– Лихо ее, – вздохнув, сказал молодой старший лейтенант милиции.
– Не понимаю, – пожал плечами рослый омоновец, – какой кайф бабу хором тыкать? Я бы этих насильников, – сжав кулак, тряхнул им, – на месте стрелял.
Особенно тех, кто детей. А им, тварям, срок дают.
– На зонах этим сволочам, – усмехнулся старлей, – не сладко приходится.
– Олег, – простонала лежавшая на кровати женщина с забинтованным лицом.
– Не надо.
– Она в себя пришла, – проверяя капельницу, сказал врач. – И все время вспоминает Олега. Видно, он ее так. – Повернувшись к стоявшей рядом медсестре, сказал:
– Там двое в приемной. Передайте им, что она все время вспоминает какого-то Олега. И добавляет: «Не надо».
– Папа! – Светловолосая девочка бросилась к стоявшему у открытой балконной двери Семену.
– Аленка! – Подхватив ее, он закружился по комнате. Вошедшая в комнату Элеонора смотрела на них с доброй улыбкой. Увидев жену, Семен растерялся и поставил дочь на пол. Взгляд Элеоноры тут же стал колючим.
– Ты еще здесь?
– Но я сказал, – смущенно проговорил он, – что мне нужно пожить…
– Сегодня иди к Гобину, – не терпящим возражений голосом заявила Элеонора. – Он даст работу. – Увидев, что Семен хочет что-то сказать, она коротко улыбнулась. – Не бойся, я все уладила. Правда, это совсем не красит мужчину, когда за него заступается женщина. Но тем не менее…
– Мама, – попросила Аленка, – не выгоняй папу, он хороший. И пить больше не будет. Правда? – повернулась она к отцу.
– Конечно, – ответил он. – Я уже…
– Алена. – Элеонора строго посмотрела на дочь. – Ты слишком маленькая, чтобы что-то решать. У вас есть час. Затем ты, Семен, можешь поехать к Гобину.
Я дам машину. Если, конечно, хочешь. И не волнуйся – я все уладила.
– Спасибо, – вздохнул Семен. – Но ты кое-чего не знаешь, – опустив голову, пробормотал он.
– Чего же? – насмешливо улыбнулась Элеонора. – Может, того, что ты месяц назад болел… – Она замолчала и бросила быстрый взгляд на дочь.
– Аленка, – сказал Семен, – у нас с мамой взрослый разговор. Ты бы…
– Да, доченька, – поддержала его Элеонора. – Сейчас тебя дядя Саша повезет покататься. Я скажу ему. – Достав сотовый телефон, набрала номер.
– Я хочу с папой! – Бросившись к Семену, девочка обняла его.
– Мы увидимся. – Присев, он вздохнул и осторожно прижал дочку к себе.
Элеонора, порывисто отвернувшись, промолчала.
– Аленка, – прошептал на ухо дочери Семен, – слушайся маму. Она очень хорошая. Я тебя тоже люблю. – Он снова ткнулся губами в ее щеку. – Но я сам виноват во многом. Сейчас я уйду. Но мы обязательно увидимся. Я люблю тебя. – Прижав девочку к себе, он на несколько секунд замер. Потом отпустил, рывком поднялся. – Я уезжаю. – Не глядя на Элеонору, шагнул к двери. – Не обижай ее, – на мгновение остановившись, он кивнул на дочь. – Ты всегда права, но запомни: если… – Не договорив, махнул рукой я быстро вышел.
– Мама… – Проводив отца мокрыми от слез глазами, Аленка посмотрела на Элеонору. – Не прогоняй больше папу. Он…
– Все будет хорошо. – Элеонора, присев, посмотрела на дочь. – Просто иногда нужно быть строгой. Ты понимаешь? – вздохнула она.
– Ты же тоже любишь папу, – всхлипнула Аленка. – И я люблю. Так почему мы должны жить отдельно? Он пил…
– Алена, – строго проговорила мать, – никогда, слышишь? – Взяв дочь за плечи, слегка встряхнула ее. – Никогда, – повторила она, – не смей говорить об этом. Когда вырастешь и я посчитаю, что ты можешь это знать… – Она отпустила Алену и поднялась. – Поехали, – шагнула она к двери. Опустившая голову дочь послушно пошла за ней.
– Слушай, ты, – преградив Семену дорогу, угрожающе проговорил рослый бритоголовый парень, – никогда больше даже близко не подходи сюда, понял?
Ответить Семен не успел. От резкого удара в живот сложившись пополам, завалился на бок. Рослый, выбросив ногу, смягчил его падение.
– Глобус, – вполголоса позвал его стоявший рядом с «мерседесом» крепкий парень, – Элен с дочкой. – Ухватившись за плечи лежащего на асфальте Семена, Глобус рывком затащил его за угол. – Запомни, – легко пнув его в бок, угрожающе бросил парень, – что я сказал.
– Стахов? – Подполковник удивленно посмотрел на стоявшего у двери капитана милиции.
– Так точно. Валентина Резкова в бреду часто говорит, – видимо, боясь ошибиться, посмотрел на запись, – «Олег. Не надо». Я звонил в больницу…
– Стахов жил с Резковой, – заметил подполковник. – И как-то не верится, что он поменял квалификацию, но проверить нужно. Установите местонахождение Страха и берите. Не расслабляться. Стах никогда за испуг не давался. А сюрприз преподнести может.
– Пойду сигарет куплю, – сказал Колобок вышедшему из комнаты Олегу. Тот был в одних плавках. Оттянув резинку, щелкнул себя по животу.
– А телки, – усмехнулся он, – на большой. Умеешь ты выбирать.
– Черт, – досадливо поморщился Колобок, – ведь их надо отвозить. Я и забыл.
– Ты им еще такси оплати, – ухмыльнулся Олег.
– Не лезь с юмором куда не надо, – огрызнулся Колобок. – С этими у меня накладок не бывает. Даже когда бабок нет-только позови. Так что не суйся.
– Уговорил, – кивнул Олег и решил:
– Тогда я с вами. Мне надо к Бармену занырнуть. Должен уже полгода, а куркуется.
– Лады, – кивнул Колобок. – Только без кипиша. Если что, я с ходу отваливаю.
– Ясен день, – усмехнулся Стахов, – коли солнце светит.
– Что? – спросил Гобин. Откинувшись на спинку стула, рассмеялся.
– Алло, – раздалось в телефонной трубке, которую он держал у уха, – что там?
– Я тебе за что бабки плачу?! – мгновенно прекратив смех, зло спросил Гобин.
– Тискаешь мне…
– Да я точно говорю, – прервал его собеседник. – Подполковник Травкин дал «добро» на задержание… – Голос пропал, и раздались короткие гудки.
– Конспиратор, – ухмыльнулся Яков Юрьевич. Аккуратно положив трубку, хмыкнул. – Что-то не верится, – пробормотал он. – Неужели Стахов…
– Яков Юрьевич. – В приоткрытую дверь заглянула секретарша. – К вам Рудаков.
– Давай его сюда, – кивнул Гобин.
– Заходи. – Женщина толкнула дверь и, пропуская Семена, отошла в сторону.
– Здравствуй. – Семен виновато посмотрел на Гобина.
– Привет, – усмехнулся тот, – садись. Ну, – постукивая кончиками пальцев по подлокотнику кресла, спросил Гобин, – что скажешь?
– Мне Элеонора передала, что ты…
– Что же ты машину помял, – спросил Гобин, – и ни полслова? Где тебя так угораздило?
– Элеонора сказала, – виновато опустил глаза Семен, – что она с вами об этом говорила. И…
– Ладно, – снисходительно махнул рукой Гобин. – Есть рейс до Питера.
Расценки знаешь. Мебель повезешь.
– Хорошо, – поспешно согласился Рудаков. – Когда?
– Сегодня вечером загрузят, и поедешь.
– Я шустро, – выходя из машины, бросил Олег. Хлопнув дверцей старого «Москвича», быстро пошел к открытым дверям, над которыми светились буквы – «Бар „Мечта“».
– Игорь, – капризно проговорила одна из сидевших на заднем сиденье двух молодых женщин, – скажи ему, чтобы купил «Морэ». У меня курево кончилось.
– Держи. – Не оборачиваясь он протянул ей раскрытую пачку «Опала».
– Но, Игорюня… – Улыбаясь, она наклонилась и через спинку сиденья обвила его шею руками. – Ты же знаешь…
– Ладно, – отрывая ее руки, буркнул он, – сейчас куплю. А если этих нет, то какие взять?
– В «Мечте» есть «Морэ», – сказала вторая. Колобок вышел и, увидев слева коммерческий ларек, повернул к нему. В это время из открытого бара послышался крик и грохот.
– Стой! – крикнул мужской голос.
– Так бы и сказал, – услышал Колобок. – А то хватаете.
– Стах!..
Колобок узнал голос Олега, повернулся и бросился назад к «Москвичу».
Рывком открыл дверцу, завел мотор и включил скорость.
– Что случилось? – спросила женщина. Не отвечая, Игорь тронул машину.
– Смотрите! – воскликнула другая. – Олега выводят. Это милиция! Я вон того опера знаю!
Коротко выматерившись, Игорь увеличил скорость.
– Тише! – прогнувшись от сильного удара назад, воскликнул Стахов. – Не думал я, что вы менты, – забираясь в милицейский «козел», простонал Олег. – За мной ничего нет, а вы…
– Заткнись, – коленом затолкнув его подальше, зло посоветовал милиционер. – Тебя, пса…
– Ты, мусор! – закричал Стахов. – Сказал бы мне такое один и без удостоверения!
– Мама!.. – Закрыв лицо руками, Мария упала на колени и затряслась в безутешном плаче.
– Как убивается, – вздохнула стоявшая у свежей могилы пожилая женщина в черном платке. – Как приехала, не отходила от Тамарки. А когда та померла… – Не договорив, приложила к глазам белый платок.
– А вторая-то, – прошептала седенькая старушка, – словно каменная, слезинки не обронила.
– Так ей чаво? – вступила в разговор третья. – Ей матерь-то, могет, и жалко. Но ведь денег куры не клюют. Видали на какой машине приехала? А ведь без мужика живет, – осуждающе покачала она головой.
– На кой Светке мужик-то? – шепнула первая. – Вона какими деньжищами ворочает. И памятник зараз сделали, и оградку видали какую поставили? Почитай, всю деревню на поминки позвала. Во дворе столов скольки понаставили. А Машка, – она посмотрела на рыдавшую у могильной ограды женщину, – все-таки больше матерь любила. Часто наведывалась и привозила подарки разные. Светка, та…
– Тамарка сама запретила Светке привозить, – сказала третья. – Ведь из-за Светкиных слов разговор по деревням пошел, будто бы Машка на дорогах с шоферами…
– Типун те на язык, – сердито перебила ее вторая. – Разве ж можно так у могилы матери про еенную дочь говорить?
К плачущей Марии подошла одетая в черное строгое платье симпатичная женщина:
– Маша, пора ехать домой, собирать людей на поминки. Маму уважали и придут многие.
– Это ты, Света, правильно сказала, – вздохнув, заметила седенькая старушка. – Тамарку, почитай, вся деревня уважала. Ты молодец, доченька.
– Извините, – улыбнулась Светлана – но доченькой меня могла называть только моя мама, К сожалению, – чуть слышно добавила она, – она делала это не так часто, как мне хотелось бы.
– Что? – думая, что она обратилась к ней, спросила старушка.
– Едем домой. – Светлана взглянула на Марию.
– Я побуду еще немного, – ответила сестра.
– Машенька, – стараясь скрыть раздражение, сказала Светлана, – все равно всех слез не выплачешь. Поехали домой.
Мария долго смотрела на фотографию матери. Затем медленно поднялась и не спеша пошла к воротам. Светлана двинулась следом. Мария остановилась, трижды перекрестилась и низко поклонилась.
– Не смеши людей, сестренка. – Светлана медленно обошла ее. – Ведь глупо устраивать…
– Ты не смеешь так говорить! – В заплаканных глазах Марии вспыхнула злость. – Ты сделала все, чтобы…
– Перестань! – обожгла ее взглядом Светлана. – Давай оставим выяснение на потом. Мы сегодня похоронили мать.
– Вот именно. – Вздохнув, Мария пошла вперед.
– Вон машина, – кивнула Светлана на «вольво». – Садись…
– Дойду, – резко ответила Мария.
Насмешливо улыбнувшись, Светлана шагнула следом:
– Давай не будем давать деревенским тему для сплетен. Садись.
Мария повернулась и, немного постояв, пошла к машине.
– И еще, – догнав, проговорила сестра, – не надо никаких слов во время поминок.
– Не волнуйся, – устало сказала Мария, – в твой адрес никаких слов не будет. Обещаю…
– Что?! – вскакивая, закричал Стахов.
– Сядь! – рявкнул шагнувший к нему от двери старший сержант.
– Что слышал, – спокойно посмотрел на него седоватый капитан милиции. – Резкова все время повторяет твое имя. И просит: «Не надо». Так что, – он развел руками, – мы имеем полное право продержать тебя тридцать суток. Заявление об изнасиловании дочери подала мать Резковой. Ты уж…
– Да ты что! – снова закричал Олег. – Мусор! Видиков насмотрелся?! Ты думаешь, что базаришь?! Вези меня…
– В камеру его, – складывая бумаги в папку, бросил капитан.
– Прокурора! – отшатнувшись к стене, крикнул Олег. – Или я…
– Это ты видиков нагляделся, – усмехнулся капитан. – Мы сейчас тебе браслеты нацепим, враз успокоишься. Если даже ты от изнасилования отмажешься, то все равно сядешь. Ты же старшего лейтенанта ударил.
– Оттолкнул, – замотал головой Стахов, – это все скажут. Я думал, какие-то бакланы приметались. Когда мне удостоверение показали, я с ходу лапки поднял.
– Это ты суду говорить будешь, – улыбнулся капитан. – И все равно бесполезно. У тебя хвост большой. Сколько ты на зонах был? – спросил он и тут же сам ответил:
– Два раза. Пятерка за грабеж. У мужика кошелек у главпочтамта отнял. Тот до востребования деньги получил, а ты… – Вздохнув, замолчал. – Мало тебе тогда дали. Ведь пятерых у главпочтамта грабили. Ты это, – уверенно сказал капитан. – Только вот доказать не смогли.
– Мало вы меня, мусора, обрабатывали! Дубиналом признанку выколачивали!
И что? – Стахов хлопнул ладонью по локтевому сгибу правой руки. – И теперь хрен пролезет. Времена другие. Требую прокурора! – крикнул он. – Объявляю голодовку!
Дай лист бумаги и ручку!
– В камере дадут, – поморщился капитан. – Я тороплюсь. Скоро футбол начнется. Как думаешь, – спросил он, – кто выиграет? Фран…
– Да иди ты, мусор! – психанул Стахов. – Футболист хренов! На боках нашего брата тренируешься.
– А вот это ты зря, – снисходительно бросил капитан, – не бью я. Даже таких паскуд, как ты. Увести, – приказал он сержанту.
– Стахов здесь ни при чем, – опустив голову, пробормотал невысокий широкоплечий парень.
– Поэтому я тебя и вызвал, – повысил голос Гобин, – Я слышал кое-что.
Ведь ты ждал Алика внизу. Значит, это он начал?
– Да, – чуть слышно сказал парень.
– Так. – Гобин побарабанил пальцами по крышке стола. – Давай как на исповеди. Что там произошло?
– Вы об этом Ромку спросите, – по-прежнему не поднимая головы, выдохнул парень.
– Что? – поразился Гобин.
– Он с Хватом и начал. – Вскинув голову, парень вызывающе уставился на округлившего глаза Гобина. – Мы просто держали ее. Потом она укусила Романа. Он ей и врезал. Потом пинать начал. Если бы не оттащили – забил бы.
– Ты! – Вскочив, Гобин шагнул вперед и схватил парня за грудки. – Врешь, сволочь! – Парень легко оторвал слабые руки Гобина и усмехнулся:
– Спроси сынка. Он тебе врать не станет.
– Иди, – вяло махнул рукой Гобин. Парень неторопливо вышел. Яков Юрьевич схватил сотовый телефон. Как только парень закрыл за собой дверь, набрал номер. – Роман где?! – закричал он.
– Ушел на корт, – немного удивленно ответила женщина.
– Немедленно пошли его ко мне! Немедленно!
– Что случилось? – встревоженно спросила женщина.
– Ко мне его! – прокричал Гобин и отключил телефон. Потряс головой.
Включил селекторную связь. – Зина, – стараясь говорить ровно, спросил он, – где Хавин?
– В Туле, – отозвался женский голос. – Вы же сами отпустили его на пять дней. У него заболел…
– Да, да, – перебил ее Гобин. Отключившись, нахмурился. Потом набрал номер на радиотелефоне.
– Да, – недовольно ответил хрипловатый мужской голос после пятого гудка.
– Гобин, – назвался Яков Юрьевич.
– Привет. – Голос тут же помягчал. – Что нужно?
– Насчет Стахова. Ему предъявили обвинение?
– Рановато. К тому же предъявлять еще нечего. Валька просто лепечет чего-то. Да и если честно, скорее всего ничего Стахову не предъявят. Правда, он в баре, когда его брали, одного вроде ударил. Но это…
– Держи меня в курсе дела, – прервал собеседника Яков Юрьевич и отключил телефон. – Своими руками убью, – прошептал он. – Хват, гадина! Втянул Ромку.
Яков Юрьевич, – сказала секретарша. – Ваш сын.
Гобин бросился к двери. В кабинет, улыбаясь, вошел упитанный парень.
– Здравствуй, – сказал он. – Мать велела… – Договорить ему не дала хлесткая пощечина. Парень отшатнулся. Отец, снова размахнувшись, закричал:
– Подонок! Негодяй! Что же ты делаешь?!
– Отец, – испуганно вжавшись в угол, таращил глаза Роман, – ты что? Что случилось?
– Ты был у Резковой? – подступил к нему вплотную Гобин. Глаза сына испуганно забегали, он опустил голову и тихо признался:
– Да.
– Сволочь! – Гобин сильно ударил его кулаком в ухо. – Я тебя для этого растил? – Схватив обеими руками за плечи, попытался встряхнуть сына.
– Отец, – не шевелясь, пробормотал тот, – прости. Но Хват сказал…
– Ты понимаешь, что будет, если Резкова даст показания? Ведь тебя посадят. Господи! – Всплеснув руками, Яков Юрьевич бессильно уронил их. – Ты хоть о нас с мамой подумал? Ты представляешь, что будет, если тебя арес… – Оборвав себя на полуслове, опустил голову.
– Папа, – умоляюще взглянул на него Роман, – извини. Я… – Он вздохнул. – Ну знаешь… Меня все постоянно дразнят папенькиным сыночком, говорят – сам ничего не можешь. Вот я и…
– Изнасиловать женщину, – сказал Гобин, – это не значит самоутвердиться. Я в жизни всего добился сам. Головой и руками. Мама знает об этом. Я…
– Папа. – Роман облизнул пересохшие от волнения и страха губы. – Значит, милиция уже знает…
– А ты думаешь, почему я позвал тебя? – криком прервал его отец. Роман неожиданно заплакал:
– Папка! – Он обхватил руками слабые плечи отца, ткнулся лицом в костлявую грудь. – Не хочу в тюрьму, папка. Спаси меня. Ведь ты можешь. Ты все можешь. Папка! – Вскинув голову, умоляюще посмотрел ему в глаза.
– Успокойся. – Как в детстве, Гобин погладил сына по волосам и отметил, что они редкие и очень мягкие. – Все будет хорошо. Сейчас ты успокоишься и все мне расскажешь. Все.