— Конечно, Роберт, иди.
— Какой у вас очаровательный сын, леди Люси, — Пауэрскорт покончил с чаем и с благоговейным трепетом окинул взглядом опустошенный поднос из-под сэндвичей.
Леди Люси слегка порозовела.
— Спасибо, лорд Фрэнсис, большое вам спасибо. Но не хотите ли еще чаю?
— Я должен попросить у вас прощения, леди Люси. Пришел я с опозданием. А уйти должен пораньше. Это, могу вас уверить, никак не связано с вашим обществом. Я был бы рад просидеть с вами до ночи. Но у меня назначена встреча, не пойти на которую я не могу.
— Это не еще одно чаепитие? — леди Люси внезапно представилась другая, совершенно другая леди Люси, разливающая по чашкам «Серого графа» и изливающая на лорда Фрэнсиса Пауэрскорта любовь.
Пауэрскорт рассмеялся:
— Нет, не чаепитие. Я должен повидаться с комиссаром столичной полиции.
— У вас какие-то неприятности, лорд Фрэнсис?
— Леди Люси, дорогая, разумеется, никаких неприятностей у меня нет и в помине. Наша встреча связана с тем, над чем я сейчас работаю.
— А вы не расскажете мне о своей работе, когда-нибудь? Если можно, конечно.
— Обязательно расскажу. Однако если я сейчас не уйду, то опоздаю к комиссару и, возможно, он посадит меня под арест.
Пауэрскорт надел пальто и помешкал у выходной двери, прощаясь. Леди Люси стояла с ним рядом.
— Огромное спасибо за чай, леди Люси. Я напишу вам, чтобы попросить о следующей встрече.
— Надеюсь, это случится скоро, лорд Фрэнсис, — она слегка наклонилась вперед и стряхнула пылинку с воротника его пальто. Ну, во всяком случае, ей показалось, что там была пылинка.
— До свидания, — Пауэрскорт без всякой охоты выступил в ночь.
— До свидания, — леди Люси смотрела ему вслед. Как это он сказал? «Я был бы рад просидеть с вами до ночи». Она улыбнулась и закрыла дверь.
Забираясь в кеб, Пауэрскорт думал, что самым лучшим именем для яхты было бы «Леди Люси». Прекрасные линии. Грациозность. Изящество.
Он наклонился к извозчику. — Сможете отвезти меня к Скотланд-Ярду? Большое спасибо.
— Лорд Пауэрскорт, дорогой мой, как приятно снова увидеть вас!
Комиссар столичной полиции был высок, худ и обладал прямой осанкой бывшего гвардейца. Сейчас, думал Пауэрскорт, он уже близок к тому, чтобы уйти на покой — он провел на своей невозможной работе годы и годы.
— Сэр Джон, и для меня большое удовольствие снова встретиться с вами.
— Сколько лет прошло с нашей последней встречи? — сэр Джон пересчитал года по пальцам. — Пять или шесть?
— Боюсь, уже семь. Никто из нас не становится моложе.
В 1885 году Пауэрскорт работал над делом особенно неприятным, заставившим его прибегнуть к помощи сил столичной полиции. Его отношения с полицейскими были исполнены великой вежливости, такта и, как он надеялся, обаяния. Они, в свой черед, делали все посильное, чтобы ему помочь. По завершении расследования, за очень хорошим обедом в клубе Пауэрскорта, комиссар заверил его, что если он когда-либо в будущем почувствует нужду в их помощи, ему нужно будет лишь попросить о ней.
— Мне необходимо кое-какое ваше содействие, сэр Джон. Я вынужден снова отдаться вашей службе на милость.
— Что мы можем для вас сделать? — Комиссар, широко разведя руки, уложил их ладонями вверх на свой письменный стол. На стенах его кабинета висели, как заметил Пауэрскорт, четыре огромные карты Лондона — север, юг, восток и запад. На каждой присутствовали маленькие красные кружки, предположительно обозначающие места недавно совершенных преступлений. Восточный Лондон, подумал Пауэрскорт, выглядит этим вечером особенно красным, некоторых его частей было под кружками почти и не видно.
— У меня, если позволите, два вопроса. Первый касается шантажа. И вы навряд ли удивитесь, услышав, — Пауэрскорт поднялся из кресла и подошел к огромной карте западного Лондона, — что речь идет о людях так называемого общества, обитающих вот здесь, — он указал на самый великосветский и дорогой квартал Лондона — районе Мэйфэра и Белгрейвии. — Здесь, как я вижу, у вас красных пятен совсем не густо.
— Преступления — занятие не для тех немногих, кто обладает богатством. Им они попросту ни к чему. Совершать преступления приходится многочисленным лондонским беднякам — либо затем, чтобы добыть немного средств к существованию, либо под влиянием спиртного. Слишком многие наши дела, приходящиеся вон на ту красную зону, — он указал печальным перстом на закосневший в грехе Ист-Энд, — связаны с пьянством.
Пауэрскорт вспомнил, что сэр Джон был еще и казначеем церкви в своей суррейской деревушке, большинство жителей которой ничего о роде его занятий не знало, полагая, что он служит в банке. Пауэрскорт вспомнил также, хоть и не смог сообразить, откуда у него эти сведения, что в свободное время сэр Джон пишет акварели с видами Темзы — увы, довольно кошмарные.
— Шантаж в Белгрейвии, как назвали бы это газеты, — с улыбкой продолжал Пауэрскорт. — Мне необходимо знать следующее, сэр Джон. Имеются ли у вас какие-либо данные о шантажисте, действовавшем в последние годы — изнутри или извне — в так называемом обществе? И если такой человек существует, имеются ли какие-нибудь сведения о том, что он предается своему занятию и поныне?
Сэру Джону не давало покоя выражение глаз Пауэрскорта. Некое напряжение, некая тревога читались в них — причем далеко выходящие за рамки задаваемых им вопросов. Сэр Джон помнил, какими эти глаза были прежде — неизменно храбрыми, неизменно любознательными, неизменно светившимися от наслаждения, доставляемого поисками истины.
— Второй мой вопрос еще более деликатен. Он касается гомосексуального сообщества Лондона, и опять-таки людей богатых. Насколько мне известно, эти люди приобрели недавно особняк у реки, между Хаммерсмитом и Чизиком, чтобы мирно предаваться в нем своим утехам. Так вот, имеются ли сведения, что и там присутствуют шантаж либо преступные деяния иного порядка?
— Мы знаем об этом доме, и знаем уже довольно давно, — сэр Джон вглядывался в карту западного Лондона с таким выражением, точно поверх Чизика обозначилась вдруг Каинова печать. — Нам представляется, что самое правильное и простое — оставить этих людей в покое, поскольку любое расследование в их среде вызывает у моих офицеров тошнотворное чувство.
Сэр Джон по-прежнему внимательно вглядывался в карту Уэст-Энда.
— Как скоро нужны вам эти сведения, лорд Пауэрскорт? Мне нет необходимости говорить вам, что работу в этом направлении мы начнем незамедлительно.
— Послезавтра мне придется отправиться в долгую поездку, — Пауэрскорт поискал на картах вокзалы железной дороги. — Какое-то время я, вероятно, буду отсутствовать. Могу я снова заглянуть к вам дней примерно через десять?
— Разумеется, можете. Я буду только рад.
Усадив Пауэрскорта в очередной кеб, комиссар смотрел, поплотнее закутавшись от густого тумана в пальто, как тот уезжает. Я бы сказал, что поездка ему предстоит непростая, подумал комиссар, когда кеб исчез, свернув за угол, — скорее даже путешествие, полное открытий. Да поможет ему Бог на его пути, думал он, возвращаясь к созерцанию своего города, раскинувшегося по четырем настенным картам, к красным кружкам, усеявшим весь Ист-Энд.
Куда ни глянь, повсюду распускались первоцветы — гипсовые, штукатурные. Интересно, мраморные тут тоже имеются? Пауэрскорту они пока на глаза не попадались. Целые поля искусственных первоцветов раскинулись по стенам лондонского дома Арчибальда Филиппа Примроуза[47], пятого графа Роузбери. Теперь, задумавшись об этом, Пауэрскорт припомнил, что видел однажды Роузбери при полном параде — на запястьях его поблескивали в свете свечей запонки в виде золотых первоцветов.
— Лорд Пауэрскорт. С добрым утром. Сожалею, но вынужден вам сообщить, что хозяина нет дома. Впрочем, возможно, ваше лордство соблаговолит подождать, он должен вскоре вернуться.
Уильям Лит, дворецкий Роузбери, был человеком приземистым, квадратным, и выражение имел мрачное, как у похоронных дел мастера в часы работы. Пауэрскорт вспомнил, как Роузбери уволил некогда дворецкого, превосходившего ростом его самого. «Ну, невыносимо же, — жаловался тогда Роузбери. — Этот малый все время смотрел на меня сверху вниз. Я начал чувствовать себя итонской "шестеркой"».
— На сей раз, — сказал Пауэрскорт, вступая в огромный вестибюль, — я пришел поговорить не с лордом Роузбери.
— Безусловно, мой лорд, — Лит расторопно избавил Пауэрскорта от пальто и шляпы.
— Мне требуется ваш совет, Лит.
— Безусловно, мой лорд, — Лит перенес пальто в примыкающую к вестибюлю комнатку.
— Мне предстоит дальняя поездка и, возможно, на нескольких поездах. На скольких, я пока не знаю.
— Безусловно, мой лорд, — проблеск интереса и даже удовольствия обозначился на лице Лита. В наиболее игривые свои минуты Роузбери именовал его «Спутником пассажира». Обширная память Лита вмещала расписания едва ли не всех британских поездов, он обладал энциклопедическими познаниями по части железных дорог Европейского континента. Роузбери уверял, что совсем недавно его дворецкий закупил целые тома со сведениями о железных дорогах Америки и Африки. «Хотите попасть в Вену, минуя Германию или поскорее оказаться в Бриндизи либо Берлине, — тогда Лит именно тот, кто вам нужен. Если он чего-то не знает, он найдет это в справочнике, а не найдет, так выяснит окольными путями. Возможно, он даже держит тайных агентов у "Томаса Кука"[48] и в "Compagnie Wagons-Lits"[49]. Уверен, его библиотека железнодорожных расписаний может в один прекрасный день оказаться более ценной, чем мое скромное собрание», — говорил он.
— Возможно, ваше лордство соблаговолит пройти со мной. Мой лорд, — и Лит провел Пауэрскорта в свою рабочую комнату, расположенную на половинном пути по лестнице, ведущей в подвал.