"Это ж, откуда на моих грудях столько благородного металла?" - не преминул поиздеваться я над своим хилым рудиментом - серебристо кудельным газоном, и тут же почувствовал на спекшихся губах пряную нежную жижу...
Я попытался отпрянуть от края чернично блескучей чашки, в которой слабо курилось весьма пользительное варево - "бульонец", - однако мою марионеточно валкую голову с мягкостью и одновременно же с настойчивостью придержали, приказав шершавым странно неженственным голосом "затейной бабенцы":
- Нужно выпить! Рекомендуется пить мелкими глотками.
И пришлось мягко угнетаемой кукле подчиниться.
Пришлось наполнять свое полое выдраенное нутро куриным "рислингом", блюдя рекомендацию неуступчивой бледнолицей "офицанки", - мелкими судорожными прихлебами.
И себе на удивление, по прошествии незначительных минут, уже сам, вцепившись в черно-лаковую деревянную пиалу, цедил из нее духовитый целительный бульон, швыркая носом, в котором невесть откуда завелся конденсат, не насморочный, но весьма натуральный всамделишный.
Ежели после первых наянливых приказных глотков, я еще чувствовал всю полостную систему, отвечающую за пищеварение, - именно последовательность включения каждого органа в момент заполнения основной приемной емкости желудка, - то уже на пятом заглоте, отвратительные (выделительные) ощущения оставили мой мозг в покое, - система вошла (включилась) в режим автопилота, и более не докучала своими прилежными органическими манипуляциями, так сказать, капитану...
И на каком-то очередном горячительном прихлебе я впал в блаженное обжорно наркотическое забытье. То есть самым бессовестным эгоистическим образом откликнулся на приглашение своего старинного знакомца дедушки Морфея.
И привиделся мне преудивительно неприличный сон.
В этом болезненном сновидческом бреду, я нечто непотребное позволял с моей новой утешницей, - той, что сумела напоить меня чудесным волшебным варевом, после которого...
6. Сновидческие подвиги одиночки
Иногда в минуту случайно забредшей мизантропии, мой подпорченный меланхолией взгляд останавливался на моем антрацитном любимце, когда тот предавался своему собственному обычному завсегда обожаемому (и так же трепетно оберегаемому) времяпретворению - лежебоконью-спанью, потворствуя позам-асанам самым замысловатым...
И почти всегда же мои скучающие глаза отыскивали какие-то свежие потешные краски в его бесконечных зачумленных почиваниях.
...Еще минуту назад этот домашней выпечки (выучки) черный атласный крендель удовлетворительно уютно сопел, держа свои пепельные локаторы горизонтально диванному лежбищу, - и вот в какой-то неуследимый миг фиксирую совершенно иную асану...
Оказывается, никакого завлекательно залакированного клубка более не существует в природе (на диване)...
Разве этот чернявый субъект, фривольно разлегшийся на собственном хребте, нагло выставивши свою наетую волосато примятую брюшину на всеобщее обозрение, раскидавши лапы во все мыслимые стороны света, беспардонно отваривши блескучий зев, с бесстыдно выпирающими образцовыми резцами и вяловатым кончиком языка, неопрятно приспустивши одно сновидчески подергивающееся веко, - разве это чернушное животное, производящее какие-то совершенно пошлые человеческие храповицкие рулады, может претендовать на гордое древнее изотерическое прозвище - Фараон?!
Как, оказалось, по прошествии положенных хозяйски рабовладельческих недоумений, - очень даже может.
Не успел я как следует, малоутешно посозерцать сие беспробудно возлежащее живописно дышащее сооружение, как оно, сонно бурчащее, с невозмутимостью своего дальнего старинного африканского сородича сфинкса, - игнорируя мое полунасмешливое подглядывание, борцовски перекрутившись, с грациозностью балеруна спрыгивает с любимого (нами обоюдно) насеста, и с деловитостью (уже) клерка поспешает к заветной плошке, в которой непременно отыщется десяток другой его личных засушенных фирменных загогулин...
Впрочем, вполне вероятно и сам смотрюсь в момент почивательных упражнений не всегда интеллигентски презентабельно и мужественно...
Вот, к примеру, сейчас, точно знаю, - я сплю самым порядочным образом, в связи с обильной обеденной трапезой. Вообще, в учреждениях подобных тому, в котором меня поместили некие "милосердники", держащие на изготовку "шпринцы", послеобеденный сон вроде обязательной целительной процедуры.
А впрочем, осознание такого двусмысленного непреложного факта, что ты находишься во сне (а между тем занимаешься благоустройством своего я, своей души в этой сновидческой действительности), как-то мешает наслаждаться существованием в этом текучем зыбком миражном, неизъяснимо чудодейственном, неповторимом, но порою странно знакомом, бытие...
Но оттого, что ты осведомлен о месте своего нынешнего (сновидческого) местопребывания, многие вещи с легким сердцем оставляешь как бы на обочине сознания, попросту забываешь об их существовании.
Например, отправление естественной нужды совершенно не обязательно в момент, когда очередной объект очередного обольщения уже прилично разогрет, и уже можно приступать к неопасному (и даже поощряемому) тактильно-плотскому натиску-штурму...
Или утоление голода, или ничтожная, но чрезвычайно гадостная проблема - похмелье, или обыкновенная метеопатическая головная боль, или любая другая, - эти занудные рутинные вещи никогда не беспокоят меня в сновидческой ж и з н и.
И поэтому я с пребольшущим удовольствием отправляюсь в сновидческую действительность, которую мы обживаем почти половину отпущенной земной темной путанной малоприглядной и малорадостной жизни, - отпущенной судьбою или точнее Непознаваемым Абсолютом, который у каждого землянина имеет свое сакральное или явное вербальное Имя: Будда.., Иисус Христос.., Магомет.., Иегова.., Зевс, - главное олимпийское божество (у античных эллинов).., Свентовит и Перун (у древних славян).., Осирис и Атон, творец Старших Богов (у древних египтян).., Варун, всеведущий Бог и Вишну, космический Бог (у древних народов Индостана).., Энке, (верховный Бог шумеров).., Великий Дух или Верховное Существо - Маниту (у индейцев-делаваров).., Ио, - Верховный бог (космогоническое божество маори - у новозеландских племен).., Один, верховный бог (у скандинавских племен).., Усму, - шумерский бог...
Некоторые наивные души полагают, что во сне все позволено, все разрешено. Впрочем, переубеждать простодушных любителей сновидений, я полагаю, не имеет смысла. Потому что у простодушных душ своя сугубо субъективная логика, позаимствованная не из премудрых фолиантов, но исключительно из собственных сновидческих опытов...
И по-настоящему разгадать собственный сон неофиту никогда не удастся, потому что он его (свой сновидческий опыт) непременно же извратит, переврет, - и не по прихоти собственной, а в виду незнания элементарных вещей, которые некогда были известны любому начинающему жрецу-шаману-волхву, которые не были сторонними наблюдателями собственных сновидений, но жили в них, в этих сновидческих всечеловеческих вневременных пространствах...
Впрочем, излишнее познания о изотерических, сакральных, мистических опытах не привносят в юдоль человеческую излишнюю радость.
К сожалению, знание - умножает скорбь, некогда молвил Мудрец, принадлежащий к избранной касте посвященных...
Итак, чем же изволил занимать себя в сновидческой действительности субъект, так опрометчиво пренебрежительно отозвавшийся о простодушии (не путать, с прекраснодушием) некоторых правоверных сограждан?
А занимался я самым рутинным мужицким ремеслом, - совокуплялся с малознакомой особой, имеющей имя Нюра и все полагающиеся к этому народному прозвищу женские прельстительные особенности: обширные шелковистые ляжки, жаркий упружистый живот, теплые не растекающиеся конусы персей и прочие знакомые каждому дилетантствующему геологу нежные влекущие ландшафты, в том числе и главное огнедышащее жерло, истекающее весьма пахучей магмой...
Странно, - до этого случая никогда не замечал за собою, оказывается, во время соития я сиплю, хриплю и вообще произвожу какие-то совершенно чуждые мне местоимения и ругательные маловразумительные эпитеты...
Отнюдь, я не причисляю себя к профессиональным снобам или эстетствующим плейбоям, и запросто позволяю себе специфические вздохи и прочие подобающие случаю мычания и стенания, - но то, что я слышал сейчас, - это не просто некорректные звуки заурядной атавистической страсти...
Любительски блюдя рекомендации великого Реформатора сцены, я не играл, не изображал, я - вжился в предлагаемые обстоятельства, - вжился в образ могутного допотопного локомотива...
Я был могуче сопящим живым старорежимным паровозом, у которого стрелка давления парообразования на манометре болталась у красной предупредительной отметины, - мои сердечные клапаны самым натуральным образом избивали мои левогрудинные ребра...
То есть, я начал подозревать, что подобные запыхательные упражнения доведут до чрезвычайного катастрофического пароизвержения...
Все! Еще минута - и полечу вместе с бешено дергающейся (вроде колесных пар-шатунов) Нюрашей к ее дальней родственнице, - чертовой бабушке!
В настоящей доподлинной действительности, с моим организмом подобные форс мажоры почти не случались, - разве что после тяжелого пития, или пианства (по выражению знаменитого поэта-пиита-пианицы) мое семя капризничало и не желало извергаться после долгоиграющих выматывающих фрикций.
А сейчас, здесь, почти на грани потери сознания, я продолжаю с бессмысленной надсадой выделывать онемевшим гузном такие заковыристые пируэты, в таком неукротимом темпе, - в общем, чувствую - подношенный холостяцкий парогенератор, подает здравые предохранительные сигналы: мол, дружище, знай меру, это же не игрушки!!!
И тут я начинаю примерять положительную физиономию обеспокоенного пассажира, - пора бы и соскочить со столь занятного молодецкого паровоза-сновидения, - как бы чего, в самом деле...
Увы, выброситься из сновидения не получается.
Напротив, вдруг со всей ответственностью осознаю, что участвую не в сновидческих куражливых упражнениях, а в самой натуральной настоящей страшной действительности, - и нормальный (хотя и несколько тахикардийный) сердечный ритм давно превратился в некую спрямлено скачущую синусоиду, которая вот-вот перейдет в коллапсический пунктир...
Прервать самостоятельно свои взаправдашние, ставшие обременительными для здоровья, приключения у меня никак не получалось. А если я не сплю, если...
... И тут обнаруживаю, что вместо огнедышащего волнующегося лона Нюры, я употребляю совсем иное, совсем нечеловеческое существо, - эти извивающееся лохматые телеса отвратительно искусственные, - это чей-то парик, скорее всего дамский, желтушно-нейлоновый безвкусный, и, разумеется - чужестранный...
Внутри этого чрезвычайного кучерявого скабрезного скальпа прельстительно скользкая расщелина, которая мгновение спустя уже не либидная чавкающая топь, а самый обыкновенный, поросший карликовым кустистым кустарником овраг, с круто пологими хлябистыми краями, за осыпающиеся слизкие кромки которого цепляются мои омертвелые от перенапряжения пальцы...
И вот я уже жутко качусь, все активнее убыстряя гибельное падение в самое настоящее ощерившееся безнадежное ущелье, в пропастной глубине которого, агатовою пеной вскипая, вьется живуче гремучая речушка, дна которой разглядеть не возможно, потому как воды ее неключевые бесконечно селево-мутны и неплодоносны...
- ... Милкин! А нукта кончай храпеть. Ишь соловушкой залился! Эдак и подавися воздушком-то. А, милкин? Слышь, бабку-то?
Еще не разодравши всполошенных щелей-глаз, соображаю в минутном тяжком замешательстве, отслеживая тук сердца не только левой стороной загрудины, а всей утяжелено кадушечной башкою...
...Ну вот, вроде и выбрался живой-невредимый...