- Что произошло? - спросил господин де Сен-Марк У Мегрэ.
- Убийство. Убили Куше, владельца лаборатории сывороток.
Комиссару показалось, что его собеседника внезапно осенила мысль, что он о чем-то вспомнил.
- Вы его знали? - спросил Мегрэ.
- Нет... Просто слышал о нем.
- А что вы слышали?
- Так, пустяки. И когда же его...
- Преступление, должно быть, произошло где-то между восемью и девятью вечера...
Господин де Сен-Марк вздохнул, пригладил седые волосы, откланялся Мегрэ и направился к лестнице, ведущей в его квартиру.
Консьержка стояла поодаль, затем она подошла к какому-то человеку, что, согнувшись, ходил взад-вперед под аркой. Когда она вернулась к комиссару, тот спросил ее:
- Кто это?
- Господин Мартен. Он ищет потерянную перчатку.
Надо сказать вам, что он никогда не выходит без перчаток, даже если ему надо пойти за сигаретами в лавку, что в пятидесяти метрах отсюда.
Теперь господин Мартен вертелся около мусорных ящиков, светя себе спичками, потом решился наконец пойти домой.
Во дворе пожимали друг другу руки, прощаясь, люди из прокуратуры: они уезжали.
Господин Филипп, элегантный, словно на рекламе мод, поклонился комиссару:
- Я вам больше не нужен?
- Я увижу вас завтра. Надеюсь, вы будете на службе?
- Как обычно, ровно в десять утра.
Хотя ничего нового не произошло, Мегрэ вдруг на минуту охватило волнение. Двор был погружен во тьму: свет везде погас. Горела лишь запыленная лампочка под аркой.
С улицы доносился шум моторов и скрип шин отъезжающих автомобилей; их фары на секунду выхватили из мрака деревья площади Вогезов.
Смерть пришла в этот дом и ушла. Кабинет, казалось, подвергся разгрому. Никто не подумал выключить свет, и лаборатория была освещена так, будто в ней трудилась ночная смена.
И вот они стояли одни посреди двора, эти три разных человека, которые час назад совсем не знали друг друга и которых теперь, казалось, объединяли некие таинственные узы.
Больше того: они напоминали членов семьи, что остались в одиночестве после похорон, когда равнодушные визитеры разошлись.
Так, по крайней мере, думал Мегрэ, вглядываясь то в помятое лицо Нины, то в усталую физиономию консьержки.
Консьержка хотела задать вопрос, которого она почти стыдилась, но который был для нее жизненно важным.
- Вы думаете, - она окинула взглядом двор, как бы всматриваясь во все угасшие окна, - что... что это сделал кто-то из нашего дома?
Сейчас она пристально глядела под арку, соединявшую двор с улицей, на широкие, распахнутые до одиннадцати часов вечера ворота, которые позволяли любому незнакомцу проникнуть в дом.
Нина украдкой посмотрела на комиссара.
- Следствие, разумеется, даст ответ на ваш вопрос, госпожа Бурсье. Пока очевидным кажется лишь одно: тот, кто украл триста шестьдесят тысяч франков, не убивал. Это, по крайней мере, выглядит вероятным, потому что Куше спиной загораживал сейф. Кстати, вы не заметили, горел ли вечером в лаборатории свет?
- Постойте-ка! По-моему, горел... Но не так ярко, как сейчас. Господин Куше, наверное, включил одну-две лампы, чтобы пройти в туалет, это в глубине коридора...
Мегрэ пошел гасить свет в лаборатории и кабинете, а консьержка следила за ним с порога своей комнаты.
Во дворе комиссар нашел поджидавшую его Нину.
Над головой он услышал шорох, словно слегка задели чем-то стекло.
Но все окна были закрыты, все лампы погашены.
И все-таки кто-то пошевелился, наблюдая за ним из темной комнаты.
- До завтра, госпожа Бурсье... Я приду перед открытием лаборатории.
- Я провожу вас. Мне нужно закрыть ворота.
- Я думала, вы на машине, - сказала Нина, стоя на краю тротуара.
Она не решилась покинуть Мегрэ.
- В какой стороне вы живете? - спросила она Мегрэ, глядя себе под ноги.
- В двух шагах отсюда, на бульваре Ришар-Ленуар.
- Метро, наверное, уже закрыто?
- Не думаю...
- Я хотела бы вам кое-что сказать...
- Слушаю вас...
Она все боялась посмотреть Мегрэ в глаза. Позади раздался скрип закрываемых ворот, потом шаги консьержки, возвращающейся к себе. На площади не было ни души.
Журчали фонтаны. Часы на ратуше пробили час.
- Вы сочтете, что я злоупотребляю вашим терпением... Не знаю, что вы подумаете... Я вам говорила, что Раймон был таким добрым. Он цену деньгам не знал. Ни в чем мне не отказывал. Понимаете?