— Ну и что пани на это скажет? — радостно кричал он в телефонную трубку. — Нашелся!
Нашелся брактеат!
И такой он был довольный, словно сам нашел этот пропавший нумизматический раритет.
— Где же он? — тоже в полном восторге вскричала я.
— У пана Петшака. И он теперь утверждает, что монета всегда была у него, никуда не пропадала. Слава богу, нашелся!
Работа сразу вылетела из головы. Естественно, я обрадовалась находке столь редкой монеты, но в то же время не могла не озадачиться: как же так? Ведь тот же пан Петшак уверял, что нет у него брактеата.
— А вы не ошибаетесь? — вцепилась я в Того Пана. — Видели монету собственными глазами?
Честный нумизмат дал честный же и исчерпывающий ответ:
— Я лично не видел, но полиция видела. Вежливо, но настоятельно полиция попросила пана Петшака показать им свою нумизматическую коллекцию, а в частности, брактеат Яксы, что пан Петшак и сделал, причем с удовольствием. Он очень любит демонстрировать свои сокровища.
— Это вам сама полиция сказала?
— Нет конечно! Домработница пана Петшака. Я сам в свое время нашел для нее это выгодное место, вот она из.., благодарности и сообщает иногда о том, что меня интересует. А она как раз была дома, когда пришла полиция, и все слышала. Мало того, помогала хозяину доставать и раскладывать монеты, а сложное и незнакомое слово «брактеат» даже записала, чтобы не забыть. Я с этой женщиной специально встретился, чтобы она поподробнее мне обо всем рассказала. С ее слов знаю, что полиция после кражи коллекции Фялковского обходит всех нумизматов и просит их совета и помощи. Пан Петшак очень любит советовать.
— А вы не знаете, почему пан Петшак утверждал, что у него нет брактеата?
— Наверное, были у него какие-то основания.
Основания? Вспомнился мой разговор с нумизматом и категорическое заявление пана Петшака: нет у него брактеата. Если бы не Гражинкино письмо, я бы заподозрила нумизмата в каких-то махинациях, но теперь подумала: он мне просто соврал, не хотел, чтобы настырная баба, то бишь я, ездила к нему и любовалась его монетами. Хотя только что Тот Пан сказал, что Петшак любил показывать свою коллекцию. Значит, меня не любил. Надо все-таки считаться с человеческими чувствами…
Занятая своими мыслями, я прослушала, что Тот Пан говорил мне о пане Гулемском. Кажется, он был как-то причастен к перелетному брактеат. Переспрашивать было неудобно, поскольку собеседник уже перешел к другой теме.
— Мне кажется, — говорил теперь Тот Пан, — что у пана Петшака были какие-то неприятности и он тщательно оберегал свою коллекцию.
Кто-то слишком уж настойчиво хотел у него что-то приобрести. Он не собирался ничего продавать, а будущий покупатель был настойчивым и бесцеремонным. Вот пан Петшак и затаился, предпочел на какое-то время вообще поменьше говорить о своей коллекции, может, потому и вам говорил, что нет у него такого ценного экспоната. Что же касается Фялковского, то и не знаю… Гулемский утверждал, что видел у него брактеат. Может, и видел, да другой, не одна такая монета сохранилась до наших дней, но тогда почему же Фялковский не вписал ее в свою спецификацию? Каждый уважающий себя коллекционер первым делом, пополнив коллекцию, тут же записывает новоприобретенную монету в ведомость, это уж так водится. Может, получил ее временно? Или вот еще вариант: получил ее только перед приходом пана Гулемского и еще не успел вписать? А может, и не собирался вписывать, а приобрел ее только для обмена? Кто его знает… Приобрел он его в Болеславце, возможно, от какого-нибудь немца, а немцы вообще брактеаты не любят…
Все предположения опытного коллекционера показались мне достойными внимания, да и кому знать дела в нумизматике, как не этому эксперту. Возможно, Фялковский и продал ее.
А вот что сделал с деньгами? Хотя это и не такая уж крупная сумма. А мог быть и просто посредником, взял монету лишь для того, чтобы продать кому-нибудь из знакомых нумизматов, тогда и проблемы нет. Да и чего это я вдруг занялась тем, что не имеет ко мне никакого отношения? Купил ли он брактеат или взял его, чтобы продать и получить комиссионные, а на вырученные деньги купить то, что интересовало лично его, — какое мне до этого дело? Спасибо эксперту, теперь мне многое стало понятно.
— А полиция пана еще не беспокоила? — поинтересовалась я.
— Пока нет. Да и что я мог бы им сказать?
Ведь знаю о болеславецкой краже лишь со слов своих друзей и знакомых, а если и продаю монету по просьбе клиента, то она должна быть у клиента, а не у меня, он же волен ее перепродать. Им не стоит на меня тратить время. Так я считаю.
Я была прямо противоположного мнения.
Тот Пан был истинной копилкой сведений о нумизматах. И тут вспомнила, что о нем полиция практически ничего от меня не узнала. Я лишь мимоходом упомянула о нем как-то в беседе с главным комиссаром, и все. До сих пор я и сама не знала ни его имени, ни фамилии. И слава богу, анонимным он может принести больше пользы следствию. В моей передаче, разумеется.
— О чем вы говорили? — подозрительно поинтересовалась Гражинка.
— Об одной из боковых ветвей следствия, о нумизматической афере, — беззаботно ответила я, прежде чем сообразила, с кем говорю.
Пришлось уж докончить:
— Нашелся потерявшийся было брактеат Яксы из Копаницы, тот самый, который то появляется, то исчезает. А он должен был находиться в коллекции покойника.
Поперхнувшись, Гражинка пролила свой кофе на себя и на компьютерную распечатку.
— Теперь.., когда Патрик… — задыхаясь, еле выговорила она и окаменела, вся мокрая и очень несчастная.
О, холера. До меня дошло, о чем она думает.
Наверняка так: Патрик привез украденный раритет, продал его и тем самым доказал, что преступление совершил из самых низменных побуждений, то есть сам исключил возможность воспользоваться смягчающими вину обстоятельствами. Конечно, продажи одной монеты еще мало, чтобы делать такие далеко идущие выводы, но для Гражинки и этого достаточно.
Того, что натворил вор и убийца, вполне хватит, чтобы вызвать в преданной и верной Гражинке решение остаться при нем на всю жизнь, не покидать в несчастьи. Если Патрик действительно так поступил, то он выбрал самый верный путь заставить любимую девушку наконец решиться выйти за него замуж. Она такая. Что я, Гражинку не знаю? Еще начнет того и гляди обвинять себя: это она виновата, нельзя было столько времени водить парня за нос, оставлять в неизвестности. Он, может, и на преступление решился из-за несчастной любви: это она, Гражина, то обнадеживала его, то снова говорила «нет». Она, одна она виновата, значит, теперь и должна всю жизнь расплачиваться за содеянное.
— Это я, — сдавленным голосом произнесла Гражинка, подтверждая мои самые худшие предположения. — Это из-за меня…
Хоть я и сочувствовала несчастной, но не выдержала и накричала на нее.
— Нечего строить из себя пуп земли, все из-за нее, видите ли. Ты бы себе еще арабских террористов приписала! Такая важная особа, вокруг нее весь мир вертится! Да ведь ты и сама замечала в Патрике склонности к неблаговидным поступкам, с тобой или без тебя, он бы все равно тетю прикончил. С твоих слов знаю: он считал, что дядюшка с тетушкой много злого сделали его мамуле, — может, хотел отомстить. Жажда мести из года в год нарастала в нем, дядюшку не успел, так хоть тетушку пришиб.
— Если бы он при этом еще не крал…
— Тогда бы ты его простила, так ведь? Да вытри же кофе, а то страницы совсем слипнутся.
Только сейчас увидев, что натворила, девушка вскочила и принялась наводить порядок, пытаясь при этом извиниться передо мной и заверить, что страницы не слипнутся, ведь мы пили кофе без сахара. А она сейчас принесет из кухни салфетки…
— И первым делом одежду вытри, с тебя ведь течет. Нет, за пол не бойся, ему ничего не сделается.
Простое наведение порядка иногда очень помогает душевно успокоиться. Во всяком случае, так получилось с Гражиной. Я тем временем сварила новый кофе. Разложив по всей комнате мокрые листы бумаги сохнуть, мы вновь принялись за кофе.
Звонок Того Пана нарушил мое рабочее настроение. Якса само по себе, а вот болгарский блочек-105 оставался для меня недоступен, словно его и не было. Наследник Патрик куда-то запропастился, похоже насовсем, и тогда все имущество Фялковских переходило в пользу государства за неимением других родственников. А что государству делать с такими марками?
Будь это большая интересная коллекция, ее, наверное, приобрел бы какой-нибудь музей или устроили бы продажу с аукциона, а так… Интересно, где будет храниться эта несчастная коллекция? Наверное, в министерстве финансов имеется соответствующее помещение, куда и прячут на вечное хранение бесхозные ножи, вилки, марки… Не выбрасывают же на свалку? Впрочем, вряд ли. Тогда никаких помещений не хватило бы, и само государство, владелец таких ничейных вещей, превратилось бы в одно гигантское складское помещение. Наверняка все же кое-что распродается, но как?
И я стала размышлять, какой бы совершить государственный проступок, пусть даже преступление, лишь бы заполучить желанный блочек. Вот бы удалось его незаметно заменить на болгарский же блочек-106!
Не обращая внимания на Гражинку, уже минут пять пытавшуюся склонить меня к какой-то, по ее мнению, необходимой запятой, я сорвалась с места и, опять уронив страницы корректуры, бросилась к книжной полке. Достала марочный каталог и отыскала в нем болгарские блочки. На блоке-105 были птицы, на 106 — голубь мира, стилизованный, но это неважно, и там и здесь орнитология. 106 был у меня в отличном состоянии. А что, если взять его и поехать в Болеславец? Там упросить полицейских дать мне еще разок полюбоваться на блок-105 и незаметно подменить марки? А даже если и заметят, какая им разница? Марки блока-106 выпущены по случаю конференции на тему безопасности и сотрудничества в Европе, но ведь покойный Хеня не составлял тематической коллекции, он не собирал марок, посвященных только защите окружающей среды или, скажем, «Птицы», цена одинаковая, номинал тот же.
И полиции, и тому же государству какая разница? Я ни разу не встречала у них ни одного филателиста…
— Пожалуй, так и сделаю, — вслух произнесла я. — Так и быть, вытерплю кошмарную вроцлавскую автостраду, машина разлетится на куски, ну и пусть! Легче раздолбить машину, чем потерять этот холерный блочек…
— Ничего не понимаю! — забеспокоилась Гражинка. — Я знала, так просто ты не согласишься, тебе поставить лишнюю запятую труднее, чем поле вспахать, но не до такой же степени! И при чем здесь вроцлавская автострада?
Теперь я не поняла, зачем мне поле пахать.