Он показал на первую страницу. — Жил-был врач. Он жил очень давно. И это была его книга. Тогда он встретился с самой первой Сарой, и она подсказала ему, как изготовить лекарство. Он записал это и передал книгу дальше. Да, все, кому переходила книга, учились у предыдущих…
И снова она перебила его:
— Тогда, значит, вам известно, как спасти Кэролайн?
Он удивился тому, что она еще не поняла этого.