- Уже не русский человек, - констатировала Даша. - Обходишься без закуси.
- Так не водка же! - оправдался Костя. Он сбегал за бокалами и разлил по правилам: чуть меньше половины. Ложечкой положил ледышки, вилочкой опустил лимонные долечки.
- За что пьем? - спросила она, болтая в бокале питье и прислушиваясь к стуку льда о стекло.
- За Дарью! - решительно предложил он, и они столь же решительно выпили. Она споловинила, он - до дна. Поставил бокал и продолжил свою речь:
- Когда я в декабре в Москву вернулся, гляжу - по всем афишным тумбам: Дарья, Дарья, Дарья. Я поначалу подумал, что это стиральный порошок рекламируют, а оказывается, тебя. Давно псевдоним взяла?
- За патриота отыгрываешься? - полюбопытствовала.- Сколько времени прошло!
...Давно это было, лет десять тому назад... Нет, совсем недавно! Они встретились здесь же, в Сочи, в гостинице "Жемчужина", знаменитый (портреты на обложках "Огонька" и "Футбола") футболист милостью божьей и начинающая певичка из рок-группы "Стоики", и футболист весело и уверенно увел певичку у музыкального руководителя ансамбля.
Два года жили душа в душу. Она на гастролях, он на базе или на выездных матчах. Встречались и любили друг друга страстно и как бы тайно. Как любовники. Прелестная была жизнь.
А потом у него наклюнулся выгодный контракт в одну из команд бундеслиги.
После некоторой бюрократической суеты молодая семья все же перебралась за бугор. Не лишенный юмора музыкальный руководитель рок-группы, ориентируясь на чисто мужской состав, слегка изменил название: не "Стоики" они были теперь, а "У стойки", и группа решительно и на всю катушку заиграла панк-рок.
Даша сидела в комфортном коттедже на окраине большого немецкого города и тосковала от безделья. Сначала ей хоть приходилось утешать безъязычного футболиста, у которого не все ладилось. Но потом у него дело заладилось и некого стало утешать. Полгода она вытерпела, еще три месяца думала и, наконец, решилась: собрала чемоданы и объявила футболисту, что хочет домой. Вот тогда-то он и обозвал ее на прощание "патриотка".
Футболист успешно играл, а певичка все пела. В прошлом году футболист закончил карьеру, а поп-звезда Дарья пошла по первым номерам всех рейтингов. И вот встретились...
- А ты что здесь делаешь-то? - поинтересовался наконец Константин.
- Умаялась я, - призналась Дарья. - От всего тошно. От песен, от зрителей, от себя. Две недели вырвала и отдыхаю. Хорошо здесь в несезон. Безлюдно. А ты?
- На матч прилетел. Мои завтра играют.
- Немку в Москву привез? - вдруг спросила она.
- Какую еще немку? - попробовал отшутиться Константин.
- С которой ты три последних года там жил. Мне Васька рассказывал.
- А зачем она здесь? - уже не скрываясь, заявил он. - В Тулу со своим самоваром?
- Откупился, что ли?
- Дом ей оставил. Тот еще, наш. Я его выкупил.
- Размахиваешься. Себе-то хоть на безбедное житье-бытье оставил?
- Да не в этом дело! - ни с того ни с сего рассердился он.
- В этом, - убежденно сказала она. - Когда зад прикрыт, ты - свободный человек. - И, быстренько разлив, предложила встречный тост: - За великого футболиста и свободного человека Константина Ларцева.
- Нету уже футболиста Ларцева, - несколько театрально признался Константин. И выпил. Помолчали. Костя решил, что пора и ему начать с расспросами. Имел моральное право. - Замужем?
- Не-а. Любовниками обхожусь, - беспечно поведала Дарья.
Он улыбнулся.
- Дашка, ты - дура.
- Это почему же? - обиделась она.
- Какая же ты, в задницу, вамп! Любовниками, видите ли, обхожусь! передразнил он ее. - Есть, наверное, какой-нибудь дурачок из несчастных гениев, которого ты жалеешь, да еще один амбал без мозгов, к которому ты, устав от гения, изредка забегаешь для удовлетворения низменных потребностей.
- Костя, я всерьез обижусь, - предупредила она.
- За то, что про тебя все отгадал?
- Ни черта-то ты не отгадал, - неуверенно и без напора возразила она.
Он разлил по третьей и опять все проделал как надо.
- Выдрессировали тебя немцы...
- Сам себя выдрессировал, - не согласился он. - Еще раз за тебя, Дашура. За твой успех, за твой легкий и несгибаемый характер.
- Хорошо говоришь, - похвалила Даша и выпила до дна. Из суеверия.
Бутылка опорожнилась больше чем на половину. Он, склоня ее, поизучал медали на этикетке и предложил:
- Добьем?
- Добьем, - согласилась она и, вытянув бутылку из Костиной ладони, без европейских ужимок разлила по бокалам до краев.
- Вот и бутылочке конец...
- А еще кому? - подозрительно осведомился он. - Мне?
- Ишь ты! Очко-то как гуляет! Боишься, за списанного тебя держать будут?
- Никого-то я не боюсь, Даша, никого. - Он выпил свой бокал до дна и сдавленным от больших глотков мартини голосом добавил: - Кроме себя самого.
- "Граф Гвидо вскочил на коня", - процитировала "Растратчиков" Даша и тоже выпила до дна. Передохнула и стала объяснять ему про него: Пятнадцатилетняя публичность приучила тебя смотреть на самого себя со стороны. Сейчас я вот такой-то. А вот сейчас эдакий. Удачно обвел защитника. Блестяще ударил по воротам. Вовремя улыбнулся журналисту. Как эле гантно управился с ножом и вилкой! Я красив, добр и интеллигентен. Смотрите, смотрите, смотрите! Ушла публичность - и тебе не с кем смотреть на себя со стороны. И не для чего. Теперь тебе приходиться смотреть внутрь себя, а с непривычки это страшно.
Он, пригорюнившись, подпер правую щеку ладонью и, по-собачьи нежно глядя на Дашу, изрек:
- Или ты сильно поумнела, или я здорово поглупел.
- А что я просто поумнела, ты не допускаешь? Без альтернативы?
- Допускаю, - тоненько и жалобно согласился он.