— Опьянение не снимает вины за преступления.
— Да ты что, Вячеслав Дмитриевич! — вроде удивился бригадир. — Забрать у человека ненужную ему упаковку — это, по-твоему, преступление?
— Имею в виду другое… — с намеком сказал Голубев. — Почему бессовестно лгали прошлый раз?
— А хрен его знает, почему… — бригадир вытащил из кармана пластмассовую мыльницу, используемую вместо табакерки, и принялся сворачивать самокрутку. — Перепугались с пьяных глаз, когда увидели Собачкина мертвым. Подумали, вдруг отравленная бутылка водки попалась, которую мы Гурьяну отдали за могилу. Пришьете нам умысел да еще японский ящик привяжете. Юлька Галактионова при опознании Спартака видела коробку с иероглифами. Так вот… — Лупов глянул в прищуренные глаза Голубева. — Не веришь, что ли?..
— Если бы сразу вот так рассказал, может, поверил бы. Теперь — не верю.
— Ну, блин, честное слово, не вру.
— Все равно не верю. На Марусова хотели тень навести? — строго спросил Слава.
— Да ну его на фиг, старого перечника. Малость помандражить ему полезно. Раздухарился, гусь, на митинге, чуть в политику нас не втянул.
Слава усмехнулся:
— Так вы и испугались политики.
— Не испугались, но…
— Не темни, Артем, давай говорить начистоту.
Бригадир глубоко затянулся самокруткой.
— Честно скажу… Врали потому, что не хотели выдавать Кузнечиху. Скажи мы, что марусовскую коробку отвезли ей, вы бы пошли проверять. Ну и, само собой понятно, прихлопнули бы нашу забегаловку. Теперь веришь?
— Теперь убедительней, но со Спартаком все-таки неясно…
— Почему?
— Потому, что встречался кто-то из вас с ним четвертого июля, — наугад сказал Голубев.
Бригадир помолчал. Несколько раз кряду затянулся табачным дымом.
— Коля Санков случайно сошелся со Спартаком у продовольственного магазина. Понимаешь, собрались мы получку обмыть. Пару пузырей водки на складе добыли, а Колю послали в магазин взять чего-нибудь на закусь. Только он из магазина вываливает с банкой маринованных кабачков да буханкой хлеба, Спартак перед ним нарисовался.
— О чем они поговорили?
— Да ни о чем. Пусть сам Коля тебе расскажет… — Лупов повернулся к грузчикам, заканчивавшим разгружать машину, и громко позвал: — Санков!..
— Ау-у-у! — отозвался тот.
— Ходи сюда.
— Срочно?..
— Одна нога — там, другая — здесь!
Санков вразвалочку подошел к бригадиру. Щелкнув каблуками, вытянулся перед ним в струнку и дурашливо козырнул:
— По вашему приказанию прибыл!
— К пустой голове руку не прикладывают, — ухмыльнулся Лупов.
Санков, не отнимая правой ладони от виска, прихлопнул левой ладонью взлохмаченную макушку:
— Виноват, ваш-бродие!
— Не придуривайся, клоун, — бригадир сдвинулся к краю ящика. — Садись.
— Слушаюсь.
Санков сел рядом с бригадиром. Лупов хмуро заговорил:
— Расскажи оперу…
— Про Анку? — мигом ввинтил Санков.
— Про то, как четвертого июля после получки встретился со Спартаком у магазина.
— Я чо, помню, что ли? — Санков широко улыбнулся. — Целый день хожу трезвый, как дурак.
Бригадир вспыхнул:
— Ну, блин, трёкало! Говорю, не придуривайся, пока оперуполномоченный угрозыска не взял тебя за шкирку.
Санков растерянно повернулся к Голубеву:
— Вячеслав Дмитриевич, правда, мне нечего рассказывать. Ну, вышел я с закусоном из магазина. Спартак навстречу выплыл. Спрашивает: «Посуду там принимают?» — «Нека, — говорю, — бабка старую продавщицу уламывает, а та рычит тигрой, мол, тары нет». Тут в аккурат Анисим Марусов подвернулся. Спартак беркутом на него налетел. Мне их кошачий концерт — до лампочки. Я — огородами, огородами, и — к своей компании.
— Что у Спартака в руках было? — на всякий случай уточнил Слава.
— Авоська.
— А в авоське что?
Санков растерялся:
— Не заметил, мля… То ли пол-литровые банки пустые, то ли какие-то бутылки.
Голубев недоверчиво прищурился:
— Вот даешь! Банку от бутылки не отличаешь?..
— Не, ну я помню, что стекло какое-то…