Неожиданно Валдаеву стало спокойно на душе. Он будто отрубил, отринул от себя звуки и ритм черной мессы. И наполнился светлым осознанием - пусть жил он тлей, но умрет, как мученик. И в этом было освобождение духа. И еще он понял, что даже если случится чудо и он останется жив, то уже никогда не будет таким, как был. В его душе будто наносную грязь смыло ожидание страдания и готовность принять его. Он вдруг понял, что все-таки он ЧЕЛОВЕК. Мастер откинул капюшон.
- Мы приносим тебе, Князь Мира сего, очищенную жертву, - наконец торжественно, во весь голос, океанским прибоем пророкотал Мастер, так что вздрогнули огоньки свеч и красные блики пробежали, оживляя застывшее, как высеченное из камня, бледное лицо.
Трое черных "балахонов" ринулись к жертве. Молотком сбили цепь.
Валдаев попытался ударить одного из "балахонов". Куда-то даже попал ногой, но никто не проронил ни звука. Валдаева скрутили. Связали - наручников не было на этот раз, а вязали грубыми толстыми веревками. Подтащили к алтарю и бросили на пол. Огромный "балахон" наступил на него ногой, так что ребра затрещали.
Мастер сделал жест, "балахон" отошел на пару шагов, готовый в любой момент пресечь любое неповиновение или агрессивные действия жертвы.
- Осознаешь ли ты, что скоро предстанешь перед лицом Сияющего? - Мастер смотрел сверху, с высоты не только своего роста, но и с высоты занесшего топор палача.
Сияющий - это Люцифер. Падший ангел, восставший против Господа.
Валдаев попытался приподняться, но "балахон" пнул его ногой в спину, потом поставил на колени.
Валдаев обвел взглядом присутствующих.
- Вы... - воскликнул он. - Вы же боитесь жить. Вы одержимы самыми гнусненькими, самыми мелкими, самыми презренными страстишками, какие только можно представить, и не можете их воплотить. Вы хотите чужой кровью купить себе право на них. И вы хотите залить чужой кровью свой страх. Выторговать для себя льгот у смерти. Ничего у вас не получится... Вы...
Мастер, не шелохнувшись, выслушивал последнее слово жертвы. Похоже, здесь много чего наслушались. Вряд ли эта сбивчивая речь могла сильно задеть кого-то... И Валдаев обессиленно склонил голову. Он выдохся. Он готов был принять смерть.
- Жертвенный нож! - потребовал Мастер.
Элла встала перед ним на колени. Она держала в руках окованный медью, очень древний ларец.
Ротшаль кривил душой, когда говорил о своем равнодушии к чужой боли, к убийству. Его ноздри хищно раздулись. Его лицо озарило темное ликование. Он был счастлив.
Ударил гонг... Нет, не гонг. Это зазвучали часы. Они скрывались в темноте в дальнем углу храма и до сих пор не обращали на себя внимания тиканьем.
- Час пришел, - сказал Мастер. - На алтарь, - указал он на жертву кивком головы и откинул крышку ларца. И отпрянул. Застыл. Потом неживым голосом произнес:
- Что это?..
* * *
Что-то изменилось в атмосфере. Воздух будто сгустился, налился электричеством.
Элла поднялась с колен, тоже откинула капюшон и выпрямилась, с вызовом глядя в глаза Мастеру.
- Где жертвенный клинок? - с угрозой произнес Ротшаль.
- Его нет.
- Объясни.
- Ты больше не владеешь им. Он не для нечестивых рук.
- Как смеешь ты?!
- Пришло и твое время, Мастер.
- Не тебе определять время.
- Ты много сделал, Мастер. Пришла пора предстать пред НИМ.
- Взять ее! - махнул рукой Мастер. - Сегодня у нас будут две жертвы,
Никто не сдвинулся с места.
- Что, никто не слышал моих слов? - Мастер обвел тяжелым взором присутствующих.
Изваяния в черных капюшонах остались неподвижными.
- Да, - произнесла спокойно Элла. - Сегодня у нас будет еще одна жертва.
Она сделала плавный, ленивый, уверенный жест рукой.
И все пришло в движение. "Капюшоны" только и ждали ее сигнала.
Из чьей-то глотки исторгнулся безумный, радостный вопль. Кто-то поддержал его, издав звук, похожий на поросячий визг. И вот уже поднялся отчаянный гвалт. Будто растревоженные нетопыри устремились вперед на Хому Брута.
Ротшаль ударил ногой одного из нападавших - так сильно, что человек рухнул на землю. Другому нанес сокрушительный удар кулаком. Но потом на него навалилась вся масса. И клубок тел сплелся с ликующе-жадным визгом.
Они визжали, ругались грязно и гнусно. Рычали от боли и от возбуждения. Они были будто вырвавшиеся из плена на свободу бесы. В этой сцене была тошнотворная, неописуемая мерзость. Фурункулом вспухла и зловонным гноем разлилась по капищу ненависть!
За дисциплиной и чинным спокойствием скрывались самые низкие и необузданные человеческие страсти.
Валдаев съежился у алтаря. Он боялся, что драка перекатится сюда, достанется и ему. Он на миг забыл, что смерть рядом, и думал только о том, чтобы не попасть в эту молотильную машину.
Даже с его нечеловеческой яростью и силой, позаимствованной у Тьмы, Мастер не мог долго сопротивляться. Его одолели, начали осыпать ударами.
Он извивался, тщетно пытаясь освободиться, когда его привязывали веревками к медным кольцам, выступавшим из алтаря.
- Вы не посмеете, не посмеете, - все повторял и повторял Ротшаль.
- Разве? - улыбнулась сладко Элла. - Почему? Мы слишком уважаем тебя. Мастер, чтобы избрать тебе иную участь. Ты набрал слишком много силы. Мы тоже хотим приобщиться к ней. Ты осуждаешь нас?
- На тебя падет кара! - прохрипел Ротшаль.
- А ты вспомни прошлого Мастера. Разве не поступил ты с ним так же?
- И так же поступят с тобой!
- Посмотрим... Это будет очень не скоро. Неожиданно все расступились. И вновь встали по стенам. Кто-то стирал кровь на разбитом лице. Кто-то отряхивал балахон.
Элла подняла руку.