— Миша, — сказал Желтухин, — на поминки зовут.
— Назвал, наверное, кого не попадя? Народ-то нынче нахальный, этики не понимает.
— Нет, — покачал головой Желтухин, — там только свои.
— Ну, если что? А где стол-то накрыли?
— Да в Архангельском. Музыкантов позвали.
— Это днем-то?
— Все как ты любишь.
— Пожалуй, Громов, поедешь с нами, — распорядился Михаил Кириллович. — Пойди к себе в машину, позвони, чтобы дорогу нам расчистили.
По пути к машине Михаил Кириллович несколько раз останавливался, разглядывал памятники.
— А кладбище ничего, — сказал он, — конечно, не такое престижное, но ничего.
— Миша, — Желтухин взял его за руку, — мне кажется ты меня за дурака держишь.
— Ты о чем?
— Об этом деле с машинами.
— А тебе денег мало? Как паук насосался, ну и сиди. У тебя ни расходов, ни трат.
— Миша, не считай чужие деньги. Лучше будет, если ты мне мои отдашь.
Последнюю фразу Желтухин произнес жестко.
— Ты, Степа, меня никак пугаешь?
— А что мне тебя пугать, Миша. Ты же знаешь, у меня про твою жизнь все бумаги собраны. Хоть роман пиши из серии «Жизнь замечательных людей».
Михаил Кириллович посмотрел на Желтухина. Не добро. Нехорошо посмотрел.
— Получишь, скорпион старый. Получишь…
Врач медленно ввел иголку в вену, надавил на головку шприца.
Игорь Корнеев увидел, как лицо женщины, синюшно-болезненное, начало постепенно розоветь, молодеть просто на глазах. Исчезли синие тени, губы словно налились кровью, в глазах появился живой блеск.
— Вы можете говорить, Лариса Петровна? — Корнеев подошел, сел рядом.
— Да.
— Как было дело?
— В час ночи мне позвонил человек, сказал, что он говорит из Шереметьева, что он привез посылку от Николая.
— От вашего мужа?
— Да.
— Где ваш муж?
— В Лиссабоне, в командировке.
— Вы сами попросили его завезти вам посылку?
— Нет, он сказал, что переезжает во Внуково и утром улетает домой.
— Куда?
— Я не спросила.
Женщина откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
— Воды, — обронил Корнеев.
— Не надо, спасибо.
— Вы можете говорить?
— Конечно. Их было двое. В масках и синих халатах. У них были пистолеты. Они потребовали деньги и чеки.
— Вы отдали?
— Да. Семьсот рублей и полторы тысячи чеков.
— Что они еще забрали?
— Магнитофон и мою дубленку.
— Они угрожали вам?
— Да. Кричали, страшно матерились.
— Голоса, их вы запомнили?
— Один был грузин.
— Почему вы так думаете?
— Во-первых, акцент, а во-вторых, когда я потеряла сознание и потом пришла в себя, то один другого называл Нугзаром.