Цветик закончила работу: высокий куст превратился в изваяние Брэда, но присутствия творца в нем не ощущалось. Тем не менее на удивление точное портретное сходство заставило его на секунду остановиться. Он представил, на что Цветик способна, будь в ее руках глина или камень. Она и впрямь талантлива.
В приемной его встретил мужчина в брюках из шотландки.
— Вы из ФБР? — поинтересовался он. На месте носа у мужчины был клюв, но глаза постоянно мигали, что придавало ему вид скорее забавный, нежели высокомерный.
— Да. — Брэд ответил рукопожатием.
— Джонатан Брайс. Элисон ждет вас, пошли.
Он повел Брэда в глубь территории, где мощные клены раскинули свои ветви над тихой безлюдной лужайкой возле массивного северного крыла главного здания центра, где недавно Брэд общался с Рауди и остальными.
Что за истории, что за тайны, что за навязчивые комплексы скрываются за кирпичными стенами? Здесь царят мир и покой, но как же обитатели центра далеки от буден! Мир душевнобольных. Одаренных.
У него похолодела спина.
— Вы здесь работаете?
— Я медбрат, — ответил Брайс. — В основном лекарствами занимаюсь.
— А я думал, ЦБР лекарств избегает.
— Так оно и есть. Но иногда ничего лучше не придумаешь.
— Словом, вы просто даете их меньше, чем другие.
— Ну да. — Джонатан свернул на боковую дорожку и помахал двум женщинам на скамейке, с откровенным интересом посматривающим на них. Они помахали в ответ и дружно расплылись в широкой улыбке. — Близняшки по линии Большой Медведицы. Это целая история.
— Не сомневаюсь. А почему вы в отличие от других предпочитаете избегать лекарств?
— Представьте, некто сломал ногу. Мы знаем, как срастить кости, а дальше уж тело само о себе позаботится. Но душевное заболевание все еще во многом тайна. — Глаза у него засверкали. — Прежде всего нельзя точно сказать, где кончается дарование и начинается болезнь. Уже это трудность. Но даже когда можно поставить диагноз, например «острый маниакальный психоз», никто не знает, как «срастить кости». Мы понятия не имеем, как восстановить порядок в сознании, не можем зафиксировать место поражения, и все, что остается, — облегчить боль, понимаете?
— Иными словами, вы лечите симптомы, а не болезнь.
— Именно. Образно говоря, даем аспирин, в то время как большинство психиатров прописывает транквилизаторы.
— И для пациентов это лучше.
— Помилуйте. Вы знаете, как действуют эти медикаменты?
— В общем, нет.
— Лекарств против психических заболеваний, вопреки прежним убеждениям, просто не существует. Так называемые чудесные таблетки против психозов вроде «Абилифай» понижают уровень серотонина и допамина в коре головного мозга, что подавляет такие симптомы, как галлюцинации. Но при этом возникает целый ряд сопутствующих эффектов, которые многим пациентам, не всем, заметьте, кажутся непереносимыми.
— Однако самочувствие их остается стабильным. Им лучше.
— Смотря что вы имеете в виду под стабильностью. Да и все индивидуально. Кому-то медикаменты жизнь спасают, кому-то подрывают здоровье. Согласно недавнему масштабному исследованию из полутора тысяч шизофреников только двадцать пять процентов справились с побочными эффектами длительного медикаментозного лечения.
— Что за побочные эффекты?
— Их много, все не перечислишь. Апоплексия, ожирение, проблемы с сердцем, гастрит и другие желудочные заболевания, сексуальная дисфункция, появление волосяного покрова на лице, сыпь, ослабление зрения… — Собеседник Брэда словно медицинский словарь цитировал и не собирался останавливаться. — Но худшее — это возникновение психических нарушений, что случается довольно часто. Токсический психоз, утрата ориентации, галлюцинации, депрессии. Дело в том, что нейролептики подавляют умственную деятельность точно так же, как сон подавляет энергию и активность. Но жить-то надо. Жизнь не проспишь. — Он указал на стеклянную дверь. — Сюда, пожалуйста.
— Благодарю.
— В общем, таблетками мы пользуемся, но осторожно, а так — молимся об иных, лучших возможностях и создаем обстановку, которая позволяет каждому считать себя желанным и особенным. — У самой двери Джонатан остановился. — Вот факт, который никто не может объяснить: в неиндустриальных странах, таких как Индия и Колумбия, за два года полностью избавляются от недуга более шестидесяти процентов страдающих шизофренией. Их исцеляют семья, религия, другие средства, не имеющие отношения к медицине. И никаких медикаментов. В Америке же выздоравливают менее трети, и то при широком использовании психотропных средств. Как вам такая статистика?
— Н-да….
— Она ждет вас в доме. Всего доброго, сэр.
Брэд еще раз поблагодарил его и вошел в небольшой холл, где сейчас никого не было.
Элисон появилась из боковой двери.
— Привет, офицер. — Сегодня на ней было голубое платье, серебряные цепочка и серьги. А также другая прическа — конский хвост на затылке взамен растрепанной гривы. Веселая улыбка. Ангел во плоти на службе больных душ.
— Ну что там? По-моему, сегодня у вас удачный день, верно?
— Думаете? Хотел, чтобы то же можно было сказать о Мелиссе.
— О ком? — Элисон удивленно изогнула брови.
— У девушки, чье тело мы нашли сегодня утром.
— Да-да… Ужас, кошмар. Прошу вас, ничего не говорите Райской Птичке.
— Так она согласилась встретиться со мной?
— Да. Правда, пришлось поднажать. Времени у вас будет столько, сколько она пожелает. У меня, к сожалению, его поменьше, а ведь придется оставаться здесь, пока вы с ней беседуете. Как насчет пятнадцати минут?
— Полчаса.
— О чем конкретно вы собираетесь ее расспрашивать?
— Вы говорили, у нее есть дар.
Элисон задумалась.
— Понимаете, у меня почти не остается ни выбора, ни времени, — проявил настойчивость Брэд.
— Ладно, офицер, — кивнула Элисон. — Полчаса.
Брэд переступил через порог и оказался в комнате с большим окном, автоматом с кока-колой и сандвичами и кушеткой, стоящей перед телевизором с плоским экраном.
Птичка стояла у раковины, глядя, как он закрывает за собой дверь. На ней были те же, слишком короткие для нее, джинсы и парусиновые теннисные туфли. Хлопчатобумажный спортивный свитер висел на ее худенькой невысокой фигурке как на вешалке. Волосы по-прежнему свисали космами — Брэд заподозрил, что так она выглядит каждый день. Не то что замухрышка, но внимания внешности явно не уделяет.
— Привет, Птичка. Рад нашей новой встрече.
— Здравствуйте. — Голос напряженный, нервный.
Какое-то время Брэд простоял неподвижно, стараясь вспомнить то немногое, что знал о ней. В детстве девушка пережила какой-то шок. Развился психоз, хотя Элисон утверждает, что первоначальный диагноз — шизофрения — был неправилен. Может, никаких галлюцинаций и нет, а она на самом деле видит призраков. Правда, сейчас такое предположение кажется смехотворным.
Птичка выглядит просто как больная женщина, которой нужно напоминать, что следует принимать душ.
— Спасибо, что согласились поговорить, — начал Брэд. — Может, присядем?
— Конечно. Садитесь.
Брэд обогнул кушетку и сел. Она не последовала его примеру.
— А вы не хотите сесть?
— Нет, пожалуй.
— Ладно. Вам, наверное, интересно, почему мне захотелось встретиться с вами. — Едва проговорив это, Брэд пожалел. — О нет, надеюсь, вы подумали, будто я считаю, что люди не хотят с вами разговаривать. Просто когда агент ФБР возвращается, чтобы потолковать именно с тобой, это немного нервирует, верно?
— Нет, сэр, все в порядке. Я…
— Зовите меня Брэд. Меня зовут Брэд Рейнз.
Она нерешительно взглянула на него.
— Что ж, пусть будет так. Видите ли, мистер Рейнз, меня не удивляет, что, с вашей с точки зрения, я должна была смутиться, узнав, что вы ищете встречи со мной. Или с кем-нибудь еще в центре. Для большинства людей такие, как мы, вообще не существуют. А нам трудно доверять людям, которым мы не нравимся, — уверена, вы меня поймете.
Брэд удивился, как складно она выражает свои мысли. Немного похоже на Элисон, которая явно была ее наставницей.
— Да, я прекрасно вас понимаю. А вам действительно не по себе?
— Да. Но того, что говорят Андреа и Рауди, я себе не позволю.
— Правда? И что же они говорят?
— Рауди находит вас лицемерным пронырой, старающимся отсечь его дела. А ведь, в конце концов, это он первым предложил свои услуги, и все знают, что получается у него совсем неплохо.
— Что получается?
— Сводить воедино концы, которых большинство вообще не замечает.
«Интересно. Может, надо еще раз поговорить с Рауди?» — подумал Брэд.
— А что Андреа говорит? — произнес он вслух.
Птичка скрестила руки на груди.
— Что вы чертовски привлекательны и единственная причина, по которой вам захотелось встретиться со мной, — желание залезть мне под юбку.
— Что ж, можете передать Андреа, — не удержался от ухмылки Брэд, — что я весьма польщен ее отзывом, но это не поможет ей залезть ко мне в брюки.
И вновь ему захотелось взять назад свои слова, однако, уловив на лице собеседницы подобие улыбки, он успокоился.
— В то же время, если бы я не дал себе зарок держаться от женщин подальше, любая из вас…
— А вот этого не надо, — отрывисто бросила Птичка.
Он растерянно заморгал.
— Замечание насчет Андреа прозвучало забавно, на этом и остановимся. А теперь скажите, пожалуйста, чем я могу быть вам полезна. Сделаю все, что в моих силах.
— Не знаю, что пришло вам голову, но в любом случае вы заблуждаетесь. Я здесь не для того, чтобы со злым умыслом воспользоваться чьим-то умом, телом или духом. Просто стараюсь растопить лед.
Она пристально посмотрела на него, и на мгновение Брэд подумал, а не явились ли ей сейчас призраки.
Он не отвел взгляд. Птичка расцепила наконец руки и присела на мягкую ручку стоящего рядом стула.
— Извините. Обычно я не… — Она неопределенно махнула обмякшей рукой. — Что бы там ни думали, мистер Рейнз, я не похожа на многих из здешних. Не то что это предмет моей гордости. Я не прочь обладать их дарованиями, будь они хоть сто раз шизофрениками. Но дело в том, что я-то не шизофреничка. Да, расстройство у меня есть — биполярное. Полагаю, разница вам известна.
— В общих чертах.
— Биполярное расстройство, или, как его называли раньше, маниакально-депрессивный психоз, — это расстройство сознания. Выражается в острых приступах маниакальных неврозов, сменяющихся обычно продолжительными депрессивными состояниями. Болезнь наследственная. Медикаменты помогают, но лично на меня оказывают самое угнетающее воздействие, так что я избегаю их и сама справляюсь с недугом. У многих так не получается. У меня, к счастью, выходит.
— И слава Богу.
— Да уж. Шизофрения же расстройство мысли. Эта форма психоза обычно становится заметной у людей примерно двадцатилетнего возраста. Считается, шизофрения связана с уровнем допамина и серотонина в головном мозге, но вообще-то никто толком не знает, что тут главное — химический дисбаланс или мозговые рецепторы.
— А вы хорошо подготовлены.
— Я читаю медицинскую литературу. Ученые и врачи блуждают в тумане, вы уж поверьте. Большинство психических заболеваний, в том числе шизофрения, обнаруживают себя в форме маний: например паранойи или мании величия; галлюцинаций — визуальных, слуховых и так далее; иных мыслительных расстройств, связанных с формированием идей в человеческом мозге. Замедленная речь, хаотический поток мыслей, невнятность — что-то в этом роде. Вы меня понимаете?
— Да. — Брэд успел проникнуться к Птичке уважением.
— Шизоаффективное расстройство — это, в основе своей, сочетание умственного расстройства, например биполярного, и шизофрении. Это я просто раскрываю смысл некоторых терминов. У меня умственное расстройство — биполярное, но я не сумасшедшая.
Она соскользнула с ручки стула на подушку сиденья.
— Итак, чем я могу быть полезна?
Сидя на диване, вглядываясь в ее карие глаза, вслушиваясь в четкую речь, Брэд видел совершенно другую женщину по сравнению с той, какой она предстала всего несколько дней назад.
— Сегодня утром мы обнаружили новую жертву. Девушку зовут Мелисса, она всего на два года моложе вас — ей чуть больше двадцати.
Птичка молча смотрела на него.
— Она была мертва. Убийца обескровил ее и предоставил нам найти тело.
— Не очень приятная картина. — Птичка поежилась.
— Согласен.
Она откинулась на спинку стула и скрестила ноги.
— И кто мог пойти на такое? — Взгляд ее затуманился и скользнул в сторону.
У Брэда запершило в горле.
— Раньше мы думали, что убийца как-то связан с Центром Благополучия и Разума, но вроде ничего не вытанцовывается.
— В таком случае почему вы обратились ко мне?
— Честно? Сам до конца не знаю. Просто так мне моя печенка подсказывает. И еще Элисон кое-что на днях говорила. — Брэд скрестил ноги как Птичка. — Не расскажете про свой дар?
— То есть вы хотите сказать, про галлюцинации. — Она пристально посмотрела на него.
— Элисон утверждает, что это не галлюцинации.
— Так то Элисон, ее тут нет. А есть мы с вами. Вы же не будете утверждать, что верите в призраков?
— Нет. Не буду. Но я хорошо знаю, каким сильным бывает воображение и инстинкт. В моем деле компьютер гораздо точнее анализировал бы и раскрывал суть улик, если бы человеческие исчисления не были важнее. Инстинкт. Печенка. Я не верю в призраков, но верю в то, что некоторые люди наделены исключительной способностью восприятия.
— Латентное торможение, — кивнула она.
— Иными словами…
— Почему вы боитесь женщин?
— Виноват…
— У вас на пальце нет кольца.
— Так я не женат, но…
— Вы очень следите за прической и ногтями.
Он автоматически посмотрел на свои пальцы.
— На вас те же брюки, что и во вторник, а в квартире ни пылинки. Если бы вы могли заставить себя поверить женщине, вы пустили бы ее в свой мир, но в нем очень много того, что нуждается в защите. В нем слишком много порядка и комфорта. Диван ваш обит алой тканью, окно позади вас открыто в иной мир, и если вы домчитесь до него со скоростью сто пятьдесят километров в час, окажетесь в астрале вместе с ангелами, а они предложат вам чашку чаю перед встречей с Раушем.
— С Раушем?
— Да.
Они замолчали и отвернулись друг от друга. Брэд даже представить не мог, что это за мифологическое существо — Рауш. Впрочем, это и не имеет значения.
— Черный, — возразил он. — Мой диван обит черным бархатом.
— Извините, — покраснела Птичка. — Насчет дивана у меня просто вырвалось. Я не собиралась говорить об этом вслух.
«Но насчет остального, — подумал Брэд, — все правильно. И теперь она просто пользуется моей заминкой, чтобы уточнить детали».
— А в остальном я почти не ошиблась, — заговорила Птичка. — Хотите знать, откуда я все узнала?
— Пожалуй.
— От призраков.
— Вы… — Он покосился налево, куда Птичка только что глянула. — Вы видите призраков?
— Не сейчас. Хотя один из них действительно прошел мимо окна три минуты назад. Впрочем, все это только мое воображение.
— Выходит… Ничего не понимаю. Может, просветите?
— Время от времени благодаря латентному торможению в моем воображении возникают «призраки». — Она показала кавычки пальцами. — Сознание большинства людей подавляет внешние раздражители — виды, звуки, запахи, идеи, ощущения. Оно сосредоточено только на том, что полагает в данным момент критически важным. То есть действует как фильтр. Латентное торможение — это перцепционный фильтр сознания.
— А низкий уровень торможения, или, как вы говорите, латентное торможение, — сбой в работе фильтра?
— Творческие люди — художники, писатели и так далее — часто видят больше других. И не все из того, что они видят, — реальность. Я смотрю на вас и вижу многое, что другие с первого взгляда пропускают. Я смотрю в окно и вижу другую вселенную. Кое-что из того, что я вижу, вымышлено, кое-что реально. Элисон считает, высокий уровень развития позволяет людям с ослабленным латентным торможением эффективно перерабатывать внешние раздражители. Но при отсутствии такого уровня поток мыслей и чувств может оказывать негативное воздействие.
— И тогда окно открывается в другую вселенную…
— Что-то в этом роде.
— А как насчет призрака, которого вы видели несколько минут назад?
— Но ведь были случаи, когда, как мне кажется, я и правда их видела.
— Тем не менее полной уверенности у вас нет, — заметил Брэд. — А со стороны подлинную галлюцинацию отличить от реальности невозможно.
— Нет, тут другое, — произнесла она негромко, словно опасаясь нарушить нечто вроде хрупкого равновесия, установившегося в комнате. — У меня галлюцинаций нет.
Независимо от состояния ее психики Райская Птичка несомненно блестящая личность. Бог нашел нужным поместить в эту слабую оболочку такой ум, что Брэд испытывал нечто близкое к благоговению.
— Что сказать… — пожал он плечами. — Вы совсем не такая, какой я вас представлял.
— Н — да… А кого вы ожидали увидеть — безумного маньяка?
— Нет. — Брэд скрыл смущение за сдержанным смешком. — А вы кого ожидали — монстра?
Она улыбнулась, и Брэд отметил ее безупречно белые зубы.
— И все же, мистер Рейнз, на что вы рассчитывали?
— Не знаю. Начать с того, что не ожидал встретить человека со столь хорошо поставленной речью. Насколько я понимаю, вы пишете романы?
— Да, написала несколько. Но они никуда не годятся.
— С чего вы взяли?
— Даже если они чего-то и стоят, это мой мир, только мой. И границы не пересечь никогда. Я не могу писать, когда принимаю лекарства.
— Элисон говорила, у вас агорафобия?
— Это правда. — У нее сжались губы, и она принялась рассеянно покусывать ноготь.
— Вы никогда не покидаете центр?
— Нет.
«О фобиях своих говорить ей, судя по всему, не хочется. Это может стать серьезным препятствием для предполагаемой помощи с ее стороны», — размышлял Брэд.
— Что-нибудь еще? Какие-нибудь страхи, проблемы?
— Ну вот, теперь вы заговорили, как мозгокоп какой-нибудь.
— Я не хотел…
— Я могу вам доверять? — перебила она.
— Конечно, вы можете мне доверять.
— Видите ли, когда однажды я услышала, что могу доверять им, и открыла дверь, мне сунули в рот дуло пистолета, — без выражения произнесла Птичка.
— В таком случае не доверяйте мне.
Глаза у нее затуманились, девушка отвернулась к окну.
— Только пистолет я и запомнила, больше ничего. Мой отец был убежденный пресвитерианец. Богач, эксцентрик. Он был убежден, что все мы сговорились украсть у него деньги и отдать их дьяволу. Он страдал параноидальной шизофренией. — У нее задрожали руки.
— Я… мне очень жаль.
— Продержав месяц взаперти, он пытался убить меня. Он убил мою мать и моего брата. Думал, что и меня убил. А потом покончил с собой. — В глазах у нее сверкнули слезы. — Но моя старшая сестра Энджи к тому времени уехала из дома, так что ее этот кошмар не коснулся. Она живет в Боулдере и по возможности навещает меня. Она знает, что отсюда мне не выйти.
История настолько потрясла Брэда, что он не находил ответных слов. Только повторил едва слышно:
— Мне очень жаль.
— Чего уж там. Живу, и ладно. Просто вспомнилось: кто-то стучит в дверь и просит открыть. Умоляет открыть, потому что любит меня. Затем — пистолет, и все. Остальное знаю по рассказам.
— Мне ужасно жаль, Птичка.
— Вы спросили, испытываю ли я страхи. Ответ: да, испытываю. Мнемофобия. Страх перед воспоминаниями. Вроде бы я не могу вспомнить дурное. — Ее мягкие карие глаза вновь наполнились слезами, но там и остались, по щекам не потекли. — Я испытываю чувства, я знаю, что случилось нечто ужасное, но что именно, вспомнить не могу.
— Может, оно и к лучшему.
— Может быть.
— А то, что случилось уже здесь, помните?
— Да.
Брэд ощутил странное волнение. Не за тем он приехал сюда, чтобы уйти с разбитым сердцем. Но глядя на Птичку, утонувшую в своем страшном прошлом, ему захотелось броситься к ней, обнять, сказать, что с ним ей будет покойно.
Если бы не две фобии, Птичка скорее всего давно могла бы оставить центр. Кто знает, где бы она в таком случае оказалась. Может, вышла бы замуж, нарожала детей. Или работала на Уолл-стрит, а то и в ФБР — способности у нее выше среднего. А уникальное чутье Птички могло бы сослужить бесценную службу при любом расследовании.
Увы, болезнь не позволяла ей воспринимать его адекватно. Коль скоро есть возможность, что это Брэд стоит за дверью с проклятым пистолетом, она не может ему доверять. Если только он не разоружится и не отдаст ей пистолет.
— Когда-то, — заговорил Брэд, — я был влюблен в девушку. Ее звали Руби. Она была красива. Темные волосы, как у вас, и рост приблизительно такой же. Невысокая, но вся, знаете ли, настоящий сгусток энергии. Мы играли в университетской теннисной команде. Но Руби казалось, что она недостаточно хороша собой, и она убила себя. Мне кажется, я так и не смог оправиться от этого несчастья. И кроме вас, говорил о нем лишь еще одному человеку. — Брэд пристально смотрел на собеседницу, не вполне осознавая, что сделал это признание.
— Как вам кажется, я красивая?
Брэд ожидал чего угодно, только не этого, однако сразу понял ход ее мысли. Самоубийство, смерть, болезнь сердца — со всем этим она была более чем знакома и все отметала, как отметала страшные воспоминания. Потому что иначе не выжить. А взамен сосредоточилась на том, что он утратил красивую женщину.
Не дождавшись ответа, Птичка продолжила:
— Стало быть, нет. Ничего страшного. У меня ведь нет ни малейшего представления о красоте. Все, что мне известно, так это что я могу жить только здесь. Это мой дом. От меня отказался собственный отец, и мир отвергает таких, как я. Я не знаю, что такое быть красивой, не знаю, какую покупать одежду, не знаю, как сделать так, чтобы от меня не пахло.
Эти слова поразили Брэда. Только трудно было понять, чего в его чувствах к ней было больше — сострадания или уважения.
— Вряд ли вы осознаете, что представляют собой женщины за стенами этого заведения, ведь ваше заточение длится так долго, — вымолвил наконец он. — Не все так, как говорят.
— А вам, должно быть, больно, — негромко проговорила она.
Неожиданно ему стало трудно дышать. Тон такой, будто она все понимает, и от этого у него даже волосы на голове зашевелились.
— Вы все еще не можете понять, как это она могла убить себя, если вы сделали ее жизнь стоящей того, чтобы жить.
Брэд почувствовал, словно ему нанесли удар в солнечное сплетение. В горле запершило, и он отвернулся, стремясь подавить тоску, нахлынувшую под воздействием ее слов.
— Ничего, — выдохнула Птичка, — я тоже борюсь со своим эго.
Она замолчала, а Брэд почувствовал: хотела Птичка или нет, но они стали близки. У обоих одинаковый страшный секрет. В каком-то смысле они родные по духу, как бы дико это ни звучало.
Брэд отогнал это чувство, встряхнулся и произнес с вежливой улыбкой:
— В каком-то смысле все мы такие. Жизнь может обернуться адом.
Она не ответила, но и не отвернулась, упрямо продолжая смотреть на него. Брэд заставил себя вспомнить, что привело его сюда. Убийца на свободе, и надо его остановить, а не копаться в собственном прошлом.
Он откашлялся.
— Вы можете выручить меня. Честно говоря, до последней минуты я и сам толком не понимал, зачем иду сюда. Мы исчерпали все версии. Если убийцу не удастся остановить, погибнут еще несколько женщин. Но теперь, после разговора с вами, у меня появилась надежда, что вы сможете помочь спасти им жизнь.
— Вы пытаетесь манипулировать мной. Но если вы так ставите вопрос, как я могу отказаться?
— Я не… «Манипулировать» — слишком сильное слово. А вы что бы сделали на моем месте? На кону жизнь девушек.
— Сомневаюсь, что могу быть чем-то полезна. Человек вы на вид умный — зачем я вам?
— Затем, что вы, быть может, умнее, чем думаете. Это и привело нас сюда. Я чувствую, что гоняюсь за призраком, а вы видите призраков.
— Ладно, — кивнула Птичка. — Итак, что я могу сделать?
— Элисон говорит, вы видите нечто связанное с мертвыми. А у нас труп на руках.
Тяжело дыша, она смотрела на свои руки.
— Бывает, люди здесь умирают, те, что постарше. И действительно пару раз я что-то видела. По-моему, то, что они видели перед самым концом.
Как ни дико, но Брэду пришел на память отчет о сходном психическом феномене — в нем говорилось о способности человека каким-то образом проникать в последние воспоминания, сосредоточенные в мозге покойника. Тогда он отмахнулся от этих бумаг как от чепухи.
— Призраки… — пробормотал Брэд.
— Но мне надо быть там же, где они. — Птичка задумчиво посмотрела на него. — В том же помещении. Мне надо притронуться к ним.
— Не сомневайтесь, — кивнул Брэд, — я буду вас сопровождать лично и…
Она встала, побледнев.
— Нет! Нет, я не могу уйти отсюда.
Он тоже инстинктивно вскочил на ноги и подошел поближе, протягивая ей руки. Но она метнулась влево и, словно испуганный кролик, поспешно обогнула стул.
— Можно опустить шторы. Вы даже не узнаете…
— Нет. Исключено. — Она посмотрела в окно. — Вы не понимаете, я не могу выходить за ворота.
Кровь отхлынула у нее от лица; теперь и впрямь перед Брэдом был призрак. Она рванулась к двери и с грохотом захлопнула ее за собой.
Брэд стряхнул с себя оцепенение, перешагнул через стул и распахнул дверь, успев заметить, как она стремительно поворачивает в коридор.
Элисон с улыбкой поднялась со стула.
«Она всегда улыбается», — отметил Брэд.
— Ну что, вроде все хорошо прошло? — то ли спросила, то ли констатировала она. — Может, девочка еще передумает?
— Вы так полагаете?
— Нет.