— Сегодня я в гостях у Донцова был. Мы с вами ехали из Родниково в одном вагоне электропоезда.
— Как же вы оказались на кладбище?
— Помог попутной старушке отыскать сюда дорогу.
В подслеповатых глазах Лазаря Симоновича мелькнула ироничная искорка:
— Оказывается, вы из бюро добрых услуг?..
— Нет, я из уголовного розыска, — решил больше не лукавить Голубев.
На лице старого одессита не появилось ни испуга, ни удивления. Он спокойно сказал:
— Тогда вы должны знать товарища Шахматова.
— Виктор Федорович мой вышестоящий начальник, — ответил Слава. — Не так давно я присутствовал при вашей беседе с ним.
— Не помню. Но именно Шахматов посоветовал мне обратиться к прокурору Бирюкову…
За разговором незаметно дошли до прокуратуры. У входа им встретилась, как показалось Голубеву, озабоченная Галактионова. Сухо поздоровавшись с ним и не обратив ни малейшего внимания на старика, Юлия Николаевна торопливо зацокала каблучками по дорожке между цветочными клумбами к автобусной остановке.
Антон Бирюков находился в своем кабинете со следователем Лимакиным. Они оживленно, как понял Слава, что-то обсуждали, но с появлением худощавого Лазаря Симоновича сразу умолкли. Голубев представил старика. Бирюков предложил Химичу стул и участливо сказал:
— Рассказывайте, Лазарь Симонович, с чем пришли…
Химич осторожно сел.
— Я старый одесский портной… — старик тяжело вздохнул и слово в слово повторил историю поиска своей дочери при поездке в Красноярск, которую Голубев слышал от него в кабинете начальника областного отдела розыска Шахматова.
Бирюков хотя и знал об этом со слов Голубева, однако выслушал старика внимательно. Только после того, как Химич умолк, Антон спросил:
— Какую помощь, Лазарь Симонович, хотите получить от нас?
Старик развел руками:
— Не могу вычислить убийцу моей дочери.
— Вы уверены, что она убита?
— Мое старое сердце это подсказывает, но не знаю, что делать дальше. Как искать Соню? Шахматов, хороший человек, утешает, что доведет розыск до конца. Говорит, вроде бы в вашем районе намечается какой-то след, но все это так ненадежно. Мне мало осталось жить и, если не отыщу перед смертью свою единственную дочь, ее никто не… — у Химича перехватило в горле, и Бирюков постарался его утешить:
— Мы сделаем все возможное, чтобы установить истину.
— К слову, Антон Игнатьевич, — обратился к Бирюкову Слава Голубев. — В райцентре, оказывается, жила сватья Лазаря Симоновича. Виноградова Ольга Модестовна…
— Да, да, — подхватил Химич. — В августе прошлого года мы с Максимом ее похоронили. Тогда с нами еще была Соня.
— Долго Ольга Модестовна здесь жила? — заинтересовался Бирюков.
— С пятьдесят седьмого года. После реабилитации, вернее, до того Олю определили сюда на поселение.
— Она отбывала наказание? За что?
— О, это романтическая история… — Химич ладонью провел по пушистому затылку. — Мы с Олей — одногодки, буревестники революции… Родились и выросли в Одессе. Одесса — это город моря, кораблей и красивых женщин. Мой папа был известным портным. Он шикарно наряжал лучших дам Одессы. А папиросы, выпущенные фабрикой Олиного папы, курили одесские джентльмены. Когда мы с Олей подросли, от этого остались только воспоминания. Но унывать нам и в головы не приходило. Оля от природы была одаренной пианисткой, а мне от папы достался портняжный талант. Вместе поступили в театр. Оля — пианисткой, я — костюмером. Если бы вы слышали, как вдохновенно Оленька играла!.. Если бы вы видели, в какие костюмы всех времен и народов я наряжал актеров… — Старик, закрыв глаза, покачал головой. — У нас с Олей была красивая любовь, хотя от претендентов на ее руку не было отбоя. Сейчас в это трудно поверить, но тогда я был совершенно иной внешностью. Мы собирались пожениться, но… началась проклятая война. Когда немцы захватили Одессу, я ушел к партизанам в знаменитые катакомбы у села Нерубайское. Правда, я не умел далеко бросать гранаты и строчить из пулемета. Но командир отряда сказал мне: «Лазарь, строчи иглой!» И я строчил, ремонтируя партизанское обмундирование, пока Одессу не очистили от оккупантов…
Химич, словно потеряв мысль, надолго замолчал. Бирюков вынужден был поторопить его:
— Что же дальше было, Лазарь Симонович?
— Дальше началась трагедия… Я отыскал Оленьку Виноградову с полугодовалым Максимом на руках. Оказывается, пока я в катакомбах при керосиновой коптилке строчил иглой, Оля влюбилась в оберлейтенанта вермахта Вольфа Швабауэра. Эта любовь обошлась ей в четырнадцать лет сталинских лагерей и вечным поселением в Сибири. В приговоре было указано: «За связь с фашистами в период оккупации», хотя, кроме половой связи, у Оли никаких других связей с оккупантами не было… — Химич, будто снимая паутину, провел ладонью по лицу. — Из застенков той поры люди быстро не возвращались, и я потерял всякую надежду дождаться Олю. Через два года после нашей последней встречи я завел семью, а еще через год у нас с женой появилась дочь Соня. В это время в одном из детских домов я разыскал Олиного Максима. Хотел усыновить, но власти не разрешили. Пришлось содержать его в семье на правах приемыша. Максим рос способным мальчуганом. Был примерным студентом автомобильного института и в конце концов стал прекрасным мужчиной. Вам трудно понять мою радость, когда он полюбил Соню. На их свадьбе я сказал: «Пусть ваша судьба будет счастливее судьбы ваших родителей». Так бы оно и вышло, но… с прошлой осени Сони не стало. Вы можете мне верить или не верить, но никогда не убедите меня в том, что Соня изменила Максиму…
— А Максим ей изменял? — внезапно спросил Бирюков.
Лазарь Симонович затряс головой:
— В это поверить еще труднее!
— Он знает, что вы разыскиваете Софию Лазаревну?
— Я не хочу его расстраивать и отвлекать от дела. Однако Максим — неглупый. На днях спросил: «Отец, чувствую, ты разыскиваешь прошлогодний снег?» Я сказал ему: «Мне уже трудно искать, но, если на свете есть бог он жестоко покарает убийцу нашей Сони».
— Почему сам не пытается возобновить розыск?
— Максим разочарован в возможностях нашего розыска еще с прошлого года. Он приложил много стараний, чтобы отыскать Соню по горячим следам, но, кроме путаницы, из этого ничего не вышло. Сейчас у него осталась одна забота — бизнес.
— В какой фирме работает?
— В последнее время — один из видных брокеров Российской товарно-сырьевой биржи.
— До этого где работал?
— Входить в бизнес начинал с пустяка. Организовал с комсомольцами видеосалон по прокату зарубежных фильмов. Мне очень не понравилась его затея и я спросил: «Максим, вот на этой хохме ты и хочешь сделать большие деньги?» Он послушался. Ушел в кооператив «Автосервис», где в руководстве подобрались одни кавказцы. Не хочу обижать всех, но в бизнес ударились не лучшие представители этих народов. И я опять сказал Максиму: «Уходи из этой шайки, пока не подвели тебя под монастырь». Вы можете со мной не согласиться, но мужчине, знающему три иностранных языка, общаться с кучкой полуграмотных ухорезов — смешное дело, но не бизнес.
— Среди них Асултанова Магомета Саидовича не знаете? — заинтересовался Бирюков.
Лицо Химича стало тревожным. Словно опасаясь, что его подслушают, Лазарь Симонович заговорил тихо:
— Магомет — главный заводила в той, с позволения сказать, фирме. Он несколько раз приезжал к Максиму, после чего я испугался за своего зятя. Порвав с «Автосервисом», Максим нынче зимой на три месяца улетел в Англию для брокерской стажировки. Вернулся оттуда иным, целеустремленным, и занялся настоящим делом. А это, скажу вам, очень нелегкое занятие — быть умным в стране дураков…
Антон улыбнулся. Химич, видимо, посчитав, что тот не поверил в его выводы, торопливо стал убеждать:
— Да, да! Послушайте старого человека. Приведу сногсшибательный пример. Совсем недавно, когда повысили цены на бензин, я сказал соседу по даче Саше Донцову, что скоро наверняка подешевеют автомобили. Это происходит во всех нормальных странах. Решив сделать бизнес, Саша за семьдесят пять тысяч быстренько продал свои «Жигули», и что вы думаете?.. Вместо того, чтобы подешеветь, такой автомобиль, как Сашин, теперь стоит на черном рынке почти полмиллиона! Скажите, разве можно в этой ненормальной стране что-то вычислить?..
— Вы правы, Лазарь Симонович, многое у нас противоречит здравому смыслу, — согласился Бирюков и сразу спросил: — Каким образом Максим оказался в Сибири?
— После института взял направление сюда. Было у него намерение приютить опальную маму Олю. Однако дружбы с ней не получилось. В сорокалетнем возрасте Оленька вышла из лагеря разбитой старухой. У нее образовалась непонятная болезнь со страшными болями. Врачи, пытаясь облегчить страдания, пичкали Олю наркотиками и приучили к этому яду. Последнее десятилетие она без наркотиков уже не могла обходиться. Перед смертью от нее остались в полном смысле кожа да кости. Мы долго искали фотографию Оли для памятника. Оказывается, после лагеря она ни разу не фотографировалась. Пришлось поместить на памятнике портрет довоенной поры.