Ночь. В комнате сопит дежурный офицер, а через коридор за дверью, что напротив, в каптерке, идет игра в карты. Не спится после воплей Холодца. А дело-то плевое: дали им лопаты и сказали: «Копайте!» И они копали. Только перерубили какой-то кабель. Говорят, хорошо, что, когда рубили, никого током не убило. И сейчас Валетов, Простаков и Резинкин были счастливы тем, что остались живы, и тем, что на них только покричали. А кабель менять придется.
Больше всего Валетова злил тот факт, что канаву им приказали копать в марте месяце, когда земля еще студеная, и пришлось ее ломом долбить, пока не дошли до мягкой почвы. Младший сержант Простаков, к большому удовольствию мелкого, не вел себя как сволочь, то есть не заставлял слишком много бедного маленького мальчика махать ломом – сам большую часть работы проделал. Даже товарищ ефрейтор Резинкин, и тот не остался в стороне. Как-то уж получилось здорово, что в парке все вверенные ему машины могут завестись, а если всю работу выполнил, значит, добро пожаловать на траншеи. Что и пришлось Витьку пережить сегодня вместе с остальными корешами.
Витек то и дело поглядывал на истертые в кровь руки.
«Когда ж это закончится?» – подумал он. И тут его озарило.
– Мужики, нам осталось-то всего один год отслужить. Год остался! Половина позади! Если отпуск выкинуть, как раз год.
– Да, – соглашался Фрол, заглядывая к Простакову.
– Че ты смотришь-то? – обижался Леха, убирая карты в сторону.
– Да ниче, ниче, – успокаивал его Фрол. – Ты ведь все равно эту игру не знаешь, тебе объяснять надо.
– Че это я покер не знаю. Знаю покер, – оправдывался Леха, глядя на стопочку сигарет около Валетова.
– Да плохо знаешь. – Фрол глядел на Резинкина и подмигивал тому.
– Че это вы еще перемигиваетесь?! – воскликнул Простаков с обидой. Он проиграл уже десять раз кряду и не понимал, почему к нему не идет карта.
Сегодня был первый вечер, когда Простакова Витек с Фролом решили научить играть в покер, и успехи тот делал неплохие. Где-то раз на пятнадцатый, когда сигарет у Лехи больше не осталось и играли на интерес, Гулливер воскликнул, что он выиграл, и бросил на стол карты. Все увидели два туза и три дамы.
– Фул хаус!!! – кричал он и радовался. – Фул хаус!!!
Закрыть такую комбинацию в большинстве случаев – невозможно, мало что остается. Но Валетов не сдавался, он выложил перед Простаковым свои карты:
– Вот, гляди: четыре туза и покер.
– Как это так?! – не понял Леха и схватил Фрола за грудки. – Ты что? У меня вот два туза, как это у тебя четыре? Такого быть не может!
– Но у меня же вот они есть, – оправдывался Валетов. – И кто тебе сказал, что в колоде всего четыре туза?
– Ты сказал, – наступал на него здоровый, приподнимая мелкого со стула.
Резинкин лежал. Он был не в силах подняться и ржал до того момента, пока Леха не заткнул ему пасть.
– Ты че разорался, – бурчал он. Выпустив из рук Валетова, он добился того, что теперь мелкий стал падать на пол со смеху, глядя на то, как Витек пытается освободить собственный рот от рук Лехи, продолжая истошно вопить и вырываться.
Оставив бесполезное занятие, Леха снова поймал мелкого и начал обыскивать его. Когда из рукавов, из штанов посыпались карты, Простаков разозлился:
– Ты нечестно играешь!
– Ну конечно, нечестно, если на столе шесть тузов. – Валетов крутил пальцем у виска. – Ты че, дурак, че, приколоться нельзя?
– Так это пока я тут все время проигрывал, ты надо мной прикалывался?
– Ну немножко.
Резинкин ржал. Гулливер подскочил к нему и тоже стал обыскивать, и из него тоже посыпались карты.
– Вы два урода! – Леха обиделся и, хлопнув дверью, ушел спать.
На следующий день история с перерубленным кабелем получила продолжение. Для того чтобы восстановить его, необходимо было выбрать вокруг поврежденного места побольше земли, иначе электрики не смогут заняться обрывом. Виновные вновь были отправлены на работы.
Как только Валетов вручил Простакову лом и предложил им немного помахать, Леха отбросил инструмент в сторону и встал в позу:
– Вы сегодня ночью надо мной немного поиздевались, теперь я над вами поиздеваюсь. Берите инструменты и начинайте выбирать вот здесь и вот здесь.
Резинкин беспрекословно подчинился, а Валетов попытался еще немного поиграть на нервах, но Леха был непреклонен. Отыгрываясь за ночное издевательство, он сидел на куче выкиданной земли, подложив под зад фуфайку разогревшегося Резинкина, и глядел на то, как парни трудятся.
Мартовское солнышко грело, и работяги вскоре запотели и задышали.
– Вот так, вот так, – подбадривал их Простаков. – Меньше отдыхаем, больше трудимся. А нарушать приказ старшего по званию нельзя.
– Да если бы ты был и младший по званию, – Фрол заискивал перед Гулливером в надежде на то, что он и сам поможет им в работе, – все равно бы тебя пришлось слушаться, видишь, ты какой здоровый! – И тут с хорошего тона Фрол перешел на оскорбление: – Вот наградила же природа такого дурака силой. Так он вместо того, чтобы товарищам помочь, сидит на выработанной ими земле и улыбается.
– Эту кучу я вчера накидал, – поправил его Леха. – А кабель, между прочим, ты перерубил.
– Да как это я! – Фрол выскочил из ямы. – Это ты перерубил, я вчера в яму-то и не спускался!
Простаков не стал с ним спорить и посоветовал вернуться обратно к работе.
– Опять дерево трухлявое, – ругался Резинкин. – И камни какие-то...
– Ты копай, копай, не отвлекайся, – напутствовал его младший сержант. – Резче движения, товарищ боец!
Вдруг Резинкин перестал рыться в яме, запустил в землю пальцы и вытащил на свет монету.
– Ты че нашел? – подскочил тут же к нему Фрол и выхватил находку у Резинкина из рук.
– Отдай! – воскликнул Витек.
– Да, ладно-ладно. – Фрол отошел в сторону.
Простаков подкрался к нему и перехватил монету вместе с рукой. Потом вырвал, так что Валетов вскрикнул: «Пальцы!»
– Да ладно, какая мелочь. – Леха отдал монету Резинкину. – Не ты нашел, не лапай!
Витек стал разглядывать находку. Монетка была небольшая, но подозрительного такого, желтого цвета, что наводило на всякие разные мысли. Потерев ее между пальцами, Резина очень быстро добился приятного блеска. На его руки сейчас смотрели Леха и Фрол. Фрол шептал:
– Не может быть, чтоб это было золото.
– Это почему? – обиделся Резинкин.
– Потому что таким дуракам, как ты, не должно везти по жизни.
Простаков, услышав разговоры о богатстве, как-то сразу потерял к этому интерес и сам спустился в яму, начав там ковыряться.
– Уйди оттуда! – закричал Резинкин, спрыгнул вниз и накинулся на Простакова. – Это я нашел, понял? Нечего здесь рыть! Мое место.
Сунув монету в карман, Резина продолжил копаться дальше. Глядя на то, как он рьяно роет, Простаков советовал ему время от времени не углубляться, а расширять, расширять фронт работ. К обеду на энтузиазме Резинкин перерыл все, а Валетову и Простакову оставалось только наблюдать сверху за тем, как рьяно трудится их товарищ. Но из ямы Витек вылез только к обеду, и он был очень расстроен тем, что его дальнейшие поиски ничем не увенчались. Зато с поставленной задачей все было в порядке.
– Ну, че будем делать? – Простаков чесал лоб. – Скажем, что нам еще надо время, придем сюда, будем балдеть. Да, Резина?
Резина тем временем разглядывал монетку:
– Не по-нашему написано.
– Дай поглядеть, – вился вокруг него Валетов. – Ты же дурак, ты не поймешь, что это такое.
Надо действительно было разобраться. Прежде чем отдать более образованному, Витек сразу поставил точку в споре:
– Монета моя. Всем ясно?
– Да ради бога, – обиженно пробурчал Простаков.
– Завидуешь, – улыбался Резинкин. – А монета клевая.
После приема пищи, несмотря на уговоры остальных посидеть-побазарить, Резинкин снова спустился в яму и продолжил шарить там лопатой в надежде еще на одну находку.
– Да это случайность, – Фрол говорил нетвердо, он и сам был бы не прочь поискать, если бы это было не так тяжело.
– Вот дерево и камни, – Простаков рассуждал, глядя за возней сослуживца. – Скорее всего, здесь когда-то дом стоял.
– Че это тут в таком месте дому делать? – не согласился Валетов. – Место непрестижное. Посмотри вокруг: вот там лес, а мы посреди поля; и рядом ни пруда нет, ни каких тебе достопримечательностей. Может, тут хотя бы дуб рос столетний, так дуба тоже нету. Ничего нету – пустое поле. Почему тут должен был стоять дом? И раньше так далеко от остальных дома не строили. Раньше деревнями жили.
– Много ты знаешь, – бурчал Резинкин, продолжая копаться.
Когда под его лопатой в очередной раз что-то звякнуло, все просто застыли. А Резина, он начал рыть интенсивнее и вывернул на свет в скором времени небольшую наковальню.
– Ниче себе! Так тут че получается, кузня, что ль, была?
– Ага, печатный двор тут был: монеты, наковальни, кузни. – Фрол ходил по краю ямы, словно кот вокруг банки со сметаной.
Неожиданно самый образованный из троицы предложил закончить изыскания, объяснив это тем, что столь обширная разработка может навести электриков, которые рано или поздно сюда прибудут, на мысли о каких-то посторонних работах – для того чтобы им кабель починить, они уже тут достаточно нарыли.
– Надо бы местные архивы посетить, – продолжал рассуждать Валетов. – Может быть, осталась какая-нибудь информация о том, что здесь было и что это за место такое.
– Че за место, – ехидничал Простаков. – Рабочее такое место – солдаты тут ямы роют. Понял?
– А для чего мы тут яму роем? – задал сам себе вопрос Валетов и тут же ответил: – Роем мы ямы под столбы, поскольку здесь принято решение нашим дальновидным командованием поставить еще один парк.
– Не могли до весны подождать, – бурчал недовольный Простаков.
– Если б до весны подождали, то не я бы эту яму копал, может быть, – возражал Резинкин, – и не нашел бы эту монету.
– Ну, дай рассмотреть! – вился вокруг него мелкий.
Видимо, это увивание доставляло механику-водителю большое удовольствие. Ему было приятно, как его просто упрашивают ознакомиться с найденной вещицей. Простаков как бы не показывал собственного интереса к этой находке, но по его временами напряженному молчанию чувствовалось, что надо бы все-таки и меру знать в издевательствах над товарищами и показать, что же это такое.
Наконец Резинкин смилостивился и вытащил из штанов находку.
– Нате, глядите, – небрежно отдал он монету Валетову.
С одной стороны желтенького кружка был выбит профиль какого-то мужика, а с другой стояла корявая единица и под ней шла надпись на латинском. Название валюты прочитать оказалось невозможным, так как большая часть надписи была затерта.
– Это номинал какой-то, – тут же сообщил остальным свой вердикт Валетов.
– Чего это? – не понял Простаков.
– Чего-то один, понимаешь? Есть один рубль, один доллар, а это чего-то тоже один.
Валетов взял и на глазах у обезумевшего от ужаса Резинкина засунул монету в рот и надавил на нее зубами. После этого вынул и поглядел.
– Золото, Витек. Ты нашел золото.
– Не может быть, – Резинкин побледнел и отобрал обратно монету. – Неужели золото? Если в лом сдать, как думаешь, сколько за нее получить можно?
– Ты дурак, в лом! Тебе коллекционеры кучу денег за это отвалят.
– А если в лом? – поддержал собственника здоровяк.
– Да как вы не поймете! – схватился за голову Фрол. – Раньше пробу золота не выдерживали так, как сейчас. Металл, из которого выплавлена монета, с точки зрения ювелирной промышленности – от-стой полный! В каком это веке сделали? Ну-ка дай обратно.
Валетов попытался вырвать монету, но Резинкин сам стал крутить ее перед глазами:
– Вот здесь вот только вот видно, – он смотрел, напрягая зрение, – тысяча шестьсот...
– Какой? – не поверил Простаков. – Не может быть!
– Вот, тысяча шестьсот пятьдесят какой-то год, – наконец-то сообщил Резинкин. – Это же сколько веков назад!
Простаков протянул руку, и Резинкин положил на нее монету.
Леха покрутил кругляшок в руках и затем вернул ее владельцу.
– Не слишком тяжелая. Много денег тебе за нее не дадут.
– Да хоть немного, – мечтательно произнес Валетов и прищелкнул языком. – Можно было бы купить килограмм шоколада или двадцать литров пива, представляете? Пива! Двадцать литров! Немецкое. Или наше. Наше дешевле. Тогда тридцать литров на троих. По десять литров на пачку. Это же какой праздник можно устроить!
После отбоя, вечером, дебаты были продолжены. Ясно было одно, что монету надо было как-то реализовывать, для того чтобы надыбать с нее хоть немного денег. В армии с деньгами – никак! Потому как зарплата солдата – пародия на дотацию.
Они еще не знали, как реализовать монету, но уже договорились о том, что это будет пиво, красная рыба или, на худой конец, вобла. За перерубленный кабель никто не будет отпускать вас даже в увольнение в поселок, поэтому единственной возможностью выхода в цивилизацию оставалось пойти в патруль – делать вид, что ты ловишь себе подобных, попытавшихся в самоволку смотаться в поселок из батальона.
Такая возможность всем троим отправиться в наряд предоставилась только через два дня. Одевшись в парадку, навесив штык-ножи, патрульные, возглавляемые Простаковым, с красными повязками на шинелях, вышли через КПП и пошли вначале по ранее определенному маршруту. Ни для кого не было секретом, что патрульные как раз и снабжали батальон водкой, сигаретами и наркотой, последнее – для особо страждущих. Естественно, поручения выполнялись за некую мзду.
К Простакову уже подходили из других рот с просьбой купить то-то и то-то. Но Леха, благодаря своим габаритам, сумел вежливо всем отказать, сославшись на уже и так большое количество поручений, и поэтому попросил людей подождать, пока их собственные граждане соберутся в тот же патруль или когда они сами в него пойдут.
Пройдясь по порядку по Ильич-стрит и будучи засвеченными, что очень хорошо, майором Холодцом, троица наконец свернула с главной улицы и пошла по поселку в сторону небольшого рынка, где торговля шла постоянно. Там продавалось все, начиная от ворованного воинского имущества, сбываемого теми же прапорщиками, и заканчивая завозимыми из далекого Китая полотенцами и трусами, которые в большом количестве развешивали на своих прилавках узкоглазые, темнокожие и темноволосые люди.
Простаков тут же подошел к одному из продавцов и, стоя перед разложенным рядом мужских носков и маек, стал пытаться наладить разговор с этим человеком, очень и очень похожим на аборигенов той местности, в которой он вырос. Простаков раньше никогда не был на рынке, несмотря на то что прослужил уже год в этом поселке. Когда солдат говорит, что он служил там-то и там-то, это не значит, что он в этом углу все видел. Солдат в одном и том же углу видит именно то место, на которое ему укажут старшие товарищи командиры, а не то, на которое он хочет смотреть.
Фрол с Витьком, как это и положено по правилам ведения патруля, последовали за своим старшим, который уже успел сказать несколько фраз торговцу, но тот непонимающе глядел на него и не знал, что ответить. Наконец, на нормальном русском языке человек сообщил, что он не понимает подошедшего к нему солдата. Сконфузившись, Леха тоже перешел на русский и попросил узкоглазого продавца подсказать ему, где на базаре можно сдать в лом золото.
Торговец моментально забыл про тряпки, положил на прилавок футболку, которую он начал крутить в руках, как только Простаков подошел к нему, и, улыбаясь мелкими зубами, попросил Простакова показать ему предмет, который жал ему карманы и вел к перекупщику.
– От тебя я денег не увижу, – тут же парировал его домогательства Леха. – Где тот, кто скупает золото?
Как оказалось, человечек в потертой фуфаечке сидел на раскладном стульчике, а перед ним на картонке была надпись: «Куплю золото, серебро, медали, монеты».
– О, монеты! – воскликнул Валетов и ткнул Резинкина в бок. – Видишь, он монеты покупает.
Другого такого мужичка на всем рынке не нашлось, поэтому делать было нечего. Валетов подогревал постоянным нытьем разговоры о пиве и о том, как это будет классно. Пришлось Резинкину вынимать из кармана находку и отдавать заинтересовавшемуся дедульке, чьи руки стали мелькать в воздухе с великой быстротой.
Наконец, помахав руками, чем он выражал свои собственные охи и ахи, глядя на сверкающий желтый кружочек в руках Витька, он сделал невидимое движение, и монета перешла в его маленькие крючковатые пальцы. Мужичок снял с носа навороченные солнцезащитные очки, и солдаты увидели, что у скупщика только один глаз настоящий, а второй представляет из себя сплошное бельмо. Поглядев на монетку, мужичок неожиданно сунул ее к себе в карман.
Простаков был в ярости. Он сорвал наглеца с его стульчика и уже хотел было тряхнуть хорошенько, но тут мужик запищал:
– Не троньте инвалида! – и постучал по одной из ног. Раздался глухой звук, обозначавший, что под штаниной у него находится протез. – Никуда я от вас не убегу.
Сложив стульчик, подобрав картонку, мужичок поковылял в только одному ему известном направлении. Вскоре солдаты спустились в небольшой подвальчик, где стоял стол, а в углу лежали скребки и метлы.
– Я тут дворник на рынке. Что мне платят? Ничего не платят! – кудахтал мужик. Трое смотрели на него напряженно. – Да вы не волнуйтесь, ребята, – он выложил монетку на стол. Включил лампу и стал крутить под ней найденный экземпляр.
Одноглазый мужичонка, так его растак, глядел на монету в течение минут двух, при этом он вздыхал и охал, не обращая внимания на натужные вопросы Валетова.
– Сколько? Ну, сколько? – вился вокруг него мелкий до тех пор, пока Простаков не прищемил ему хвост.
– Стойте, успокойтесь, – бормотал мужик. – Сейчас я вам все скажу. Сейчас я назову цену. Я дам вам за эту монету, – он задумался, – пятьдесят рублей. Это большие деньги для такой мелочи.
Резинкин помрачнел, а Простаков выхватил с пояса штык-нож и воткнул его аккуратно между ладонями мужика. Острие лезвия вошло в миллиметре от монеты. Одноглазый в испуге отдернул руки и одним-единственным зрачком, расширившимся от ужаса до огромных размеров, глядел на здоровяка, который едва не оттяпал ему еще и пальцы.
Простаков улыбался.
– Извини, – пробормотал он, забирая денежку. – Я забыл, что для пальцев протезов-то не делают, может быть, я был бы повежливее. На, – Простаков отдал монету Резинкину, – останется тебе как сувенир. Будем мы тут из-за пятидесяти рублей бодягу разводить.
Солдаты пошли обратно. Валетов на прощанье показал этому то ли дворнику, то ли бомжу, то ли непонятно кому средний палец на руке и последовал за остальными.
– Стойте! – взмолился дворник. – Дам сто рублей! – но его никто не слушал. – Дам двести!
Первым остановился Валетов, которому хотелось пива и было наплевать на монету. Но Простаков упрямо поднимался из подвала наверх.
– Триста!
Резинкин начал оказывать сопротивление, но Леха его вовремя схватил за ремень и тянул все выше и выше.
– Четыреста!
Остановившись около двери, Леха повернулся и, прищурившись, взглянул на мужичка:
– Две тысячи. Иначе эту монету ты никогда не увидишь.
Мужичонка, вскочивший было со стула, вновь плюхнулся на него и забился в истерике:
– Но у меня нет таких денег!
– Значит, эта монета стоит как минимум в два раза больше, если ты согласен ее купить за две, – тут же начал отрабатывать собственное образование Валетов. – Ведь ты не дурак и сам хочешь остаться с прибылью. Поэтому и собрался, и пошел с рынка, а не стал там с нами разговаривать. День удался, да, мужик? – улыбался Валетов, снова спускаясь по ступенькам вниз.
– У меня нет двух тысяч! – жался скупщик. – Мне надо время.
– А сколько у тебя есть? – спросил практичный Леха, прикидывая, что, если мужик сейчас даст полторы, это уже неплохо. Правда, согласится ли с этим хозяин монеты... Но, скорее всего, согласится. Иначе проведет неспокойную ночь. А никто не любит Простакова – он ведь может так достать товарища, что впоследствии только от его разговоров о неправильном поведении становится дурно и болит голова. Нет, он руками не трогает, просто никуда не отпускает тебя из комнаты в течение трех часов и посреди ночи долдонит о том, что товарищ боец повел себя неверно и должен был вести себя иначе – так, как надо Леше Простакову.
Закатив за веко свой единственный глаз и оставшись на мгновение практически слепым, старик поднялся, вернул глаз в нормальное положение и подошел к кубышке, из которой вытряс все имеющиеся у него деньги.
– Вот, тысяча шестьсот пятьдесят рублей. Если не хотите ждать два часа, можете забрать вот эти деньги – и отдайте мне монету.
Солдаты переглянулись.
– Кто знает, сколько он еще там ходить будет, – прошептал на ухо Простаков. – Соглашайся. Пива упьемся!
– Но ведь она стоит четыре тысячи, – возражал Резинкин.
– Да не знаем мы, сколько она стоит! Давай заберем деньги, отдадим монету и уйдем.
На том и порешили. Поменяв все, что у него было, и забрав монету, мужичок возьми да и улыбнись, что могло свести все его усилия на нет, потому как Лехе не нравилось, когда его обманывают, а обманывали его очень часто, но в основном свои же друзья, и потом ему об этом рассказывали. Он злился, но никому рук и ног не отрывал. А здесь же вот чужой человек, и улыбается точно так же, как Валетов, когда обманывал его. Он эту улыбочку хорошо знал. Леха повелся было, но Резинкин помахал перед его носом деньгами, часть из которых была замусолена и весьма грязна, но это все-таки деньги, и им сейчас на том же рынке за эти деньги дадут несколько бутылок пива, которые еще необходимо искусно затарить в шинель и уйти в какое-нибудь укромное местечко.
Выбравшись на улицу, довольные патрульные тут же отоварились, взяли по две бутылочки, сунули в карманы и поглядели по сторонам. Надо было куда-то уйти. Но сейчас не лето, зеленых деревьев и кустов нет, затариться негде и потихонечку посидеть, подудонить пивко. Пришлось возвращаться обратно к этому дворнику, платить ему из тех денег, что он им отдал, пятьдесят рублей за постой, садиться и за этим самым столом в подвальчике, там, где под потолком горит одинокая маломощная лампочка да мурлыкает крохотный китайский радиоприемник, базарить о службе. И одноногого угостили, все-таки щедрый мужик попался – за какую-то сраную монету больше полутора тысячи денег дал.
Слово за слово, и вскоре одноногий сам спрыгал еще за пивом на ассигнованные ему средства, вернулся довольный, с новой колодой карт, и предложил поиграть по маленькой, так, на интерес. Фрол поглядел на часы. Они вполне могут зависнуть здесь. На том и порешили.
Игра, в которую начали мужики резаться, называлась «Покер», и это слово Леха знал. Несмотря на то, что Валетов и Резинкин считали себя искушенными игроками, но карта не шла, и вскоре они остались ни с чем – наскребли последнюю сотню. Тут Леха, поглядев на своих недавних учителей, пнул их под столом то одного, то другого, отчего оба пошатнулись и примолкли, и предложил сыграть один на один.
Одноглазый, разошедшийся от пива и прущей к нему удачи, улыбаясь валетовской, ненавистной Лехе улыбочкой, тут же согласился, глядя на выложенную перед ним бумажку в пятьдесят рублей.
Фрол с досады махнул рукой, отвернулся от стола и закурил. Резинкин поддержал товарища. Так они сидели и дымили. Витек хоть изредка на стол поглядывал, а Фрол, тот вообще скис и был рад тому, что сейчас у него в руке еще зажата недопитая бутылка – все, что у них осталось с этой монеты.
Неожиданно для собравшихся Простаков объявил о выигрыше, забрал у продолжавшего улыбаться одноглазого пятьдесят рублей и удвоил ставку, поставив стольничек. Раздали снова, и снова Леха выиграл. Одноглазый продолжал улыбаться.
Настала очередь третьей партии. Разыграли. Леха опять выиграл, но на этот раз одноглазый почему-то уже не улыбался, потому как состояние Простакова начало стремительно расти. Постоянно увеличивая ставки через игру, Леха добился паритета и предложил поставить все на все. На лбу у мужичка выступил пот, и потел он не один, так как и Витек, и Фрол переглядывались друг с другом и утирали ладонями мелкие бисеринки влаги.
– Ты че, дурак? – шептал ему Валетов. – Сейчас все просадишь.
– Судьба, – возражал Леха, – судьба такая.
Раскидали. Прежде чем открыться, Леха выдержал паузу, не стал выкладывать собственные карты, не дожидаясь, пока раскроется противник.
Но не могло быть такого. Только в сказке! Стрит. Придумать что-то более существенное просто невозможно. Нет, конечно, варианты еще есть в покере, но они выпадают-то раз в году. Не раскрываясь, одноглазый бросил свои карты, и снова все деньги перешли к пацанам.
– Ну че, может, на монетку? – Леха тасовал карты неумело, видно было, что игрок-то он начинающий и никак он не может делать такого маститого игрока, как одноногий. Ведь тасовал тот не глядя и с очень большой скоростью. А Леха ковырялся в колоде, словно дите в солдатиках. Кое-как перемешав, стал снова раздавать.
– Нет! – воскликнул мужик. – Ты плохо помешал.
– Ну помешай, – предложил Алексей.
И тот мешал. Мешал долго, глядя на поблескивающую монетку и кучу денег. Наконец отдал колоду Лехе, Леха еще несколько раз перекинул карты и занялся раздачей. Посмотрев на то, что ему выпало, он отбросил три карты, взял из колоды еще три и уставился в собственный окончательный вариант.
Игроки смотрели друг на друга, и было слышно, как по комнатке летала слишком рано проснувшаяся толстенная муха и натужно жужжала. Пустая бутылка выскользнула из руки Валетова и, упав на пол, разбилась. Все вздрогнули. Мужик первым выбросил свои карты, и там ничего, кроме двух пар, не было. Леха тоже раскрылся, и все солдаты радостно закричали:
– О-го-го!!!
Собрав все карты со стола и забрав монету и деньги, оставив скупщика ни с чем, троица с гоготом выкатилась на улицу. Мужику в качестве дивидендов от сегодняшнего дня остались пустые бутылки да мусор и грязь на полу.
Пьяный и довольный патруль вернулся обратно на Ильич-стрит. Парни не сдерживали эмоции, они от ощущения великого кайфа отбили Лехе всю спину. Тот улыбался и никому не давал сдачи, несмотря на то что Валетов порой лупил со всей дури, пытаясь пронять толстокожего слона. Но тому все было нипочем. Выходило, что монета остается у Резинкина – не будет он чужое забирать, а вот деньги, деньги все Леха забрал себе. И теперь он становился королем, ведь в его карманах сейчас было больше тысячи. А Валетову ничего не досталось: он снова был зол и обижен на происходящее. У этого – звание, другой – ефрейтор, а у него снова – ни монеты, ни денег.
Сидя вечером в каптерке, датые и довольные, Простаков, Валетов и Резинкин начали играть в карты. Понятное дело, что теперь Леха пользовался авторитетом. Но почему-то, когда они играли втроем, Простакову опять не везло, и он проиграл пачку сигарет, купленную на рынке.
– Хватит придуряться! – злился Валетов. – Играй нормально.
Но Леха продолжал сдувать все подряд. В одну из раздач Резинкин стал гоготать без удержу.
– Ты че? – не понял его оставшийся недовольным сегодняшним днем Фрол.
– Да на, погляди! – Он отдал ему карты, и Валетов увидел, что на руках у Витька оказались две пиковые дамы.
– Это че такое?
Простаков улыбался во всю пачку:
– Тройка, семерка, туз. Ха-ха-ха! Как у Пушкина. Вы думаете, почему я у одноглазого выиграл? У меня в кармане еще одна колода была. Понятно? Кто меня учил-то?! А? – Он гоготал во всю глотку.
– Откуда? – недоумевал Фрол.
– Те карты, что я из вас вытряс, я собрал и...
Раскрылась дверь каптерки, и на пороге появился лейтенант Мудрецкий, дежуривший в эту ночь.
– Оборзели совсем! Людям спать не даете! Карты убрали.
Порявкав на пацанов, Юра закрыл дверь и ушел спать. Мудрецкий ненавидел дежурить в роте. Каждую ночь, как он заступал на дежурство, случалась какая-нибудь гадость: один другому морду набьет или какие-нибудь уроды в сортире марихуаны обкурятся. Сегодня, как это ни странно, в роте все прошло спокойно.
Лейтенант вышел из каптерки, посмотрел на взлетку. Так, следов крови нет – замечательно. Прошел в сортир – чисто. Дневальный на тумбочке стоит. Взглянув на часы, Мудрецкий посмотрел на тумбочку.
– Эу! – крикнул он. Дневальный, замерев по стойке «вольно», дремал. – Хорош спать, ори давай.
Встрепенувшись и раскрыв глаза, человек в форме увидел, что на часах уже шесть-ноль одна, и выкрикнул ненавистную команду:
– Рота, подъем!
Одновременно с его словами на этаж вошел комбат, гладко выбритый, морда бледно-красная с морозца, весь такой деловой, подтянутый, насколько это возможно с его огромным пузом. И тут же дневальный прокричал:
– Смирно!
Лейтенант на том самом месте, где застала его команда, обернулся кругом и замер – в коридоре больше никого.
– Че такое, я не понял, где люди? – забухтел комбат. – Минута прошла, никого не наблюдаю. Где дежурный?
Начался новый армейский день. Тем временем Простаков, лежа в каптерке и придавив собою во сне Резинкина, попытался разлепить глаза, но у него ничего не получалось до тех пор, пока Фрол, очнувшись, не стал пихать его в плечо. Не успели они прийти в себя со сна, как в каптерку завалил комбат, застав троих приятелей в месте, где им быть совершенно не положено.
– Это че такое? – бурчал Стойлохряков. – Ну-ка, построились! – Троица поднялась и оправилась. – За мной! – скомандовал Стойлохряков, и солдатам пришлось подчиниться. Он, не давая им одеться, в одной форме провел из казармы в штаб и застроил их у себя в кабинете.
Приказав дежурному приготовить себе чаю, комбат недолго тянул кота за интимное место:
– Где монета?
Никто из троих не пошевелился. У каждого в голове возникла одна и та же мысль: как комбат узнал о находке?
– Монету сюда! – палец стучал по крышке стола.
Никто не шевелился.
– Вы о чем? – заискивающе Фрол приблизился к начальнику, но тут же был окриком возвращен на место.
– Я не буду с вами шутки шутить! – комбат стучал уже кулаком по столу. Но его проявления крайнего нетерпения не ускорили сдачу денежки. – Мне что, с каждым по отдельности беседовать? – Стойлохряков хитро прищурился. – А может, попроще поступим? Задержу-ка я вас, ребята, на месяц здесь. Может, вы в отпуск не пойдете? Согласны каждый день копать?
Надо бы конфликт урегулировать как можно быстрее и с меньшими последствиями. Но никто из троицы не хотел первым начинать торги. По логике вещей, Витек сам должен был решить, отдавать монету или нет. Слава богу, это понимал и Простаков, и Фрол. Они молчали и ждали, пока Резинкин сдаст собственное добро. На крайний случай у них остались деньги – это уже неплохо. Фиг бы с ней, с этой монетой! Но Резинкин стоял не шелохнувшись и честными, преданными глазами глядел на комбата, не желая утрачивать древнюю реликвию, с тысяча шестьсот какого там она года, он не помнил.
Наконец Простаков наступил Резинкину на ногу, и тот заорал:
– А-а! А, да. Я, я. У меня... У меня, товарищ полковник, монета, – он порылся в карманах и выложил на стол желтенький кружочек.
Комбат, довольный, разрешил удалиться военнослужащим, но после завтрака вновь вернуться сюда к нему, вместе с лейтенантом Мудрецким. Как только солдаты ушли, подполковник принялся разглядывать находку. Он вертел ее в руках некоторое время, а затем точно так же, как Валетов, попробовал монету на зуб и поглядел, осталась ли на ней вмятина.
– Ну, ни фига себе! – Он снял трубку телефона и сообщил, что едет.
Запрыгнув в собственную «Ауди», комбат понесся по заснеженным улицам. Когда он входил в гостиную Шпындрюка, тот встречал его уже вместе с супругой, одетый, бритый и готовый к существованию в сегодняшнем дне. Выхватив из рук комбата находку, Шпындрюк первым делом подошел к окошку. Жена крутилась тут же и протягивала время от времени свои пухлые ручонки, чтобы супруг дал ей возможность полюбоваться на драгоценность.
– Ну дай мне посмотреть, ну дай! – крутилась жена. И наконец он отдал ей монету.
– Смотри не потеряй!
– Да что ты, что ты!
Шпындрюк только после этого поздоровался со Стойлохряковым и предложил ему кофе. Военный не отказался. Прихлебывая из чашечки, на третий «ш-ш-ш-п» Протопоп Архипович, поглядев на подполковника, недоверчиво спросил у него:
– А где остальное?
Кофе едва не пролился на полевую форму.
– У меня только одна монета. Да и вы мне сами, Протопоп Архипович, сказали, что она одна-единственная.
– Не может быть такого, – обиженно возразил Шпындрюк. – Что же ты меня за дурака держишь? Ты знаешь, что в этих самых местах когда-то стоял дом графа Пустецкого, а вот в каком месте, до сих пор не знали. Богатый, сволочь, был! Жуть. Так вот этой монетке больше неоткуда тут взяться, кроме как из его дома. Ты хоть знаешь, где они копали?
– А то как же. Это мы все установим с точностью до миллиметра.
– До миллиметра не надо, – возразил Шпындрюк. – Давай лучше подумаем, как нам поиски продолжить. Ты уверен, что солдаты не нашли больше чем одну монету?
Здесь комбат задумался:
– А что, это больших денег стоит?
Шпындрюк встал, отобрал у жены находку и положил ее перед комбатом на стол.
– Вот это голландский гульден. Их было выпущено всего по тем документам, которые есть, ты погоди... – Шпындрюк ушел и вернулся обратно с толстым справочником, – выпущено их всего три тысячи штук одним крупным феодалом. Это его собственные деньги. Стоимость этой монеты по каталогу... – Шпындрюк молчал так долго, что жена не выдержала и промычала, подгибая колени:
– Ну-у-у!
Он поглядел на нее поверх очков, затем на комбата и тихо прошептал:
– Двенадцать тысяч.
– Рублей! – воскликнул комбат, хватая со стола монетку.
– Да нет, – улыбался Шпындрюк. – Не рублей, а у.е. Хочешь по нынешним временам в еврах, хочешь в долларах, но у.е.
– Ни фига! – жена кинулась к Стойлохрякову, и тот быстренько отдал ей монету от греха подальше. Не хватало, чтобы она начала его еще избивать – женщина в возрасте и достаточно нервная. Как с ней Шпындрюк уживается – непонятно.
Заполучив обратно в свои руки дорогую находку, счастливая женщина подлетела к мужу и положила ее перед ним на стол, будто это она ее добыла и отняла у врага-комбата.
– Не волнуйся, дорогая, – Шпындрюк вернулся к кофе. – Надо бы плотно поговорить с солдатиками, а то, глядишь, остальное-то осядет у них в карманах. А бестолковые дети возьмут да вот таким мелким скупщикам продадут все. Если бы этот дворник не пожаловался мне, что его патруль обыграл в карты...
– В карты обыграл? – переспросил Стойлохряков. – Какой патруль? Это что же они, выходит, в патруле в карты играют и пиво пьют! Я обещаю, Протопоп Архипович, я из них душу выну, на Север сошлю!
– Не надо! А то мы никогда не узнаем, нашли они еще что-нибудь или нет. Ведь солдаты, они не дураки.
– Сомневаюсь, – тут же вставил комбат.
– Может, пошли всего-навсего с одной монеткой, а надыбали-то кучу! Этот граф, он очень богатый был, мать его, ну о-о-очень!
– Да неужели?! – снова подогнулись коленки у супруги, и она рухнула на диван. – И насколько же богатый?
– До хренища богатый, – проговорил шепотом Протопоп Архипович и посмотрел на огромную хрустальную люстру в собственной зале. – Такой богатый, что нам только снилось!
– Ой! Мне снилось намного больше, чем он богатый! – тут же подскочила жена.
Полопав за завтраком овса и прихватив с собой лейтенанта, солдаты вновь предстали перед подполковником.
– Мужики! – обратился приветливо к военнослужащим командир батальона, чего за ним не водилось в принципе. Если на лице у Стойлохрякова милая, обворожительная улыбка, значит, через пять минут ты будешь по уши в говне или над тобою будет ржать весь застроенный взвод, а то и рота, потому как последует едкая шуточка. И останется только потеть и бледнеть.
Стойлохряков не был дипломатом, и, несмотря на то что он усадил своих подчиненных за стол и напоил их чаем, долго ходить вокруг да около он не мог. Тем более люди, сидящие перед ним, не понимали, чего он от них хочет, и из-за этого напряжение в комнате лишь возрастало. Мудрецкий честно про себя думал, что все эти улыбки в конечном счете обернутся, во всяком случае для него, командировкой в какое-нибудь неприятное место, может, повоевать пошлет – какая разнарядка пришла ему, кто знает. А сейчас на прощание чаем поит.
– Вы только одну монету нашли?
– Нет, – тут же ответил Простаков за всех.
– Значит, еще были! – воскликнул Стойлохряков.
– Нет, не было. Была только наковальня. Полезная вещь, в кузнях используют.
Стойлохряков и сам знал, где используют наковальни, но сейчас информация об этой находке его никак не устраивала.
– А монеты, монеты вы еще находили?
– Золото понравилось? – заулыбался Валетов.
– Ты говори-говори, да не заговаривайся! – воскликнул Стойлохряков. – Сейчас, лейтенант Мудрецкий, берите вот этих вот мудрецов и идем на то самое место, где они нашли монету.
– Какую монету? – не понимал лейтенант.
– Золотую, – улыбался Валетов.
– А двадцать пять процентов мне принадлежит, – напомнил Резинкин, – по закону.
– По закону все принадлежит мне, – поправил его комбат, – даже твоя жопа! Так что ты не выступай. Берите инструмент – и вперед, туда, где по моему великому умыслу будет у нас с вами еще один машинный парк, а сейчас ямы под столбы.
Место раскопок припорошило снегом.
– А что, электриков еще не было? – Комбат смотрел на поврежденный кабель. – Когда эти появятся... гражданские специалисты? А что, нормально яму расчистили, – похвалил он. – Ну что, где нашли?
Резинкин спрыгнул в яму и показал лопатой на то самое место, где он обнаружил монету.
– Кстати, называется монета гульден.
Простакову сразу понравилось название:
– Хульден?! Это че же за государство, которое хульдены выпускает?
Валетов расцвел:
– Хульдены, Леха, выпускает Хульландия.
– Прекратить! – оборвал Стойлохряков. – В общем, так. Будете копать вот здесь. Выберите мне площадку два на два – просеивать каждый комок.
– А-а-а! – выдохнул Валетов так, будто в него воткнули нож. – Да вы что, товарищ подполковник!
– Молчать! Мудрецкий, следите за этими остолопами, чтобы они у меня здесь все перерыли! Все! Все! – третий раз повторил Стойлохряков и удалился.
Когда он укатил на «Ауди», солдаты остались посреди поля, и ни у кого на лице не было не то что смиренного спокойствия, даже тихое недовольство отсутствовало. Рожи всех троих были злые. Но если Резинкин воспринимал все как данность свыше, то Простаков с Валетовым с этим были не согласны.
– Ты, придурок глазастый! – Валетов отбросил в сторону лопату, которую держал для виду, пока комбат не скроется с глаз. – Ты не мог просто ком земли в сторону отбросить, монетку разглядел, да? Урод!
Простаков был более лаконичен:
– Предлагаю землю выкопать, но ничего здесь больше не находить.
Мудрецкий, слушая этот диалог, наконец вклинился:
– Послушайте, может быть, мне кто-нибудь объяснит, что здесь творится?
Лейтенанту вкратце пересказали всю историю. И Мудрецкий поделился с солдатами собственными мыслями.
– Комбат прав, что заставил вас копать дальше. Он остальное хочет найти.
– Да, нашими руками! – воскликнул Фрол и носком сапога снес верхушку наваленного за вчерашний день земляного холмика. – Вот какие сволочи эти командиры долбаные – только о себе думают! Козлы! Падлы! Уроды! Шакалы!
Леха поймал крутящегося на месте Валетова и придавил его своими огромными лапами к земле, после чего «юла» перестала вращаться.
– Товарищ рядовой, – сообщил ему грозно Простаков, – начинайте трудиться!
– Ах ты, здоровая сволочь! – выкрикнул Валетов в тот самый момент, когда Леха за шкирку опускал его в яму. – Ты – рабовладелец!
– Я помогу потом, – сообщил младший сержант и весело перемигнулся с Мудрецким, а последнему было наплевать, кто копать будет, – лишь бы работа была выполнена.
– Монета, значит, золотая. – Юра уселся на специально с собой прихваченную фуфаечку и стал молча наблюдать за тем, как начали в яме возиться Резинкин и Валетов.
– Ищите, ищите хульдены, – ходил вокруг ведущих работы Простаков. – Тот, кто найдет, счастье обретет.
Лейтенант поглядел на часы:
– Мужики, мне надо в Самару съездить. Я постараюсь к обеду вернуться. Вы меня прикроете в случае чего?
– А зачем это вам в Самару? – Валетов остановился.
– Приеду – узнаете. С меня пиво.
Это уже походило на серьезный разговор. Троица согласилась и с миром отпустила Мудрецкого. После его ухода темпы работ медленно-медленно скатились к нулю, и через полтора часа копания уже никто не хотел лезть в яму, даже несмотря на договоренность о том, что в случае нахождения чего-либо никаким полковникам ничего не показывать и никому ничего не рассказывать.
Не успел Мудрецкий убраться с точки, как опять приехал Стойлохряков. Этого никто не ожидал.
– А где лейтенант? – подполковник был удивлен.
– Он это, – Валетов развел руки в стороны, – ну че-то у него это... – Фрол судорожно соображал, что бы ему такое ляпнуть. – Да с животом у него че-то.
– И он в степи обосраться не может, да? – съехидничал комбат. – Ладно, с его жопой я еще разберусь. А вы давайте не останавливайтесь, ройте здесь.
– А вы че же, никуда не уедете? – забеспокоился Валетов за собственное здоровье, так как работать в больших количествах ему противопоказано.
Комбат не стал разочаровывать мелкого и подтвердил его самые страшные опасения. Пришлось ребятам до обеда в среднем темпе ковырять земельку, а все выбросы еще и внимательно просматривал сам Стойлохряков в надежде, что вот-вот, и блеснет еще один «хульден». Но эти «хульдены» почему-то находиться не спешили, и ничего не оставалось делать, как несолоно хлебавши отвалить от разработки и ехать на обед. А гада Мудрецкого все еще не было, что веселило Стойлохрякова с каждым часом все более, так как его возмущение поведением молодого «пиджака» перерастало в гнев, и он только и делал, что в перерывах между поисками монеты придумывал для Юры все новые и новые кары.
В четыре вечера комбату надоело не только искать монету, но и ждать Мудрецкого. Плюнув на все, он развернулся и уехал, не забыв строго-настрого наказать младшему сержанту Простакову, что все находки должны быть положены перед ним на стол. Леха согласился, что же он еще мог сделать – приказ.
Дело шло к ужину, и надо было бы возвращаться от этой ямы, в которой ни фига нет, как вдруг неожиданно появился Мудрецкий с какой-то фиговиной, похожей на миноискатель.
– Это чего это? – тут же подбежал Фрол и уставился на небольшой жидкокристаллический дисплей.
– Металлоискатель, – прошептал Мудрецкий. – Сейчас мы эту поляну быстро прочешем.
– Во-во! – солдаты с оптимизмом отнеслись к происходящему.
– Товарищ лейтенант, а сюда Стойлохряков приезжал, – проинформировал Валетов. Юра сплюнул:
– Фигня все! Давайте смотреть, что тут есть.
И Мудрецкий сам стал ходить с металлоискателем по заснеженному полю в надежде обнаружить под землей хоть что-нибудь. Время от времени раздавалось попискивание, но сигналы свидетельствовали лишь о нахождении под ним железа, еще реже меди. Но ни о каком золоте речь не шла. Прогулявшись вокруг ведущихся раскопок, Юра застыл в позе «все напрасно».
– Можно мне попробовать? – вызвался Резинкин.
– Давай, – согласился лейтенант, – ищи. Может, чего найдешь.
– Ой, пищит-пищит! – не успев взять в руки щуп, сообщил Витек.
– Да это медь, наверное, – отмахнулся Мудрецкий, но потом подошел и послушал. – Е-мое! – Лицо его стало бледным. – Копайте здесь.
И ребята взялись было за работу. Но тут Валетов посмотрел на часы:
– Товарищ лейтенант, ужин.
Еда в армии – дело святое. Пришлось оставить затею, примерно запомнить место.
– А че это такое? – допытывался Валетов на обратном пути. – Это ж не наш металлоискатель.
– Нет, не наш, – согласился Мудрецкий, – взял в аренду на сутки, заплатил большие деньги. Поэтому сегодня, после отбоя, возвращаемся на это поле и роем. Всем ясно?
– Как я люблю хульдены! – улыбался Простаков. – Мне бы один хульден, мне бы на всю жизнь память.
– Дурак ты! – Валетов подпрыгнул и ударил Простакова в лоб, а затем шуганулся в сторону, для того чтобы не попасть под «налет авиации».
Сразу после отбоя в расположении появился бледный Мудрецкий. Фрол сочувственно встретил лейтенанта в каптерке:
– Че, сильно имели, товарищ лейтенант?
– Помолчи, – отрезал Юра.
Дежурным по этажу лейтенант сообщил, что этих троих затребовал к себе комбат, и тут же вместе с солдатами убрался восвояси.
Заснеженное поле встретило кладоискателей полнейшей темнотой. Высвечивая дорогу мощными фонарями, дошли до места.
– Холодно, – пожаловался Валетов.
– Молчи. – Простаков выхватил у него из рук лом. – Где копать, товарищ лейтенант?
Снова включили прибор и точно определили место.
– Давай, – скомандовал Мудрецкий, и Леха дал.
Стоя в яме метр на метр и метр глубиной, Простаков начал жаловаться:
– Ну че ж так глубоко-то, ну че ж нет-то ничего? Товарищ лейтенант, вы проверьте еще раз, это точно внизу находится?
Мудрецкий снова поднес металлоискатель:
– Да, точно там, и это точно золото.
– А-а! – воскликнул Резинкин. – Уйди отсюда, здоровый, дай я покопаю. Мне везет, мне постоянно везет.
И надо ж такому случиться, как только Резина начал работать лопатой, все услышали хруст черепков. Валетов тем временем в задумчивости бродил в округе и светил фонариком туда-сюда.
– Ах ты, мелкий гад! – воскликнул Мудрецкий. – Ты что там делаешь? Ну-ка, иди сюда вот, направь свет. Нам свет нужен! Демаскируешь нас в ночи!
– Да кому мы тут нужны? – тем не менее Валетов подошел и запустил луч фонаря в яму.
Теперь три мощных пучка света сошлись на выгребаемых Резинкиным руками комках земли, которые наконец сменились черепками, а под ними... Под ними были желтенькие кругляшочки. Взяв горсть монет, Резинкин поднял их наверх. Одну взял Валетов, одну – лейтенант и одну – Простаков.
– Точно такая же, – сообщил тут же Фрол.
– Что делать будем? – поглядел лейтенант на остальных.
– Ну, для начала надо все достать, – деловито сообщил Резинкин и снова стал ковыряться в яме.
Еще набралось монеток на четыре горсти. Порывшись в земле, он ничего больше не обнаружил. Проверили металлоискателем – тот молчал.
– Ну хватит на сегодня. Потом, может, еще вернемся сюда, поищем.
Хотели было уходить, но осторожный Мудрецкий вернул людей:
– Закопайте яму.
На следующий день примерно с таким же металлоискателем, как и у Мудрецкого, по полю ходил лично Шпындрюк и прочесывал метр за метром, но ничего не попадалось.
– Как же так? – возмущался обиженный Протопоп Архипович. – Ведь должно же быть! Это ж наверняка здесь! Но почему ж нет ничего?!
Жена, сидя в «Волге», слушала музыку и изредка открывала дверцу и кричала:
– Нашел?!
– Да нет, – отмахивался Шпындрюк.
– Нет ничего? – Она снова закрывала дверцу, откидывалась назад и продолжала слушать музыку.
Подъехал Стойлохряков и тоже походил с металлоискателем. Но и ему удача не улыбнулась. Потратив полдня на бесплодные поиски, злой Шпындрюк махнул на все рукой, собрался и уехал.
Вечером этого же дня Мудрецкий выложил перед собой на столике в офицерском общежитии сорок два гульдена и стал их разглядывать. Монетки были абсолютно одинаковые – одного и того же года выпуска. По договоренности с солдатами, которые превратились в его компаньонов по этому делу, он должен был сохранить эти деньги до конца службы, а потом каждый будет распоряжаться своей долей так, как ему вздумается.
Поскольку сорок два не делилось на четыре, две монеты было решено просто-напросто пропить немедленно. Обращаться к дворнику, которого уже облапошили и собрали с него на тот момент все деньги, не имело смысла, поэтому лейтенант решил пойти вечерочком в поселок за пивом и попытаться расплатиться этой монетой с владельцем небольшого кабака, к которому местные жители да и офицеры несли все, что под руку попадется, а он покупал порой ценные вещи за пару кружек пива или бутылку водки. Алкоголизм – это ведь болезнь, и иногда надо пользоваться тем, что торгуешь лекарством.
Хозяин питейного заведения узнал Мудрецкого, но он все-таки был предпринимателем, а не возглавлял благотворительное общество, и, покривлявшись перед Юрой, сообщил, что больше трех литров пива за одну такую монету он ему не поставит. Мудрецкий подумал и договорился с ним, что лучше водки и закуски.
Таким образом, один гульден ушел на то, чтобы спокойно посидеть в кабачке. Нагрузившись водочкой, лейтенант обратил свое внимание на соседний столик, где завязалась карточная игра. Одетые в штатское, знакомые Юре по службе офицеры сидели в кабаке с каким-то одноглазым мужиком и, несмотря на все их усилия, сдували ему приличные бабки.
Юра долго наблюдал за происходящим, а затем пошарил по карманам и ничего, кроме еще одного золотого «хульдена», не нашел.
«Вообще-то, пацанам надо пива принести», – вспомнил он, а затем махнул рукой и решил испытать счастья. Тем более что до армии он подрабатывал грузчиком на складе, а там бушевали нехилые карточные битвы, в которых ему порою доводилось одерживать верх над остальными. Но у Мудрецкого во время наблюдения за игрой возникло большое подозрение насчет того, что мужик передергивает и выигрывает нечестно.
Доказать он этого не мог, но иногда по телу мужичка пробегала будто судорога, после чего его выражение лица становилось слащавым – он выкладывал свою комбинацию карт на стол и сгребал выигрыши у удрученных партнеров.
Дождавшись, пока одноглазый обчистит офицеров и раскланяется с ними, Мудрецкий догнал его уже на выходе из бара и предложил сыграть с ним партеечку. Хромоногий поглядел на Юру с долей превосходства, но тут же спросил, на что они играть будут. И тогда Мудрецкий взял и вытащил «хульден». Один-единственный глаз сверкнул ярче фотовспышки, и тут же одноглазый потащил Мудрецкого к ближайшему столику.
– Может, подальше вглубь сядем от входа? – предложил Юра, и тот немедленно согласился.
Они уселись в полутемном уголке, и тут же одноглазый начал тасовать. Но Мудрецкий был непрост и предложил купить новую колоду тут же, в баре. Мужичок сник, но согласился. Выбрав карты с экзотической рубашкой с одной стороны, фотографиями обнаженных девиц – с другой, Мудрецкий вернулся за столик.
– Сколько за монету хочешь? – спросил одноглазый.
Юра повертел в руках золотишко и, щелкнув монетой об стол, сказал наобум тысячу. И одноглазый тут же согласился. Мудрецкий обернулся на бармена, изредка поглядывающего в их сторону.
«Значит, эта сволочь на тысячу рублей меня тут уже накормила, – подумал Юра. – Нет, надо будет претензии предъявить! Еще пусть дает мне гору пива и вон раков, раков пусть дает!»
Поскольку монету невозможно было распилить, – нет, теоретически, конечно, все выполнимо, но сейчас она стоила по взаимной договоренности тысячу, – поэтому и положили с одной стороны монету, а с другой – деньги. Юра не успел опомниться, как через тридцать секунд он уже все сдул. Делать было нечего. Раскланявшись, он собрался уходить, но одноглазый человечек догнал его и, уцепившись за рукав, стал выспрашивать, откуда он взял такую монету. Но Мудрецкий отмахивался от него до тех пор, пока мужик не вынудил лейтенанта рявкнуть на него. И только после этого одноглазый отстал.
Побродив по поселку, злой Юра вернулся в бар, к его счастью, одноглазого уже не было, и подошел к владельцу заведения, начав по пьяни предъявлять ему претензии по поводу слишком маленькой оценки монеты. Но бармен ничего и слушать не хотел.
– Я тебе уже сказал, – возражал хозяин. – Одна монета – три литра пива. Все, никаких разговоров!
Юра вернулся к себе в комнату, которую делил с таким же «пиджаком», как и он, но тот сегодня был в наряде. Опять разложил на столе почти полмиллиона долларов и разглядывал эти монетки.
«Да, – думал пьяненький лейтенант, – надо ж пацанам что-то. Это ж получается, я сейчас должен взять монетку из своей доли, вернуться туда к бармену и купить на нее три литра пива. А может, обычными деньгами заплатить?» – спохватился Юра и стал шарить по карманам.
Кой-какие копейки нашлись. Но из комнаты из своей он выйти не успел – к нему ввалились комбат, Шпындрюк и одноглазый.
– Вот он, вот он! – воскликнул дворник, которого в свое время обыграли Валетов и компания.
И тут глаза Шпындрюка жадно засверкали, потому как он увидел на столе разложенные монетки.
– Ах, это вы все нашли! Вы! – Он сгребал деньги.
Юра набросился на него:
– Это мое!
Комбат схватил лейтенанта за шиворот и пихнул его на кровать.
– Не рыпайся! Не твоего ума дело, – зашипел Стойлохряков. – Будешь молчать, спокойно дослужишь.
– А мне мою долю! – требовал одноглазый.
Шпындрюк, заграбастав все деньги в карман, повернулся к дворнику:
– Ты на меня работаешь, понял? Если у тебя есть какие-то претензии, то мы можем сыграть в карты на твой оставшийся видящим глаз, – предложил глава администрации. – Если проигрываю я – выбиваем твой глаз, если проигрываешь ты – опять выбиваем твой глаз. Ты согласен?
Мужик тут же забыл обо всех своих требованиях, поклонился чуть ли не в пояс и исчез из офицерского общежития.
Лейтенант снова поднялся на ноги и стал предъявлять претензии по поводу двадцати пяти процентов. Шпындрюк похлопал его по щеке:
– Смотри, полковник, как твои молодые офицеры напиваются здесь, а потом у нас изнасилований полно, грабежей в поселке. Это все почему? Потому что служивые не умеют себя в руках держать. Лейтенант, все, что найдено в моей земле, принадлежит мне. Иначе быть просто не может. В этом поселке государство, – Шпындрюк приблизился к лейтенанту вплотную, – это я.
– Тоже мне Людовик, – не выдержал Мудрецкий, но, поглядев в глаза комбату, номер Людовика называть не стал.
Властные мужи ушли, оставив лейтенанта одного с разбитым корытом. Погоревав немного, Юра завалился спать и честно продрых до утра.
Когда Простаков узнал, что их таким наглым образом обокрали, и не кто-нибудь, а сам комбат, он взвыл. Но так как дело происходило на улице, прямо перед выходом из казармы, Валетов поспешил ударить здорового кулаком в солнечное сплетение, и тот затих. Мудрецкий не скрывал собственной досады, но что они могли предпринять?
– Любой ваш ответ на это хамство будет сплошной уголовщиной, – сразу же определил Мудрецкий. – Мы ничего не в состоянии сделать. Придется забыть.
Валетов шептал:
– Но нас же просто ограбили, как же так! Мы что же, и сделать ничего не сможем?
Утречком Шпындрюк, прихватив с собой супругу, засобирался в город.
– Почему мы так рано? – раздраженно верещала она, когда маленький толстячок тащил ее к машине.
– Потому что в восемь мы должны быть в Самаре, в двенадцать – в Москве. Ты понимаешь?
– А почему так срочно?
– Потому, – огрызался сонный и непонятно чем возбужденный муженек. – Едем, едем!
Они сели в «Волгу» и помчались из Чернодырья в самарский аэропорт.
– Ты мог бы потише! – переживала она, потому как «Волга» неслась с неприлично высокой скоростью. Обычно ее муж так не ездил.
– Время дорого. Время – деньги, – шептал Шпындрюк. – Мы успеем, должны успеть.
Он пронесся по очередному виражу и вышел на прямую. И тут из леса поперек дороги выехала «БМП» и перегородила всю трассу. Ничего не оставалось делать, как остановиться. Тем более что дуло крупнокалиберного пулемета повернулось в сторону машины Шпындрюка.
Солдаты в масках и с автоматами подошли к машине.
– Вы что? – возмущался Шпындрюк, когда его огромный пехотинец вытаскивал из авто. – Да я глава района!
На его визг и вопли супруги никто не обращал внимания. Машина подверглась тщательному обыску, и вскоре в багажнике под запаской коротышка в камуфляже обнаружил небольшой мешочек с монетами. После этого здоровый потребовал ключи от машины и выбросил их далеко в снег.
Потом эти «бандиты» в форме обыскали Шпындрюка и его жену, отобрали все деньги и документы и, не произнося ни единого слова, попрыгали в «БМП» и скрылись.
Шпындрюк стоял посреди трассы весь выпотрошенный, не в силах вымолвить ни единого слова. Его жена билась в истерике, сидя в салоне «Волги», и порой сквозь слезы и выкрики муж слышал такие слова, которым мог бы позавидовать и колхозный бригадир.
Вернувшись с операции и поставив «БМП» на место, солдаты еще успели на завтрак. А вечером этого же дня, уйдя в очередной суточный патруль по городку, троица, не стесняясь, покупала на «хульдены» в каждом ларьке себе выпить, в каждом кабаке закусить. Кроме этого, один «хульден» был подан нищему, а еще несколько монет были заложены в местном ломбарде под неплохие деньги – часть проиграли в игровые автоматы. По одной монетке заплатили местным проституткам, и те расстарались на славу.
Срок возвращения из наряда вышел уже сутки назад, а ни Простакова, ни остальных не было. Их нашли только на третий день под вечер, всех в жопу пьяных и счастливых, с девками в обнимку, в одном из подвалов разрушенного и нежилого двухэтажного дома.
– Что, Мудрецкий, в тюрьму захотелось! – орал Стойлохряков на лейтенанта, поставив его перед собой в собственном кабинете.
А Юра слушал все эти вопли распухшими от дорогого коньяка ушами и махал в воздухе руками время от времени, отгоняя от себя бранные слова подполковника.
– И чего кричите, – пошатываясь, возмущался Мудрецкий. – Подумаешь, какие-то «хульдены». У нас другая валюта.
– При чем здесь «хульдены»?
– А я, товарищ подполковник, на работе не пью никогда. Разве только если вы нальете. А вы мне не нальете? О-о-о. Нет, судя по тому, как вы кричите, – не нальете. А чего кричать, надо же с людьми по-человечески. А вы что хотите сказать, что вы по-человечески? Да нет, я думаю, что вы немножко по-другому. Что? Молчать? Хорошо, буду молчать. Ни слова больше не скажу. А вы меня ругайте, товарищ подполковник, ругайте. Но знаете, я вам все-таки расскажу: коньяк по тысяче рублей за бутылку – это такая прелесть, такая прелесть! Сколько, вы говорите, мы промотали? Полмиллиона баксов? Да и что, это разве деньги? Это ж мелочь. А если вам нужны полмиллиона баксов, так вы пойдите соберите все эти монетки. Они ведь где-то по поселку разбросаны. У кого, может, в кармане осели, кто, может, в Самаре сдаст, кто как сувенир оставит. А нам-то чего? Мы пьем, а служба идет. Да, товарищ подполковник?!