А вот ему два. За что же счастье такое?
Да, счастье — такое оно. Когда не больше и не меньше и все устраивает, радует, грань гармонии и свободы, отрешенности от забот, суеты, лишних мыслей, когда ничего и никого больше не надо.
Обнял ее, руки прикрывшие грудь, своими ладонями накрывая, прижался щекой к ее виску:
— Я люблю тебя…
Давно он не говорил этих слов и лишь раз они были сказаны искренне, той первой женщине, что была в его жизнь, кажется тьму лет назад. Ее он помнил смутно, но помнил как это было, и сейчас ощущение вернулось, такое же робкое и пугливое, но жаждущее познать запрет и овладеть первым в жизни бастионом.
Но сейчас он не спешил, ничего не боялся. Он не хотел покорять, он хотел любить и дарить. Чувствовать каждой клеткой своего организма, своей души — ее клетки, ее душу.
— Ты ослепительно красива, — прошептал, осторожно убирая руки с ее груди, погладил холмики через атлас майки, не настаивая, чтобы она рассталась с ней. Зажмурился, впитывая губами нежность кожи на шее. Вита вздохнула, послушно склоняя голову на бок и подставляя шею, плечо под власть его губ. Этого было достаточно, чтобы он понял, в чем еще имел сомнения — он желанен.
И словно полог упал между миром и двумя влюбленными.
Девочка мягкая и послушная в его руках как воск, неопытная, робкая как школьница и он, кому она доверилась так же просто и без остатка, как дитя матери и отцу.
Он был нежен с ней и бережен, расплавил, растопил осторожно, боясь вспугнуть, лишить ее красоты этого вечера.
Только раз она попыталась робко оттолкнуть его, но лишь вскрикнула и сдалась, дрожала в его объятьях — когда он вошел в нее.
Всю ночь он не отпускал ее от себя, всю ночь ненасытно ласкал и любовался Витой, ее глазами, в которых появилась поволока в момент, когда он брал ее; влажными, припухшими губами, что раскрывались сами навстречу его губам.
И заснул, крепко прижимая ее к себе, одурманенный запахом счастья, что исходил от ее волос.
А майку она так и не позволила снять.
Глава 6
Суббота
Он думал — это блажь, невинная прихоть — не больше.
Но вид характерных шрамов от автоматной очереди через спину, открывшихся ему — приморозил Руслана к постели. Рука так и зависла в желании бережно укрыть девушку одеялом, а остекленевшие глаза смотрели на задравшуюся маечку, по верхней линии которой и проходили старые рубцы.
Он видел такое и без всяких экспертов мог определить — пули прошли навылет. В грудь стреляли, в грудь…
Лиля!
Чечня. 95 год
Очередное задание, плевое. А их взяли как куропаток в силки!
Навел кто-то, не иначе.
— Эй, русс, хады сюда. Рэзать не буду, буду домой мама отпускать!! — гортанно прокричали из-за камней.
— Черт!! — завыл молодой, только прикомандированный к группе Зеленина пацан — Володя. Сжался на камнях, заплакал. — Не хочу умирать. Не хочу!!
Кобра искоса глянул на него и сплюнул в расщелину меж валунами, передернул затвор:
— Хрен им сукам!
— Положат, — отстраненно заметил Носик.
— Всех положат, — равнодушно кинул Улан, вытаскивая запасной рожок у убитого Шалима.
— Э! Русс!! Мамой кланус!…
Кобра дал очередь на звук голоса:
— Пошел на х…!!
— Не трать зря патроны, — посоветовал Руслан.
— Думаете, придут за нами, товарищ старший лейтенант? — с такой мольбой, такой надеждой уставился на него Володя, что у Зеленина мороз по коже пошел. Отвернулся — нечего ему пацану сказать.
— Прибегут! — сплюнул опять в расщелину Кобра, лицо тыльной стороной перчатки оттер. А толку? Жара, а они в полном боевом, как при параде на каменном пяточке, как на сковороде в преисподней, а вокруг только камни да кусты где — нигде внизу. Пара минут, пот снова глаза заливать начнет.
— Сейчас опять пойдут, — прошептал Носик, напряженно вглядываясь в движение за камнями.
— Приготовились, — бросил Зеленин, занимая позицию. Пять минут передышки — считай ничего и целое царство. По камням шалая пуля вжикнула, срезала кожу над бровью.
Твою!!… Только крови в глаза и не хватало! — отер наспех и дал очередь в ответ.
Заклацало так, что головы не поднять. Шквал. Стволов семьдесят их пасут, не меньше. Куда шестерым против такой кодлы?
— Ааааа…. Суки!!….
С матом начал палить Улан, выковыривая пулями из камней жизни духов.
Володя выл, но стрелял, Кобра методично и точно укладывал цели, Носик бубнил что-то под нос и отбрехивался короткими очередями. И вдруг смол, сник, ткнулся в камни и сполз. Рус к нему — поздно, мертв. Глаза открыты, будто видит еще что-то, а во лбу аккуратная дырочка и тонкая полоска крови к брови ползет.
— Твари!! — выдал очередь Зеленин. Последнюю свою гранату достал и за камни. Грохнуло. С минуту еще поогрызались в ответ и опять тихо стало.
— Э, рус, злой такой, да?! Хады сюда, гаварю! — послышалось.
— Чего они тянут? — прошептал Рус, не понимая маневры боевиков. Чего проще убить шестерых? Гранатами закидал и привет. Но нет, тянут, тянут. Загнали их как крыс в угол, в кольцо взяли и давай на «волынке» играть: то бой, то тишина, то «сдавайтесь», то шквальным огнем утюжат.
Улан аккуратно переложил тело убитого товарища на камни рядом с Шалимом, посидел над ним и на Кобру покосился:
— Курить есть?
Тот головой мотнул — час назад последнюю папироску по кругу пустили. Все, теперь хоть уши пухни.
— Нас же не могут бросить, не могут! — запричитал Володя.